Барс продолжал:
– Если в лагере не устроить отхожее место, то бойцы начинают ссать и срать везде. И очень быстро, вы, блядь, не представляете, как быстро, весь лагерь превращается в парк культуры и отдыха после ночи выпускного бала, когда охуевшие выпускники и выпускницы ссут и срут под каждым кустом, а сверху ещё блюют. Нет, они не ебутся. Никто не ебётся на последнем звонке, хотя все мечтают. Все просто нажираются в говно и потом ссут, срут и блюют, а ебаться физически не могут. Но если кто-то всё же ебётся, то в результате получаются вот такие недоноски, такие уроды, как вы. Дети последнего звонка, блядь. Но я вам не позволю повторить ошибки родителей. Вы у меня не будете ни ссать, ни срать где попало, будете только ебаться, и ебаться будете со мной, причём пассивно ебаться, без вариантов.
Говно. Если не выкопать туалетные ямы, то говно будет везде. Вы все будете в говне, хотя вы этого не заметите, потому что вы сами говно. Но заметят насекомые. В том числе ядовитые. Птицы, в том числе хищные и опасные. Бактерии и кишечные палочки. Звери. И даже бармалеи могут унюхать ваше говно. Запомните главное правило человеческой жизни: говно надо прятать! Каждый человек на восемьдесят процентов состоит из говна. Но своё говно надо прятать! Тот, кто не прячет своё говно, тот не может называться человеком. Такой ублюдок может быть только молдаванином. Среди вас есть молдаване?
Молдаван не было. Барс продолжал:
– Где устроить туалет? Это самый важный вопрос при планировании лагеря! Надо изучить розу ветров. Надо устроить туалет так, чтобы ветра выдували миазмы ваших испражнений в сторону от лагеря, а не в лагерь. И надо чтобы туалет находился в максимально защищённом месте, в естественных складках местности и под прикрытием огневых точек, снайперов и пулемётчиков. Туалет должен быть устроен в более безопасном месте, чем штаб, потому что командир боевой части тоже ходит в туалет и он не хочет погибнуть, пока срёт в позе орла, а если ему суждено погибнуть, то лучше пусть его убьют в штабе, над оперативной картой, потому что это красиво и романтично, а не в говне. Потому что только молдаване рады сдохнуть в своём говне, но ваш генерал не молдаванин, и среди вас тоже нет молдаван. Или есть?
Молдаван не было. Барс продолжал:
– И последнее. Сейчас, сразу после того, как мы определим наилучшее место для строительства сортиров, командиры взводов выделят своих лучших людей для копания ям под говно и для прочих фортификационных работ. Не дай Аллах кому-то из вас начать блатовать, прикидываться отказником на зоне и сказать, что вам западло рыть парашный окоп, что, мол, пусть чуханы роют. Во-первых, здесь вам не зона. Здесь хуже. Во-вторых, вы все чуханы, а пахан тут один, это я. Я слышал, что в других отрядах кто-то где-то разводит уголовщину, блатование, вот эту вот дедовщину и кто-то кого-то чмырит. Где-то и с кем-то это прокатывает. Но не со мной. Не у меня в батальоне. Запомните: у меня в батальоне только я могу всех чмырить. Я дед, а вы все духи. Я могу вас даже отпидарасить, но не хочу, потому что я люблю ебать женщин, и, как было сказано вам ранее, я берегу свой хуй, чтобы им ебать ваших жён. И если кто-то из вас откажется рыть яму под говно, или в порядке назначенного дежурства убирать за всеми говно в сортире, или хоть как-то, хоть где-то, хоть в чём-то проявит свою уебанскую гордость, то вот что я сделаю. Я не буду вас убивать. Я мог бы сказать, что я пристрелю вас и скину в эту самую яму, где вас быстро похоронят под говном, и мне за это ничего не будет, всё спишут на боевые потери. Я мог бы не только сказать, но даже и сделать это. Но я не такой добрый. Я злой. Поэтому я сделаю хуже. Я вас уволю. Я отправлю вас обратно с формулировкой о том, что такой-то уебан нарушал дисциплину, не выполнял приказы и не исполнял свои обязанности по контракту. И тогда знаете что? Вы, придурки, наверное, не читали, что написано мелким шрифтом в контракте. А там написано, что при увольнении в связи с неисполнением обязанностей по контракту вы не только лишаетесь права на вознаграждение, но и обязаны возместить все затраты по вашему обучению, проживанию в лагерях и на базах и на транспортировку вас до места командировки и обратно. Приличная сумма, я вам скажу.
Все были ошарашены. И как-то сразу проснулись, что ли. Даже молдаване, если такие среди нас всё же были. А Барс добивал:
– Поймите, педрилы. Вы тут не сражаетесь за Родину. Никакой Родины тут нет. Вас не партия и народ сюда прислали. Вас наняла весьма конкретная коммерческая структура. Она вложила в вас деньги. И каждый рубль посчитан. Вы должны отбить затраты своей работой. Либо сдохнуть, это нормально, это страховой случай. А если вы ебанулись, или зассали, или, не знаю, как-то ещё ебанулись и отказываетесь исполнять всё, что вам поручат делать: копать ямы под говно, убивать детей и беременных женщин, сжигать леса напалмом, сбрасывать на города атомные бомбы, сосать мой хуй, если я вдруг этого захочу, то с вами расторгнут контракт и отправят вас обратно. И вы должны будете возместить фирме убытки. Все убытки. Много убытков. И вы их возместите. Вы будете продавать на органы своих детей, но выплатите всё до копейки. Почему я так в этом уверен? Потому что коллекторами у фирмы работают самые отмороженные бойцы из тех, кого даже в Сирию не пускают – настолько они отмороженные. Потому что быть жестоким к женщинам и детям на войне – это, конечно, хорошо. Но должен же быть и у жестокости какой-то предел. А они беспредельщики.
Надо ли говорить, что Снег отправил «окапываться» меня. Правда, и сам он стоял рядом, долбил эту блядскую смесь песка и камней маленькой гнутой лопатой.
7
Мы устроили лагерь посередине пустыни, в гиблом месте. Обозные машины привезли некоторый минимум строительных материалов, палатки, кухню, дизель-генератор, медпункт и всё такое. Мы построили неплохие сортиры на западной границе лагеря, потому что ветер постоянно дул с востока. Всё остальное было сильно хуже сортиров. Мы жили в армейских палатках на 12 человек, у каждого отделения была своя. Ночью в палатках было холодно, днём душно, и какие-то насекомые, какие-то жуки и скорпионы всё же приползли в лагерь, хотя своё дерьмо мы тщательно прятали. И змеи тоже появились. Кормили плохо. Раз в день полевая кухня варила из концентрата какое-то «горячее»: то ли суп, то ли кашу с мясом, ещё и хуй поймёшь с каким. Остальная еда выдавалась сухпакетами. В пакетах были солёные крекеры и сладкие шоколадные батончики. Уже на третий день задница слипалась от сахара. И если бы у меня не было сахарного диабета, то я бы точно его заполучил. Питьевую воду в бутылках выдавали по норме, три литра в день, и она быстро заканчивалась. С помывкой было ещё хуже. Нам привезли цистерну с водой, которая сразу же протухла. Первое время я пытался обливаться хотя бы такой водой дважды в день, но меня поймал Снег. Он сказал:
– Чечен, ты что, охуел? Это вся наша вода на неделю или, хуй знает, на две. Ты сейчас её на себя выльешь, а мы потом чем будем мыться и кухню мыть? Отставить лить воду! Умылся утром и нахуй от цистерны!
Пришлось подчиниться. Тем более по сути Снег был прав. И вообще, он был не таким уж говнюком, наш взводный. Вспоминая его сейчас, я думаю, что он был даже по-своему хорошим человеком.
Зато чего было много, так это боеприпасов. Ко всему выбранному нами дерьму-оружию нам выдали практически неограниченное количество патронов, гранат, мин и прочей взрывоопасной хуйни. Целые горы ящиков с боеприпасами лежали в «пакгаузах» – палатках, специально выделенных под хранение боеприпасов. Мы должны были отстреливать в день по тонне боеприпасов или что-то вроде этого. В этом и состояла наша задача. Отстреливать боеприпасы. Пристреливать своё оружие. Практиковаться в стрельбе. Кроме того, мы уже выполняли своё первое боевое задание, так как прикрывали собой какое-то «направление», а грохот нашей стрельбы должен был держать бармалеев подальше. Но «боевые» нам не начислялись, и оплата шла по прежнему, тыловому тарифу, как когда мы блаженствовали на базе, что, я считаю, было очень несправедливо.
Скелеты «Тойот Хайс» были приспособлены в качестве мишеней. Мы не только решетили их уже и так худые бока из стрелкового оружия, но и забрасывали минами и гранатами. Это оказалось весело. Ну то есть никаких других развлечений всё равно больше не было. Телефоны отобрали перед выездом. На самом деле половина бойцов всё равно привезли припрятанные гаджеты. Но толку в них было мало. В этом гиблом месте никакая сотовая связь, даже местная, сирийская, не ловила. Или у нас самих глушитель стоял? На планшетах можно было только играть в заранее закачанные игры, слушать музыку, смотреть фильмы и книги, тоже те, что загрузили заранее. Подзаряжать аппараты было можно, дизель-генератор давал электричество. Всё это я перенёс нормально, ещё на базе отвык заходить в социальные сети. Что там можно узнать? Какие-то люди, они живут там, в городах, со своими детьми и кошками, разговаривают о политике и экономике, а о чём могу им рассказать я? О том, как три сотни потных мужчин и несколько некрасивых женщин ждут боевого задания, а пока просто живут, жрут и срут и ещё пердят безостановочно? Вы скажете, что жизнь – она везде одинаковая. Что в городах тоже пердят. Да, пердят. Но только здесь, на войне, в военизированной части, на пороге смерти ты это как-то… ну по-настоящему чувствуешь.
Прошло две недели в лагере, который я для себя назвал «гиблым местом», хотя время показало, что я был не прав и это место было совсем, совсем не гиблым, а вполне нормальным таким местечком, к нему можно было даже привыкнуть, и мы уже начали привыкать, тело начало привыкать к тому, что его не моют, и покрылось уютной защитной корочкой, а еда… что еда, просто жрать надо меньше, ведь человек живёт не для того, чтобы жрать. Но вот мы расстреляли свои пакгаузы, и начальство решило, что пора двигать нас в дело. За две недели у нас образовался один убитый и двое тяжелораненых, из-за неосторожного обращения с оружием, а на самом деле потому, что оружие было дерьмовым. Миномёт разорвало вместе с миной. Оказалось, что раненым и жене убитого выплатят только половину страховки, так как страховой случай произошёл не во время «выполнения специального задания», а «во время подготовки, обучения и отдыха», и об этом тоже было написано мелким шрифтом в контракте, но кто же его читает, этот ёбаный мелкий шрифт.
Это был где-то двадцать второй или двадцать четвёртый день нашей командировки. Я тогда ещё не вёл записей, поэтому могу перепутать точные даты. В общем, мы наконец поехали на войну. Нас включили в штурмовую группу, которой командовали настоящие армейские офицеры. И в группе кроме нас были настоящие армейские подразделения. Какой-то спецназ, или десантники, или мотострелки. Ну и мы, наёмники, «солдаты удачи». Поэтому мы, конечно, шли первой волной штурма, вместе с тяжелой техникой. Ещё были подразделения сирийской армии. Но те вообще встали позади русских, чтобы потом квалифицированно сделать зачистку. В бой они галантно пропускали первыми нас.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65061727&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
