– О, – сказал он, – тут и я могу разобраться без особого образования. Мускулистый гигант в львиной шкуре – это точно Геракл.
– Да, – кивнула девушка сосредоточенно, – какое у него оружие? Дубина?
– Дубины нет, – сообщил доктор, – он держит в руках лук. Это странно?
– Плохо, – ответила Луиза де Вейль, – там – отравленная стрела.
– Глупости! – заявил доктор, возвращаясь. – Не существует таких ядов, которые могли бы продержаться сто с лишним лет и не испариться.
– Стрелы Геракла были смазаны ядом Лернейской гидры.
– Все равно. Это невозможно.
– Геракл случайно ранил своего друга, кентавра Хирона. Но тот был бессмертным и только страшно страдал. Так страдал, что отказался от вечной жизни и умер.
– Стрела… – задумчиво произнес доктор, – стрела… Дверь, наверное, находится прямо за статуей кентавра. Но сдается мне, как только мы подойдем к ней, откуда-то вылетит стрела… впрочем, если Крылов прошел тут полвека назад, то стрела уже должна была вылететь и сейчас валяться прямо у статуи. Однако ее там нет. Значит, есть способ избежать этого выстрела. Жаль, что пыль скрыла все его следы, иначе мы могли бы проследить путь Ивана Андреевича.
Теперь они стояли плечом к плечу в проходе у самой кромки зала.
– Что вы еще помните из книг про эту историю? – спросил Галер.
Девушка указала на статую.
– Неважно. Смотрите, как стоит Хирон.
Правая передняя нога статуи была поднята, как будто он собирается шагнуть вперед, а на лице застыло мучительное выражение.
– Когда Геракл выпустил стрелу, она попала Хирону в ногу. Это может быть подсказкой? – Луиза повернулась к Галеру.
– Надеюсь.
Он шагнул вперед.
– Оставайтесь здесь, – приказал доктор. – Есть у меня одна мысль.
Не хватало еще, чтобы у девки снова случился припадок, который их погубит.
Доктор медленно прошел по ковру пыли несколько шагов, а потом остановился и оглянулся на барельеф Геракла, который теперь оказался у него за спиной.
– Дыра, – сказал ему голос, – осторожно!
– Дыра, – крикнул Галер громко. – Я вижу дыру, откуда должна вылететь стрела. Думаю, прямо возле статуи есть точно такая же плита, как в зале Козерога. Если я наступлю на нее, то стрела вылетит и пронзит меня насквозь. Дыра, кстати, внушительная, вероятно, размер этого снаряда будет побольше оглобли. Думаю, мне надо держаться подальше от траектории ее полета.
Держась чуть сбоку, он приблизился еще ближе к статуе.
– Не подходите слишком близко! – крикнула Луиза.
Галер быстро взглянул на нее, ища признаки нервного возбуждения, которое могло предшествовать припадку. Но света не хватало, чтобы разглядеть лицо девки.
– И не собираюсь, – ответил Галер. – Возьмите наши мешки и идите по моим следам. Если я сумею открыть дверь в следующий зал, проход может закрыться и мы останемся без припасов.
Девушка послушалась. Скоро она уже стояла рядом со своим спутником.
– Вы в порядке?
– Да.
– Видите дыру? – спросил он.
– Вижу.
– Есть идеи?
Она указала на статую.
– Там небольшая щель. Как будто нога приделана отдельно.
– Рычаг? Может быть, – ответил доктор, – но только для чего? Если мы подойдем повернуть его, то точно окажемся на пути стрелы.
– А если так?
– Куда вы! – закричал Галер, но было уже поздно. Девушка скользнула сбоку, вдоль стены к статуе, ухватилась за хвост и одним движением вскочила на лошадиный круп. Пересев поближе к человеческому туловищу Хирона, она крепко обняла его торс и громко чихнула.
– Ну и пыльно тут! – засмеялась она смущенно.
– Она убьет тебя в конце концов! – встревоженно сказал голос.
– Что вы творите! – возмутился доктор. – Я уверен, что Крылов решал эту загадку иначе – вряд ли он сумел бы так вскочить на спину статуи!
– Почему? – спросила Луиза.
– Потому что он был толстый и неповоротливый! Хотя…
Доктор подумал, что неповоротливым был только старый Крылов, умирающий в своем кресле, когда диктовал ему свою историю. Но так ли уж неповоротлив был молодой Иван Андреевич, не раз упоминавший о своей недюжинной силе и об участии в кулачных боях? Тем временем Луиза тянулась, пытаясь башмачком достать выставленную вперед ногу кентавра. Галер затаил дыхание, время от времени косясь в сторону барельефа с отверстием, опасаясь каждое мгновение, что вот сейчас с гулким стуком оттуда вылетит огромная стрела – выдержит ли торс Хирона удар этой стрелы?
– Черт с ней, – буркнул голос.
– Нет, – возразил Галер тихо. – Остаться тут одному? Ты сошел с ума.
Наконец Луизе удалось толкнуть ногу статуи. Она слегка повернулась в облаке пыли.
– Попробуйте еще! – крикнул доктор.
Девушка старалась – била башмачком, почти свесившись со статуи. Наконец рычаг был повернут до конца. Снизу снова послышался рокот, и пол мелко затрясся.
– Что мне делать? – крикнула Луиза весело, обнаружив, что статуя поворачивается.
– Не знаю!
– Прекрасно! Урок езды на кентаврах!
Она засмеялась – весело и заливисто.
Федор Никитич сморщился – ему не нравился этот смех. Злость снова возвращалась. Инстинктивно он коснулся кончиками пальцев кармана, в котором лежал флакон с настойкой.
Статуя повернулась и замерла, открыв проход в следующий зал. От поднявшейся пыли начал чихать и доктор Галер. Но он успел заметить, что Луиза собирается слезать с крупа кентавра, и закричал:
– Нет! Оставайтесь там!
– Почему? – удивилась девушка.
Доктор указал в открывшийся проход.
– Смотрите! Там, у стены!
В проходе лежала большая, позеленевшая от времени медная стрела.
– Ловушка не перед статуей! Она где-то на пути к проходу, возможно прямо в нем. Погодите!
Он взял мешок и сумку девушки, примерился и мягко бросил их на пол перед собой. Ничего не произошло. Девушка внимательно следила за ним сверху. Галер засмотрелся на ее открывшуюся тонкую щиколотку и изящный ботинок с высокой шнуровкой.
– Куда вы смотрите? – спросила Луиза.
Доктор спохватился, шагнул к мешкам и снова бросил их на пол, стараясь оставаться сбоку. Снова – ничего. Так он добрался почти до прохода. Прижавшись к стене у самого угла, он переместил мешки на первую плитку коридора. И тут же раздался глухой звук – Галер оглянулся, но не успел заметить момент, когда большая медная стрела выметнулась из отверстия в барельефе. Пролетев у самого носа доктора, она со звоном ударилась в стену, запиравшую проход, и упала на пол. Снова послышался рокот, и преграда отошла в сторону.
– Ага! – крикнул доктор. – Вот как это действует! Стрела должна ударить в стену. Но если на ее пути окажется человек…
– Все понятно, – сказала девушка, соскальзывая со статуи и не переставая смеяться.
Они перепрыгнули через плитку-западню и посмотрели в следующий зал.
– Ого! – сказала Луиза. – Неожиданно.
Девушка посторонилась, и доктор увидел новый зал. У противоположной стены также стояла статуя – вернее, скульптурная группа. Да и не стояла, а скорее лежала. Она изображала любовное соитие огромного коренастого человека с молодой обнаженной женщиной.
– Я ждала Скорпиона, – хихикая, сказала Луиза и тут же согнулась в приступе хохота.
– Что? – спросил Галер.
– Ни… Ничего! Просто… я каталась на кентавре! На кентавре!
Она зажала себе рот и выпученными глазами уставилась на доктора. Потом сквозь пальцы прорвалось неудержимое фырканье, Луиза отняла пальцы и прохрипела, икая:
– Правда смешно?
1842 г. Санкт-Петербург. Дом графа Скопина
Федя застыл, чувствуя себя вором в чужом доме. Так оно и было – дом оставался для него чужим навечно, пусть даже отец здесь и жил когда-то.
– Саша? – растерянно повторил старый граф Иван Петрович. – Или… Кто ты?
Он подошел ближе и поднял свечу почти к лицу юноши. Немного наклонив голову, граф пристально смотрел из-под всклокоченных седых бровей.
– Кто ты? – спросил он уже строго. – На призрак не похож. Не смотри, малец, что я стар, однако по комнатам лазать не позволю. Ты из дворни? Отвечай.
Федя кивнул.
– И что ты тут забыл, а? Или батогов захотел?
Юноша обиженно заморгал. И это произвело на графа сильное действие – мимика была так похожа на сыновнюю в минуту, когда тот в детстве готовился заплакать! Он схватил Федю за плечо.
– Отвечай мне по правде! Кто ты таков? – спросил он задрожавшим голосом.
Юноша сглотнул комок в горле и сдавленно ответил:
– Я сын Александра Ивановича. Из Читы.
Рука старика упала.
– Из Читы? – повторил он тихо. – У Александра в Чите родился сын?
Федор кивнул.
– А сам он? – прошелестел голос графа.
– Умер.
– Давно?
– Два года как.
Старик отошел и сел на кровать. Свеча в его безвольной руке свесилась так, что, казалось, сейчас выпадет.
– Хотите, чтобы я ушел?
Граф покачал головой.
– Нет.
Теперь Федя не знал, что делать. Старый граф молчал, погруженный в прострацию. Свеча в его руке продолжала оплывать на тонкие пальцы, лицо сделалось болезненным, глаза увлажнились внезапными крупными слезами. Феде сделалось жаль старика.
Наконец Иван Петрович поднял голову.
– Мать твоя – кто? – спросил он. – Из крепостных? Венчана была или так…
– Мать моя, – с вызовом ответил юноша, – купца Залипушина младшая дочь. – Он не стал уточнять, что купец выгнал дочку, узнав о ее связи с ссыльным. – Венчались они.
