Там было Озеро. И, конечно же, Остров.
Аманда
22 июля 1998 года, 22:00
Остров был идеальным кругом земли посреди озера. Если взглянуть на него с Боут-Бич, то казалось, что он находится в двух шагах, однако требовалось целых полчаса, чтобы добраться туда на лодке, если уж так хотелось заночевать там. Обитателей лагеря саму Мэри, шестнадцатилетнюю сестру Марго, носившую титул «подготовительного вожатого», на Остров в спасательском катере перевозили сразу четверо во главе с Шоном, занимавшим должность распорядителя.
Я чувствовала себя измотанной и утомленной. Такие ночевки больше нравились мне, когда я была еще ребенком. Мы разводили костер, жарили зефир и доставали вожатых угрозами, что отправимся в лагерь вплавь. Как-то летом, когда нам с Марго было по четырнадцать, в три часа ночи к нам в домик завалилась компания мальчишек, которые настаивали пойти купаться голышом. Нас застал вожатый, услышав громкий шепот. На следующее утро мистер Макаллистер пригрозил позвонить нашим родителям и отправить нас всех по домам. Это же надо – какие-то мальчишки пытались куда-то выманить его дочь прямо посреди ночи. Подобное было недопустимо.
Он всегда так говорил, цитатами которых он нахватался в колледже. Постоянно твердил, что он преподаватель английской литературы, а не руководитель колонии для несовершеннолетних. Но потом умер его отец. В возрасте двадцати восьми лет мистер Макаллистер унаследовал лагерь, и ему стало уже не до того. Где-то я слышала, что он собирался его продать, но это было невозможно из-за какого-то трастового фонда. На мой взгляд, это поставило его в тупик.
Тогда и начали отменять ночевки, но потом, похоже, вмешалась мама Марго. Сидение у костра, когда наши тела представляли собой идеальную пищу для комаров, по ее мнению, помогало воспитывать характер. Вдобавок это была местная традиция. Мама Марго вообще была падка на всякого рода традиции. Так что ночевки продолжались, хотя и планировались уже более тщательно.
Совсем другое дело, если во время ночевок вы были вожатым. Хорошо не спать всю ночь, если тебе двенадцать, но ничего хорошего не было в том, чтобы подниматься чуть свет на следующий день и уже в девять утра учить десятилеток парусному спорту. Большинство вожатых всячески старалось избегать подобного. Но после той ночевки у меня была особая причина для волнения – Райан.
Мы разложили подстилки, развели костер, помогли детям перетащить с пляжа свои сумки. Обитательницы лагеря – девчонки по десять-одиннадцать лет – легкомысленно хихикали, когда Марго пыталась заинтересовать их рассказами о движении созвездий. Когда мы попрощались с Шоном, все уселись вокруг гудящего пламени костра – мы подали девчонкам горячий шоколад, а после карманными ножами настругали палочек, на которых можно было печь зефир. Я крутилась вокруг с баллончиком репеллента, обрызгивая каждую присутствующую с ног до головы, чтобы на телах не осталось ни дюйма свободной от спрея кожи.
Все это я совершала механически. Единственное, о чем я думала – Райан, Райан Макаллистер, Райан, Райан, Райан. Мысли о нем так поглотили меня, что я даже назвала Райаном девчушку по имени Клод. Оказалось, что она из тех, кто не просто закатит глаза от подобной ошибки, но громко завопит. Так что я сказала, что просто ошиблась, но имя «Райан» по-прежнему не выходило у меня из головы. Я взглянула сквозь пламя на Марго – та сидела, наигрывая на гитаре какую-то французскую попсу. После этого я приказала себе сосредоточиться, а то, не ровен час, меня спалят.
Марго наверняка не знала, что моя любовь к Райану перешла от просто желания к желанию, которое могло исполниться. Я замечала, как она смотрела на меня, пока я вспоминала о нем. Близок локоть, да не укусишь, Аманда Бин. Ей даже не нужно было произносить это вслух. Мне самой так думалось. И до того лета она была права. Райан никогда не обращал на меня внимания. Я была для него просто еще одной противной подружкой его сестры. Но теперь что-то изменилось. Он смеялся над тем, что я говорю, даже когда в моих словах не было ничего смешного. А когда однажды в субботу вечером мы танцевали в хижине, он положил руку мне на спину и стал поглаживать сквозь ткань, пока у меня не закружилась голова.
И теперь Райан собирался встретиться со мной.
Я еще точно не понимала, чего хочу, но точно знала, что хочу. Хочу ЭТОГО, чем бы оно ни было.
Глава 4. Те, о ком всегда забывают
Лидди
Лидди Макаллистер подождала, пока Райан повесит трубку, прежде чем поставить свой телефон обратно в зарядную рамку.
Она находилась в подвале дома ее родителей и лежала на кровати, в которой часто спал ее отец, если только не удосуживался подняться по лестнице к матери. Мысленно она улыбнулась. Прошлой ночью она обнаружила его тайник, выкурила полкосячка, прежде чем уснуть, а поутру встала, все еще наслаждаясь мягким и приятным шумом в голове.
Никто не знал, где сейчас находилась Лидди. Ей нравилось это чувство и та свобода, которую это чувство давало. Когда она была маленькой, одной из самых младших детей в большой семье, то сильнее всего ненавидела, если ее не замечали. Но потом она повзрослела и осознала силу подобного навыка. Она сознательно взращивала его в себе. Ведь самое интересное слышат именно невидимки. И видят тоже. Если ты – такой «невидимка», то любой может растрепать тебе самое сокровенное, потому что ты для него пустое место, и вроде как никак не сможешь использовать рассказанное в своих интересах.
Например, однажды она пришла в бар, напялив на себя старушечий костюм, который она по дешевке приобрела в комиссионке, и какой-то мужик, подсев к ней, рассказал, что он убийца. Долго растолковывал, что и как он делал, но не назвал ни одного имени: «На всякий случай, – говорил он. – Если я вдруг не тому человеку доверился». И она восхищенно продолжала слушать, хотя наверняка он врал, а потом он спросил, как ее зовут, и она назвалась левым именем. И потом еще целый час после того, как он ушел, она сидела в баре, пытаясь прийти в себя. Уж будьте уверены, она больше никогда не зайдет в эту тошниловку – ведь тот, кто назвался Бобом, проснувшись на следующее утро, может начать ее искать.
Что за странные мысли приходят ей в голову этой ночью.
Она села. В комнате было темно. Окна, упирающиеся в самую землю, были закрыты жалюзи. Когда ее отцу хотелось укрыться от мира, он хотел быть невидимым даже для солнца.
Лидди подумала о разговоре, который она только что услышала. Что за идиоты эти Райан и Кэрри, если они позволяют себе открыто обсуждать свои планы даже после того, как она сама упомянула о возможной прослушке. Но не стоит забывать, что речь идет о самом Райане. Который всегда считал себя непобедимым, словно любой каприз жизни никак не мог его коснуться. Даже когда дела шли из рук вон плохо – вроде как в тот раз, когда Джон Риленс забрал почти все его деньги – он вел себя так, будто все это происходит не с ним, а с кем-то еще. А о том самом случае он иногда даже говорил в третьем лице: «Когда Райана предал Джон». И звучало это, по меньшей мере, странно.
Странной считали и ее саму. С ее стрижкой под мальчика, мужским же прикидом и тем фактом, что она никого не знакомила с теми, с кем встречалась. А когда по телеку начали показывать тот сериал, «Очевидное», большинство и вовсе стало считать ее трансом. Причем поначалу ее принимали за лесбиянку. Но она не была ни тем, ни другим, хотя частенько экспериментировала в сексе. Однако секс был тут ни при чем. Одежда была ее щитом. Вдобавок мужские шмотки были гораздо удобнее женских, к тому же имели множество карманов. Часто Лидди думала, что, если бы другие чаще задумывались о смысле карманов, то наверняка стали бы лучше ее понимать.
Она оделась и почистила зубы в ванной комнате в подвале, не переставая размышлять над тем, чего все-таки собирается добиться Райан. В конце концов, их родители, которые, может, и хотели умереть в один день, вовсе не планировали сделать это в сошедшем с рельсов поезде, хотя отец, по всей видимости, заранее предусмотрел даже подобный исход. Семейный адвокат, Кевин Свифт, сообщил им после похорон, что данные ему отцом инструкции совершенно недвусмысленны – лагерь в первое лето после его смерти будет продолжать работу. После окончания сезона, когда будет упакована последняя сумка, а слезы детей, к которым наконец-то приехали родители, высохнут, можете хоть вслух зачитывать завещание и решать, как поступить дальше.
Сохранить это место или продать его. С этим выбором им и пришлось столкнуться.
Ее отец, конечно, частенько витал в облаках, но мысль о том, что пять человек смогут прийти к единому решению насчет судьбы земельного участка стоимостью в миллионы долларов, даже для него выглядела слишком наивной. Выбор Райана был очевиден. Марго и Мэри тоже. Кейт трудно было читать, но, судя по всему, она придерживалась того же мнения, что и Райан.
А Лидди? Скажем так – она собиралась выждать, чтобы понять, куда ветер дует, а потом уже определяться. А может, она просто впишется в эту колоду джокером, чисто для удовольствия.
Не впервой ведь.
* * *
– Господи, Лидди. Ты напугала меня до смерти.
Лидди хихикнула. Райан прямо подпрыгнул, когда она подкралась к нему на кухне, где он готовил кофе, и тихо произнесла: «Привет». А потом: «Расслабься. Ты всегда так напряжен».
Райан потянул за воротник своей строгой рубашки. Неужели он считал ее подходящей для работы в лагере? Неужели он пытался произвести на кого-то впечатление? А может, это был просто сигнал, который должен дать понять – предстоит деловая встреча?
– Просто голова забита, понятно?
– Понятно.
– Постой-ка… Ты когда приехала?
– Прошлой ночью.
– И спала здесь?
– Ну. И что с того?
– Мы так не договаривались.
Лидди оперлась о старую стойку «Формика». Ее потрескавшиеся края вонзились ей в спину.
– Отстань, это ведь мой дом. Я могу приходить и уходить когда захочу
– Это мы еще посмотрим.
– Ты мне что, угрожаешь?
– Нет.
– А, похоже, будто да. Я-то в курсе, что ты задумал.
Его лицо начала заливать краска. Возникало ощущение, что его душит воротник рубашки, который внезапно стал на пару размеров меньше.
– Как ты только могла… Ты же все-таки подкрадывалась. Что, подслушивала внизу на лестнице?
– Да нет же, неудачничек ты мой. Просто я тебя хорошо знаю. Ты ждешь – не дождешься, чтобы отхватить свою долю из тех миллионов, которые мы получим, когда, наконец, продадим эту землю.
– А ты в курсе, сколько она может стоить?
– Я же не идиотка. Вдобавок вы десять лет подряд только и толкуете об этом.
– И что, тебе не хочется ее продать?
– С этим я пока не определилась.
– Лидди…
– Чего?
– Нам нужно понимать, что мы все в одной лодке.
– Поглядим. Мы же не знаем точно, что сказано в завещании?
Он быстро моргнул – верный признак того, что он нервничал.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не тешь себя надеждами, что все получится так, как ты задумал.
Откровенно говоря, Лидди и сама в глаза не видела завещания, но Райану знать об этом было ни к чему. До чего же весело было смотреть, как он прямо ужом извивается.
– Тебе известно что-то, чего не знаю я?
– Обычно так и бывает.
Двумя быстрыми шагами он подошел к ней вплотную, крепко схватив за руку. От него несло вчерашним перегаром и потом.
– Ай! А ну отпусти!
– Говори, что ты знаешь.
Она понимала, что в первую очередь ей должно было стать страшно, но пока что единственным ее чувством было раздражение. Райан всегда недооценивал ее, а потом злился, когда обнаруживал свою ошибку, словно именно Лидди была виновата в том, что он не мог понять ее сейчас.
– Отпусти, Райан, или ты пожалеешь об этом.
Он горько рассмеялся.
– И кто теперь кому угрожает?
– Я серьезно. Отпусти меня, или…
– Или что?
Он усилил хватку.
– Какого черта, Райан?
Она быстро, изо всех сил впечатала колено ему в пах. В нем было целых шесть футов, а в ней – всего пять и два дюйма, но она посещала уроки самообороны и тысячи раз отрабатывала этот удар на манекене, чем-то смахивавшем на дутого человечка с рекламы «Мишлен». Но ей раньше и в голову не приходило, что подобный приемчик ей придется выдать своему братцу.
Он отпустил ее руку и со стоном упал на пол. Свернулся в позе зародыша, зажав руки между ног. Лицо его посерело, а на лбу выступили капельки пота.
Неужели она так сильно ему врезала? Нет, ерунда. У нее на руке наверняка останутся синяки в том месте, где он схватил ее. Он заслужил то, что получил, тупица.
– Говорить можешь?
– Лед, – прошипел он сквозь зубы. – Принеси мне льда.
– А может, будет полезнее дать тебе в полной мере ощутить, что значит страдать?
– Я уже почувствовал. Господи Иисусе.
Стоя над ним, лежащим на полу, она видела, как жалко он выглядел. Нужно сказать, что в своей обычной жизни она никогда так не поступала.
– Так из-за этого Кэрри тебя и выгнала? За то, что ты избивал ее?
– Я ее и пальцем не трогал. И она меня не выгоняла.
– Ну конечно.
– Лидди, пожалуйста. Мне жаль. Извини, что схватил тебя. Это ни в какие ворота не лезет, черт его знает, что вдруг на меня нашло. Но, пожалуйста, принеси немного льда.
– Ладно.
Лидди подошла к пожелтевшему холодильнику. На нем все еще было полно наклеек и магнитиков – артефактов детства. Глупые снимки из «Крафт Шопс». Их старые фотографии. Даже древний список покупок, составленный ее отцом: «Настоящие овощи!» – что бы ни это ни значило. Не хватало только одной фотографии, на которой была запечатлена вся их семья. Наверняка где-нибудь валялась еще одна, но она, хоть убей, не могла вспомнить, где она могла ее видеть.
Она открыла морозильник и достала пластиковый поддон. Ванночки были заполнены лишь наполовину, ну да ладно, и так сойдет. Она вытряхнула содержимое на полотенце, собственноручно сшитое ее матерью много лет назад – кусочек радуги, который всегда выделялся в этой обшарпанной кухне. Почему-то, когда она заворачивала лед, ее охватила ностальгия. Не по матери, но по тем временам, когда все они были детьми, и когда еще существовала надежда на то, что они вновь станут счастливой семьей.
– На, – сказала она, протягивая ему сверток. – Тебе же это было нужно?
Глава 5. Предпоследний поворот
Марго
