– Ну как же! – Он отступил и резко взмахнул рукой. – Проваливай! Корчишь из себя чертову королеву? Катись!
Женщина посмотрела на девочку взглядом, призывающим поспешить, и вышла из спальни.
Сван вскочила с кровати. Путаясь в чересчур длинной и просторной ночной рубашке, она поспешила к окну и высунулась наружу. В окнах трейлера миссис Игер горел свет, и девочка решила, что они, наверное, разбудили ее. Сван взглянула вверх и замерла с открытым от восхищения ртом.
Небо заполняли волны движущихся мерцающих звезд. Круги света прокатывались над трейлером сквозь тьму, и желтые вспышки зигзагами устремлялись вверх, к сиянию вокруг луны. Тысячи тысяч светлячков пролетали в вышине, похожие на движущиеся галактики, их дрожащие огоньки образовывали световые цепочки, растянувшиеся с запада на восток, насколько хватало глаз. Где-то в поселке завыла собака, за ней другая, третья, а там и все прочие, обитающие через пятнадцатое шоссе. В трейлерах зажигался свет, люди выходили наружу узнать, что случилось.
– Боже всемогущий, что за шум!
Томми все еще стоял в дверях. Он заорал:
– Да заткнитесь же!
И одним резким глотком опорожнил пивную бутылку. Затем уставился на Сван злобным взглядом помутневших глаз.
– Я рад отделаться от тебя, детка! Поглядите на эту чертову комнатку, на эти цветочки и все это дерьмо! Боже! Это трейлер, а не сад!
Он пнул горшок с геранью. Сван вздрогнула, но не двинулась с места, а, вздернув подбородок, ждала, чтобы он ушел.
– Хочешь кое-что узнать про свою мамочку? – ехидно спросил он. – Хочешь узнать про бар, где она танцевала на столах и давала мужчинам трогать себя за сиськи?
– Молчи, скотина! – закричала женщина.
Томми, вовремя обернувшись, успел перехватить ее руку и отшвырнул прочь.
– Да езжай, Дарлин! Покажи своей девчонке, из чего ты сделана! Расскажи ей про мужчин, через которых ты прошла, и – о да! – расскажи ей про папочку! Расскажи, как ты была под таким кайфом от ЛСД, или сернила, или бог знает чего еще, что даже не запомнила его имя!
Лицо Дарлин Прескотт исказилось от ярости. Когда-то она была хорошенькой, сильные скулы и темно-голубые глаза бросали сексуальный вызов не одному мужчине, но сейчас лицо ее выглядело потасканным и унылым, на лбу и в уголках губ залегли глубокие морщины. Ей было всего лишь тридцать два, но в облегающих джинсах и желтой ковбойке с блестками на плечах она выглядела на все сорок. Она отвернулась от Томми и прошла в «главную спальню» трейлера, стуча по полу ковбойскими сапожками из кожи ящерицы.
– Эй, – сказал Томми, хихикая, – не сбежишь же ты в самом деле!
Сван стала вынимать одежду из ящиков шкафа, но мать вернулась с чемоданом, набитым безвкусно-пестрыми тряпками и обувью, и запихнула в него столько вещей Сван, сколько влезло.
– Мы едем сейчас же, – сказала она дочери. – Пошли.
Девочка задержалась, оглядывая свое зеленое богатство.
«Нет! – подумала она. – Я не могу бросить мои цветы! И мой сад! Кто польет мой сад?»
Дарлин навалилась на крышку чемодана и защелкнула его. Потом взяла Сван за руку и повернулась, чтобы уйти. Девочка успела только схватить куклу, лохматого Коржика, и мать выволокла ее из комнатки.
Томми шел за ними с очередной бутылкой пива в руке.
– А, все же едете! Завтра вечером ты вернешься, Дарлин! Вот увидишь!
– Жди, как же! – ответила она и толкнула дверь.
Снаружи, в душной ночи, со всех сторон наплывал собачий вой. Полосатые знамена света пробегали по небу. Дарлин взглянула на них, но это не задержало ее на пути к ярко-красному «камаро», припаркованному на дороге позади грузового пикапа Томми. Она швырнула чемодан на заднее сиденье и села за руль. Сван, все еще в ночной рубашке, заняла пассажирское место.
– Мерзавец! – выдохнула Дарлин, пока возилась с ключами. – Ноги моей здесь не будет!
– Эй! А ну погляди! – закричал Томми.
Сван обернулась.
Она с ужасом увидела, что он приплясывает в ее садике, острыми носками ботинок разбрасывая землю, топча каблуками цветы. Она прижала руки к ушам, потому что слышала предсмертные стоны растений, похожие на звук, с которым рвутся чересчур туго натянутые струны гитары. Томми ухмылялся и дурашливо подпрыгивал, потом сорвал с головы кепку и подбросил ее в воздух. Ярость внутри Сван раскалилась добела, и она пожелала, чтобы дядя Томми умер в наказание за то, что уничтожил ее садик. Но потом вспышка гнева прошла, осталась только резь в животе. Девочка ясно увидела Томми таким, каким он был: жирный лысеющий дурак. Все его богатство составляли разбитый трейлер и тягач. Здесь он состарится и помрет и не позволит себе никого полюбить – потому что, как и ее мать, боится слишком близко сходиться с людьми. Все это она увидела и осознала за секунду. Она поняла, что, с каким бы наслаждением он ни уничтожал ее садик, закончится все как всегда: он будет на коленках мучиться в ванной над унитазом, а когда его стошнит, он уснет одиноким и проснется одиноким. А она всегда сможет вырастить еще один садик, и вырастит его – там, куда они приедут в этот раз, где бы это ни было.
– Дядя Томми?
Он перестал паясничать и скривился от злобы.
– Я прощаю тебя, – мягко сказала Сван.
Мужчина уставился на нее, как будто она ударила его по лицу.
Дарлин Прескотт закричала:
– Да пропади ты, скотина!
И мотор «камаро» загрохотал, как артиллерийское орудие.
Дарлин вдавила ногой акселератор, оставляя тридцатифутовые следы стертой резины, пока колеса не подхватили обороты мотора, и со скоростью ракеты навсегда покинула трейлерный поселок на пятнадцатом шоссе.
– Куда мы едем? – когда прекратился визг шин, спросила Сван, крепко прижимая Коржика к себе.
– Думаю, найдем какой-нибудь мотель и переночуем там. А утром съезжу в бар и попытаюсь выжать сколько-нибудь денег из Фрэнки. – Мать пожала плечами. – Может, он даст мне полсотни долларов. Может быть.
– Ты собираешься вернуться к дяде Томми?
– Нет, – твердо сказала Дарлин. – С ним покончено. Самый ничтожный человек, какого я когда-либо знала. Клянусь Богом, не понимаю, что я когда-то в нем нашла?
Сван вспомнила: мать говорила то же самое про дядю Рика и дядю Алекса. Она задумалась, пытаясь решить, спросить или нет, а потом сделала глубокий вдох и произнесла:
– А это правда, мама? Что Томми сказал, будто на самом деле ты не знаешь, кто мой отец?
– Не повторяй глупости, – раздраженно ответила Дарлин, сосредоточенно глядя на длинную ленту дороги. – Выбрось эту чушь из головы, юная леди! Я тебе сто раз говорила: твой отец – рок-звезда. У него светлые кудри и голубые, как у тебя, глаза. Голубые глаза ангела, сброшенного на землю. А может ли он играть на гитаре и петь? Может ли птица летать? Бог мой, да! Я не один раз говорила тебе, что, как только он разведется с женой, мы станем вместе жить в Голливуде. Разве это пустяки? Ты и я – в том клубе на бульваре Сансет?
– Да, мам, – равнодушно ответила Сван.
Девочка уже слышала эту историю. Все, чего ей хотелось, – жить на одном месте дольше четырех-пяти месяцев, чтобы можно было завести друзей, не боясь их потерять, и ходить весь год в одну школу. Поскольку друзей у нее не было, энергию и внимание она перенесла на цветы и растения и часами занималась созданием садиков на грубой почве трейлерных стоянок, наемного жилья и дешевых мотелей.
– Давай найдем какую-нибудь музыку, – предложила Дарлин.
Она включила радио, и из динамиков понесся рок-н-ролл. Звуки были такие громкие, что Дарлин не пришлось терзаться из-за лжи, которую она не впервые преподносила дочери. На самом деле она знала только, что отец Сван был высоким симпатичным блондином, у которого посреди акта порвалась резинка. В то время это не имело никакого значения: вечеринка шла вовсю, и в соседней комнате все стояли на ушах, а Дарлин и ее красавчик торчали на смеси ЛСД, «ангельской пыли» и «колес». Это случилось девять лет назад, когда она жила в Лас-Вегасе и работала с карточными шулерами. С тех пор они со Сван кочевали по всему Западу. Дарлин сопровождала мужчин, которые обещали радость хоть на время, или, когда удавалось найти место, нанималась танцовщицей в барах.
Теперь, однако, она не знала, куда ехать. Томми ей надоел, но внушал страх. Он был слишком дурной, слишком подлый. Вполне вероятно, он мог найти их через день-другой, если не убраться подальше. Фрэнки из салуна «Жаркий полдень», где она танцевала, мог дать ей небольшой аванс под следующий чек, но что потом?
«Домой», – подумала она.
Домом была маленькая точка на карте под названием Блейкмен на севере Роулинса в северо-западной части штата Канзас. Дарлин сбежала оттуда, когда ей было шестнадцать, после того как ее мать умерла от рака, а отец помешался на религии. Она думала, что старик ее ненавидит, и поэтому удрала. Интересно, на что теперь похож дом? Она представила, как у отца отвалится челюсть, когда он узнает, что у него есть внучка.
«К черту, нет! Я не могу вернуться туда».
Но она уже рассчитала маршрут, которым следовало ехать, реши она попасть в Блейкмен: на север по сто тридцать пятому до Салины, на запад, через бескрайние кукурузные и пшеничные поля, по семидесятой федеральной и опять на север по прямой как стрела проселочной дороге. Деньги на бензин она может взять у Фрэнки.
– Ты бы хотела отправиться с утра в путешествие? – спросила Дарлин.
– Куда? – Сван крепче прижала к себе Коржика.
– А куда-нибудь. Есть такой маленький городок под названием Блейкмен. Не слишком далеко, как мне показалось в последний раз. Может, нам удастся съездить туда и отдохнуть несколько дней. Давай подумаем вместе.
Девочка пожала плечами:
– Наверное. – Ей было все равно, куда ехать.
Дарлин приглушила радио и одной рукой обняла дочь. Поглядев наверх, она решила, что увидела на небе мерцание, но оно пропало. Она сжала плечо Сван.
– Мы одни против всего мира, – сказала она. – Ты и я. И знаешь что? Будет и на нашей улице праздник – если не складывать лапки.
Сван посмотрела на мать, и ей очень захотелось поверить.
«Камаро» продолжал двигаться в ночь по прямому шоссе, а в небесах под облаками, в сотнях футов над головами странников, соединялись живые цепочки светящихся фонариков.
Глава 5
Рыцарь короля
В шестидесяти милях к северо-западу от водопада Айдахо, на высоте одиннадцать тысяч футов над уровнем моря «форд-роумер», выкрашенный в серый металлик, взбирался по узкой извилистой дороге к вершине горы Голубой Купол. По обеим сторонам трассы к суровым скалам льнули густые сосновые леса. Фары высверливали дыры в спустившемся тумане, огоньки панели управления освещали зеленым светом усталое лицо человека средних лет, сидевшего за рулем. Рядом с ним на откинутом кресле спала его жена с картой Айдахо, развернутой на коленях.
На следующем длинном повороте свет фар уперся в придорожный щит. Люминесцентная оранжевая надпись гласила: «Частная собственность. Нарушитель будет застрелен».
Фил Кронингер сбавил скорость, но, будучи обладателем пластиковой карточки, запаянной в бумажник, не остановился и поехал вперед по горной местности.
– Они правда сделают это, папа? – пронзительным голосом спросил с заднего сиденья его сын.
– Сделают что?
– Застрелят нарушителя границы.
– А как же! Кто не здешний, тому тут шастать нечего.
Он посмотрел в зеркало заднего вида и поймал освещенное зеленым светом лицо сына, качавшееся, как маска на Хеллоуин. Отец и сын очень походили друг на друга. Оба худые и костлявые, оба в очках с толстыми линзами, у обоих тонкие прямые волосы. В заметно поредевших локонах Фила просвечивала седина, а темно-каштановые волосы его тринадцатилетнего сына были подстрижены прямой челкой, чтобы скрыть высокий лоб. Лицо мальчика состояло из острых углов, как у матери. Его нос, подбородок и скулы, казалось, могут прорезать бледную кожу, словно под лицом пряталось второе, готовое вот-вот показаться. Стекла очков слегка увеличивали светло-серые глаза подростка. На нем была рубашка с короткими рукавами защитного цвета, такие же шорты и туристские ботинки.
Элис Кронингер пошевелилась.
– Мы уже приехали? – сонно спросила она.
Путешествие из Флагстаффа было долгим и утомительным, и Фил настаивал на том, чтобы ехать ночью, потому что, по его соображениям, прохлада сберегала покрышки и снижала расход бензина. Он был расчетливым человеком и никогда не упускал случая сэкономить.
– Точно, они наблюдают за нами с помощью радара, – догадался мальчик и внимательно посмотрел на лес. – Спорим, они и вправду могут нас прошить?
– Могут, – согласился Фил. – У них есть все, что только можно придумать. Это потрясающее место, ты еще увидишь.
– Надеюсь, там будет прохладно, – раздраженно сказала Элис. – Не затем я проделала весь этот путь, чтобы готовить пищу в шахте.
– Это не шахта, – напомнил ей муж. – Во всяком случае, там не жарко и есть разные системы безопасности и очистки воздуха. Сама увидишь.
– Они наблюдают за нами. Я чувствую, что на нас смотрят, – не унимался мальчик.
Он поискал под сиденьем то, что было там спрятано, и вытащил пистолет «магнум» девятимиллиметрового калибра.
– Бах! – Он щелкнул спусковым крючком в темноту справа и еще раз – бах! – слева.
– Положи эту штуку, Роланд! – приказала ему мать.
– Положи, сынок. Не нужно, чтобы его видели.
Роланд Кронингер поколебался, но затем, хитро усмехнувшись, направил пистолет в голову матери, нажал на курок и как ни в чем не бывало сказал:
– Бах. – Потом повторил: – Бах! – И пистолет сухо щелкнул возле головы Фила.
– Роланд, – теперь голос отца звучал сурово, – сейчас же перестань дурачиться. Убери пистолет.
– Роланд, – предупредила мать.
– Ну ладно-ладно. – Мальчишка засунул оружие обратно под сиденье. – Я просто хотел пошутить. Вы оба воспринимаете все слишком серьезно.
Неожиданно машину тряхнуло: Фил резко вдавил тормоз. Посередине дороги стояли двое солдат в зеленых касках и пятнистой маскировочной форме. Оба держали в руках автоматические пистолеты-пулеметы «ингрем», в кобурах на поясе висели пистолеты одиннадцатимиллиметрового калибра. «Ингремы» смотрели прямо в лобовое стекло автомобиля.
– Боже! – прошептал Фил.
Часовой знаком велел ему открыть окно. Когда Фил сделал это, солдат подошел, включил фонарик и направил на него:
– Пропуск, пожалуйста.
У солдата было молодое суровое лицо и ярко-голубые глаза. Фил вынул бумажник, раскрыл его так, чтобы был виден пропуск, и показал юноше. Тот сверил фотографию и спросил:
– Сколько человек въезжает, сэр?
– Э… трое. Я, моя жена и сын. Нас ждут.
