Возможно, человеком, который лучше всего выразил бесстрашие Кореи, ее амбиции и нескончаемую дерзость, был музыкальный магнат Пак Чин Ён (глава звукозаписывающего лейбла JYP). Когда западные музыкальные продюсеры спросили, откуда он, то получили загадочный ответ: «Я из будущего».[5 - Jeff Yang, «Future Pop», Upstart Business Journal, March 27, 2008, http://upstart.bizjournals.com/executives/features/2008/03/27/Music-Impresario-Jin-Young-Park.html?page=all.]
Добро пожаловать в Корею. Добро пожаловать в будущее.
– 1 —
До того, как стать крутой
Моя семья переехала в Корею в 1985 году. На тот момент она все еще оставалась развивающейся страной. Единственным смягчающим обстоятельством было то, что мы стали жить не просто в Каннам, а в квартале Апкучжон – самом элитном районе, и в Hyundai Apartments – самом элитном жилье. Мы за это не платили благодаря рабочему контракту моего отца. Он получил пособие от корейского правительства, которое отчаянно пыталось прекратить «утечку мозгов», начавшуюся после войны в Корее в 1950-х годах. В те дни любой, кто имел хоть какое-то мужество, бежали в США для учебы в аспирантуре. Несколько глупо, но корейское правительство позаботилось о том, чтобы выдавать визы на выезд только самым лучшим и умным студентам. Мои родители и все, кто хотел получить докторскую степень в Соединенных Штатах, должны были сдать трудный экзамен. Если вы его провалили, то не могли покинуть страну, независимо от того, дало ли вам посольство США разрешение на въезд.
По непонятной причине корейские лидеры были уверены, что такие люди, как мои родители, захотят вернуться в разрушенную и коррумпированную Корею после того, как получат американские дипломы. Они не ожидали, что для многих из этих студентов Соединенные Штаты станут родным домом.
Таким образом, в 70-х и 80-х годах прошлого века корейскому правительству пришлось заманивать обратно таких людей, как мой отец, который работал экономистом. Им обещали хорошие должности, любые средства и возможности для научных исследований, бесплатные квартиры, прислугу и шоферов. Однако, по большей части, переезд моей семьи в Южную Корею прошел не так, как ожидалось.
Например, как и обещали, нам нашли горничную. Но она никогда раньше не видела пылесос и так боялась его шума, что просто отказалась им пользоваться.
Южная Корея, которая позже стала центром передовых технологий, на тот момент еще не возникла. The Hyundai Apartments были самыми роскошными в городе, но по факту они представляли собой сотни одинаковых зданий бежевого цвета. Вид из окна был однообразным, напоминал типичные городские пейзажи стран Восточного блока[6 - Просоветские страны Центральной и Восточной Европы, Восточной и Юго-Восточной Азии во главе с СССР.].
Лифт часто ломался, и мне приходилось пешком подниматься в нашу квартиру на десятом этаже. Весьма частым явлением были перебои с водой. А иногда ее просто отключали.
Корейские технологии в те времена были просто ужасны. Тот факт, что мир напрочь забыл об этом, лишний раз показывает, насколько успешной оказалась национальная стратегия Кореи в области ребрендинга. Среди эмигрантов корейская компания электроники Samsung называлась Samsuck[7 - «Suck» переводится с английского, как «отстой».]. Я держалась на расстоянии, когда использовала их микроволновую печь, боялась, что она излучает радиацию.
Переезд из Соединенных Штатов в страны третьего мира предполагал отказ от многих удобств. И только перебравшись из уютного американского пригорода в бедный, мрачный город, я вряд ли смогла бы оценить простые уличные прогулки.
Моя мать запрещала мне и сестрам есть уличную еду, но мы все равно ее ели. Например, жареные каштаны и сладкий картофель. Их готовили в большой жестяной банке с пробитыми дырками в крышке и куском угля внутри. Даже сейчас запах обожженного сахара заставляет меня думать о печенье бобки, сделанном из карамелизированного сахара и пищевой соды. Его продавали на улице пожилые дамы с короткими, туго завитыми волосами.
Я бы не сказала, что это вкусное печенье: использованная в нем пищевая сода горчила, а рот стягивало от того, как сильно она вязала.
Но, думаю, вкусовой шок составлял лишь половину удовольствия. Весьма интересно было следить за его приготовлением. Это все равно как наблюдать за кузнецом, который делает пули, или наркодилером, который варит героин.
Женщины расплавляли белую порошкообразную смесь в металлическом ковше, который нагревался от огромного куска горящего угля. Порошок превращался в жидкую карамель, которая сильно пенилась и становилась коричневой. Ее выливали в плоскую круглую форму с каким-нибудь выдавленным узором в центре – птичкой или звездой, а когда она затвердевала, мы брали тонкую, как бумага, пластину (вафлю или бисквит) прямо из формы и ели, пока она еще оставалась горячей. По необъяснимой причине было очень важно сохранить целостность рисунка в середине печенья: если он ломался, то сразу слышались стоны разочарования. В последние годы женщины, торгующие печеньем бобки, почти пропали с улиц.
В Сеуле, конечно, были супермаркеты, но в те времена уличные торговцы, палатки которых были раскиданы по всему городу, играли гораздо более заметную роль. Мне это нравилось. Мне представлялось, будто я живу в средневековом городе, или по крайней мере в моих фантазиях о средневековом городе в стиле Монти Пайтона, особенно при виде палаток, в которых продавали жареные личинки шелкопряда. В моей голове такое никогда не укладывалось.
Каждое лето одна женщина ставила батут на заброшенном участке возле нашего дома, и за двести вон (это примерно пятнадцать центов) можно было прыгать на нем в течение получаса. Она весь день стояла возле батута, так как была его единственным владельцем и работником. Такие виды мелких развлечений, как этот батут, продлевали наше драгоценное и беззаботное детство. Я не встречала подобного в Соединенных Штатах. Там дети начинали зависать в торговом центре и вести себя как подростки уже с девяти или десяти лет.
Детская дружба и преданность в Корее выражалась физически.
Даже для самых платонических друзей одного пола было типично держаться за руки во время прогулки или обнимать друг друга за талию.
Мои знакомые были удивлены, что так принято не везде. Когда мы учились в шестом классе, один из одноклассников спросил меня:
«Правда ли, что в Америке люди называют тебя «гомиком», если ты держишься за руки со своими друзьями?» Я была вынужден признать, что это правда.
Я нечасто была свидетелем такого рода физических норм среди друзей, за исключением, возможно, арабского мира. Но, по мере того как Южная Корея становилась богаче, я все реже и реже наблюдала, как дети одного пола держались за руки. У меня нет для этого хорошего объяснения, кроме простых банальностей, таких как «богатство разрушает близость». Или просто дети стали слишком крутыми, чтобы таким способом демонстрировать свои чувства.
Метафорой «мадленка Пруста» обозначают предмет, вкус или запах, которые вызывают волну воспоминаний. Так вот моя настоящая «мадленка» – это нафталин. Запах нафталина всегда заставляет меня думать о сеульских туалетах, потому что, когда я приехала в Сеул, нафталиновые шарики висели в общественных туалетах в качестве освежителя воздуха. В настоящее время многие сеульские туалеты электронные и имеют все необходимые устройства для самоочистки, а также сопла, которые разбрызгают воду, промывают и сушат. В некоторых даже есть кнопки, которые можно нажать, чтобы включить музыку. Если вы решили провести в кабинке определенное время, людям не придется слушать посторонние звуки. Унитазы там почище, чем столы в некоторых ресторанах. Но в 1985-м это был караул!
Жители передовых стран могут позволить себе лишний раз не задумываться о переработке отходов. Но для третьей части мира канализация – большая проблема. Для среднего американца туалет – место, откуда можно выйти без моральной травмы. В нем есть вентиляция, которая удаляет запахи. Все последствия жизнедеятельности человека легко смываются. А отбеливатели синего цвета, хранящиеся в отстойнике, спасают пользователей от необходимости видеть настоящий цвет мочи в унитазе. Есть мыло, горячая вода, а также сушилки для рук или бумажные полотенца. Так что человек, выйдя из туалета, может оказаться даже более чистым, чем был, когда входил туда. Туалет должен походить на официанта в хорошем ресторане: если он делает свою работу правильно, никто не заметит, что он вообще есть.
Представьте мое удивление, когда я приехала в Сеул и обнаружила, что большинство туалетов были напольными, и мне приходилось присаживаться на корточки с широко раздвинутыми ногами и писать в дырку. В ней не было никакой воды. Кроме того, часто все это и не смывали.
Так же существовала и ежегодная школьная коллекция какашек.
Да-да, вы не ослышались.
Как и во многих развивающихся странах, некоторые основные медицинские процедуры в Южной Корее проводились в государственных школах. К примеру, школьная медсестра нам всем делала прививки.
Все учащиеся выстраивались в очередь по росту. Медсестра использовала одну и ту же иглу для всех учеников. Она дезинфицировала иглу после каждой инъекции, обжигая ее в пламени свечи.
Аналогичным образом в школах проводились тесты на наличие кишечных паразитов. Учительница раздавала всем белые конверты размером с кредитную карту. Она напоминала нам: «Пожалуйста, подписывайте свой конверт, прежде чем наполнить его, потому что потом вам будет трудно написать на нем свое имя». На следующий день в школе собирали образцы в одну большую сумку.
Иногда у некоторых учеников не было с собой образца, и учитель бил их по голове или по руке. Ученики на это всегда говорили:
«Но мне вчера не хотелось какать, учитель!» Остальные хором смеялись. Предположительно образцы отправляли в какую-то национальную лабораторию для проверки на наличие паразитов, затем лаборатория отправляла таблетки для дегельминтизации больным ученикам.
Не думаю, что в моей школе вообще у кого-нибудь встречались паразиты во время моей учебы, в тот момент они уже не являлись серьезной проблемой. Несмотря на то, что к 1985 году состояние здоровья населения Южной Кореи оставалось далеко не идеальным, оно было гораздо лучше, чем несколько лет назад. Конечно, подобное может показаться несколько тираническим: заставлять миллионы школьников испражняться по команде. Но очевидно, что искоренение болезней работает только в том случае, если абсолютно каждый получает лечение, а не только несколько добровольцев.
Возможно, именно благодаря таким методам Корея избавилась от паразитов и почти всех остальных проблем со здоровьем, которые преследуют слаборазвитые страны.[8 - Результаты были существенными: между 1983 и 2005 годами (на протяжении двадцати двух лет) продолжительность жизни корейцев увеличилась до 60 % для мужчин и 48 % для женщин. S. Yang et al., «Understanding the Rapid Increase in Life Expectancy in South Korea», American Journal of Public Health, May 2010, cited at http://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/20299661.]
В те дни моя средняя школа оказалась «полигоном» для ряда испытаний и образовательных экспериментов, так что она стала хорошим наблюдательным пунктом для отслеживания быстрых изменений, происходящих в Корее.
В нашей школе в одной из первых отменили школьную форму. Ее ассоциировали с тюремной робой периода японского колониального правления, которое продолжалось с 1910 по 1945 год.
Однако на практике либеральный дресс-код имел столько ограничений и запретов, что с таким же успехом эту униформу могли бы ввести вновь. Нам не разрешали носить одежду с корейскими буквами, также не разрешали завивать волосы (хотя, оглядываясь назад, я предполагаю, что нас просто пытались спасти от самих себя). Если у тебя были естественные волнистые волосы, от тебя буквально требовали врачебное заключение, доказывающее это.
Даже Северная Корея проявляла меньший тоталитаризм. Судя по некоторым просочившимся к нам северокорейским постерам из парикмахерских, покойный Ким Чен Ир разрешил перманентную завивку в качестве одной из восемнадцати принятых причесок для женщин. А судя по фотографиям северокорейских правительственных чиновников, такая завивка была почти обязательной для мужчин.
Так же в моей школе в одной из первых приняли совместное обучение после начальной школы. Большинство моих знакомых в Сеуле думали, мне повезло, что я учусь в подобной школе. Но я так точно не думала.
Во-первых, у девочек проходили уроки домоводства, а у мальчиков – инженерные. Я любила домоводство, но нам давали весьма странные задания по предмету. Мой учитель домоводства в восьмом классе говорил нам: «Если хочешь выйти замуж, всегда готовь еду, которую любит твой муж, а не то, что нравится тебе. Естественно, у твоих детей будут те же вкусы, что и у твоего мужа».
Пол все еще влиял на дальнейшую судьбу человека. Начиная с десятого класса, южнокорейские ученики должны были изучать второй иностранный язык в дополнение к английскому. Отличная идея.
Но во многих средних школах только мальчики могли выбрать немецкий, девочкам же предлагался только французский. Мальчикам не разрешалось посещать занятия по французскому языку, а девочкам – по немецкому. И никаких исключений.
Корея сделала гигантские шаги по уравниванию женщин в правах. До 1991 года им не разрешалось возглавлять домашнее хозяйство.
Это означало, что женщины не могли принимать юридических решений от имени своей семьи. В случае развода жена не имела права на равный раздел имущества, а дети автоматически передавались на попечение отца. Но всего два десятилетия спустя в декабре 2012 года Южная Корея избрала свою первую женщину-президента – Пак Кын Хе.
Как национальный менталитет мог так резко измениться за три десятилетия? Дело не только в том, что Корея стала богатой. Богатые нефтью арабские страны плавают в деньгах, но они не достигли значительного социального прогресса. В некоторых случаях они даже регрессировали из-за возрождения исламского фундаментализма. Китай становится пугающе влиятельным на международной финансовой сцене, но огромная численность населения и воюющие этнические фракции затрудняют проводимые правительством быстрые централизованные общенациональные изменения. Но частью плана Кореи с самого начала являлось достижение того, чего многие другие ставшие богатыми страны достичь не в состоянии. Это преобразование изнутри: социальное, культурное, интеллектуальное.
Сработало ли оно? Ну, кое-что определенно изменилось.
Во-первых, появилась ирония.
– 2 —
Рождение иронии
Что такое ирония и как ее найти?
Ирония – особая привилегия богатых стран. Лучших поставщиков иронии следует искать среди самых процветающих и влиятельных в обществе людей, что позволяет им на досуге (если большую часть времени они заняты работой) философствовать. Кроме того, во времена стремительных взлетов и падений, хвастовства и лицемерия и прочих излюбленных сатирой тем, она достигает апогея в своем развитии. Аристофан, возможно, первый в истории сатирик, создавал свои пьесы, когда Афины становились доминирующей силой в регионе. Сервантес писал в разгар военно-морского превосходства Испании. Александр Поуп родился в год, когда Англия победила испанскую армаду. Всегда кто-то борется за богатство, а кто-то – за привилегию насмехаться над присущей богатству избалованностью.
Gangnam Style певца PSY и его следующая песня Gentlemen, появившаяся в 2013 году, провозгласили появление иронии в Южной Корее, отмечая таким образом финальный этап эволюции страны. Если вы считаете, что ирония – не показатель элитного общества, вспомните, как раздражались, когда вас обвиняли в отсутствии таковой.
Американцы говорили мне, что азиаты лишены чувства юмора, а в Европе, где я недавно побывала, точно также утверждали, что это чувство напрочь отсутствует у американцев.
В Южной Корее действительно не было иронии, когда я туда приехала. Если честно, у нас не только ее, но и ни одного ресторана Mcdonald's не было (первый появился только в 1988 году, в Gangnam, конечно). В корейском языке не существовало даже слова для обозначения юмора или пародии, поэтому корейская пресса использовала английское слово «parody» для описания Gangnam Style. Gangnam Style и песня, и клип на нее, полны шуток о нуворишах Южной Кореи.
Например, кажется, что в первом кадре PSY бездельничает на пляже.
Но когда камера отъезжает, выясняется, что он находится в городе на непривлекательной детской площадке. PSY хвастается своим крутым мастерством, когда поет, что может выпить чашку кофе в один глоток, словно речь идет об алкоголе. Таким образом, PSY желает сказать: «Вы, из Каннам, возможно, богаты и пафосны, но ваши исторические корни весьма скромны. Вы – лишь кучка слабаков, прячущих обычные лица под чрезмерным количеством косметики, и, более того, этому городу не помешает «зачистка».
В период, когда я жила в Южной Корее, (в конце 1980-х и начале 1990-х годов) наблюдался резкий подъем в экономическом развитии страны. Я стала свидетелем превращения Сеула из мрачного, критически перенаселенного места, где вся дизайнерская одежда являлась подделкой, в отвечающий мировым стандартам гламурный богатый город, такой, как в клипе певца PSY Gangnam Style. Здесь люди сказочно хорошо одеты, но все еще тусуются в гаражах, потому что Сеул переполнен, и свободного места просто не хватает.
Я посещала начальную и среднюю школу Gu-jung – самую престижную, самую достойную и самую ненавистную школу во всей стране.
Из-за нее и привилегированного положения района мы, ученики, должны были вести себя подобающе нашему статусу. У моего друга, который тоже вырос в районе Апкучжон, был младший брат, который в конце концов пошел в среднюю школу к северу от реки Хан (gangnam переводится как «к югу от реки»). Когда его одноклассники узнали, что он из Апкучжона, они назвали его bujajip, что значит «богатенький ребенок», и каждый день жестоко избивали. Он начал прогуливать занятия и в конце концов перевелся в международную школу.
В 1987 году каждый школьник в Южной Корее делал обязательное пожертвование на строительство дамбы Мира, проект действующего тогда президента Чон Ду Хвана. Предполагалось, что северокорейцы строят дамбу массового уничтожения недалеко от границы между Севером и Югом. Сначала они хотят собрать воду, текущую с севера, а потом, когда мы меньше всего этого ожидаем, воду спустят, и та просто смоет Сеул. Для того и необходима ответная дамба Мира, которая будет построена на юге. Она отошлет воду обратно на север. Простите, если что-то в моих объяснениях не так, я не претендую на роль опытного инженера.
Мы все принесли рекомендованное пожертвование в двести вон.
В тот день учительница нас всех по очереди ударила своей деревянной палкой, перемотанной черной изолентой, со словами «Ты из Каннам».
Эту фразу она часто употребляла и с такой интонацией, как если бы говорила: «Это Спарта». «Если общенациональный минимум двести вон, вы должны принести как минимум тысячу. Неужели вам нужно это объяснять?»
Сложно быть ироничным, когда тебя бьют палкой, перемотанной черной изолентой. Или, когда тебе каждый семестр приходится готовить выступление, чтобы участвовать в школьном конкурсе антикоммунистической речи.
Южная Корея хотела резко увеличить свой ВВП, но ее тревожил растущий разрыв между слоями населения. Живя в самом богатом районе Сеула, я находилась в эпицентре борьбы за идеалы нации.
Каннам был сумасшедшим местом в восьмидесятых и девяностых годах. В моей школе вводили новые правила, пытаясь сделать растущее неравенство доходов разных людей менее заметным.
Ученикам не разрешалось носить часы стоимостью более двадцати тысяч вон или обувь дороже девяти тысяч вон (около пятнадцати и семи долларов, соответственно). Так же не разрешалось приезжать и уезжать домой на частном автомобиле, что стало предметом серьезных споров, поскольку ученики часто задерживались в школе до поздней ночи, и их безопасность вызывала беспокойство.
Корейский закон запрещал частных репетиторов по школьным предметам, под предлогом, что это даст преимущество детям из богатых семей (позже закон отменили). Но большинство учеников моей школы все равно имели их. Периодически проводились тесты, с помощью которых собирали нужную информацию. Там могли быть такие вопросы, как: «Кто из ваших одноклассников получает частное обучение?»
Моя семья не относилась к самым богатым в Каннам. Нам уж точно было далеко до PSY. Она не была и такой богатой, как у одной из моих одноклассниц, которая летом 1989 года летала со своим младшим братом на Гавайи всего на один уик-энд, потому что мальчику захотелось посмотреть премьеру фильма «Бэтмен» (версию с Майклом Китоном). Они просто не пожелали ждать, пока фильм привезут в Корею. Мы также не могли сравниться с девушкой, которая потеряла скрипку за двадцать тысяч долларов и даже не потрудилась поискать ее, потому что родители купили бы ей новую. Тем не менее у моего отца имелся личный шофер. Но это было профессиональной необходимостью, ведь любого корейского чиновника, приехавшего на обеденное собрание на машине, за рулем которой он был сам, высмеивал весь ресторан.
Приобретенное богатство – не так уж весело. Особенно неприятным оно стало для титулованной аристократии Южной Кореи, наблюдающей за тем, как земля буквально ускользает у них из-под ног. Переходя к таким людям, как – я ведь могу быть с вами честной? – моя семья. Мы не сидели и не отпускали сухие, остроумные экзистенциальные комментарии про вульгарных нуворишей, которые появились среди нас и надевали, чтобы сходить на рыбный рынок, норковые шубы. Новая жизнь уже вполне созрела для иронии, но та появилась гораздо позже, после того, как я сдалась Корее и не захотела возвращаться в Америку.
PSY (он же Пак Чже Сан) определенно не был героем Кореи, достойным возглавить ее шокирующее культурное вторжение. Корея предпочла бы видеть в лидерах более традиционную красивую K-pop-группу. Например, такую, как девчачья группа Girls' Generation из девяти человек. Этих суперзвезд в Азии просто обожествляли. Но подобные исполнители на самом деле никогда не пользовались большим спросом на Западе.
Корейцы никак не ожидали, что человек, который выведет Халлю на западную сцену, будет настоящим шутом их музыкального мира. Человеком, который намеренно демонстрирует свои потные волосатые подмышки и фигуру, больше похожую на клубень картошки. Человеком, который отпускает шуточки про пердеж в своих песнях, и чьи сценические костюмы выглядят так, будто их создавали для фокусника из Лас-Вегаса. PSY – это изменение парадигмы в рамках изменения парадигмы. И его жизнь, и ошеломляющее восхождение к славе стали для Кореи воплощением перемен в стране и обществе за последние несколько десятилетий.
У нас с PSY много общего. Мы оба выросли в Каннам, самом богатом и хитром районе Сеула. Мы оба из «хороших» примерных семей. Наши отцы ходили в одну и ту же среднюю школу, наши мамы учились в одном и том же университете. Тем не менее я родилась в Соединенных Штатах и жила в Каннам только начиная с младших классов средней школы, в то время как PSY родился и вырос там. Каждая клетка его тела пропиталась воздухом и водой Каннам. Его семья – магнаты в нескольких поколениях. Они являются одними из старейших представителей «новых денег» Gangnam. Его отец Пак Вон-хо – глава корейской компании DI Corp по производству полупроводников. PSY родился с настоящей серебряной ложкой Gangnam во рту.
Западная пресса часто упоминает, что PSY учился в Бостонском университете и Музыкальном колледже Беркли (хотя не ясно, получил ли он диплом), но мы практически ничего не знаем о его детстве, что удивительно, учитывая, что PSY долгое время был рекордсменом по количеству просмотров на YouTube.
Между тем у корейских СМИ есть много информации о PSY. Так почему ничего из нее не попало в западную прессу? Потому что корейские СМИ не видят смысла освещать детство PSY вне корейского культурного контекста. Они сосредоточили внимание на печально известных плохих отношениях PSY с родителями, особенно с отцом, о которых он упоминал во многих интервью. Ясно, что он очень стыдится этого.
