И только он знал, что за предсказанием стояло освобождение Нордвуда. Ведь рано или поздно владельцы зеркальных знаков погибнут, и тогда проклятые захватят город.
Именно поэтому он по крупицам собирал информацию о том, что делать дальше. Первые подсказки были на его странице. В бреду, когда он был на грани жизни и смерти, ему снился отец.
В просторном холле старинного особняка царил полумрак. Если бы не кривой шрам на всю щеку, можно было бы сказать, что возле камина сидел Тодор. Те же черты лица, длинные черные волосы, собранные в низкий хвост, плавные, спокойные движения, которыми мужчина переворачивал страницы. Как только его позвали, он поднялся с кресла и оставил фолиант на столике. На вишневой обложке – золотистая гравировка: «Тени города».
Тодор нашел эту книгу. В ней было несколько историй, и одна из них – о семи ключах, с помощью которых запечатали двери проклятого острова, после того как Норд, создатель Нордвуда, обрел новую плоть и выпил душу своего близкого.
С тех пор Тодор искал подсказки, зацепки, общался с призраками и часто пропадал в библиотеке Лавки Зодчего. Во всех упоминаниях владельцев зеркальных знаков говорилось: они обретут свободу после того, как найдут ключи и уничтожат остров, связанный с магией Нордвуда.
Все стало на свои места: проклятые высасывали энергию города, тем самым разрушая защитный барьер. Так проклятые попадали на туманные улицы и получали желаемое – души.
На следующей странице было выведено имя его дочери.
Аннетт Рэндел
Ани… Тодор погрузился в ее воспоминания, наверное, сотый раз. Магические нити источника она увидела почти сразу. Нордвуд выбрал ее, но поспешил напомнить, как чувствуется приближающаяся смерть, дал ощутить боль потери, показал, что значит жить без внутреннего света, надежды…
Ей дали силу, доступ к сердцу города. И в подтверждение этого под зеркальным знаком появилась тонкая черная линия – кольцо энергии.
Сила – в признании слабостей. Аннетт знала о своих, знала о жалости, из-за которой едва не бросилась помогать Николасу и Джин-Рут. Как бы ей ни хотелось, не смогла бы. Отбор пройден.
Помог Алан. Тогда он что-то говорил, но от волнения Ани смутно все помнила. Видение обрывалось на волне морока, накрывшего могилы, и на объятиях Алана, который переместил их из подземного кладбища.
За это Тодор был ему благодарен.
Он надеялся лишь на знак Аннетт – W. Он должен был позволить ей возвращаться в прошлое, но после разрушения захоронений ни городу, ни одному из ведьмаков не удалось это сделать.
Прошлое – в прошлом.
Его не исправить.
Алан Крейг
Тодор следил за ним с самого детства. Упрямый, сильный, смелый, с головой на плечах. Его слабостями были желание довести все до конца правильно и сострадание к сестре. Опека, которая становилась целью жизни, лишая его собственной.
В воспоминаниях Алана в подземном кладбище с ним говорил призрак. Спрашивал его о решениях, стоит ли выполнять все с перфекционизмом, и уже тогда был ответ – делать так, чтобы ни о чем не сожалеть.
Мертвый дал ему доступ к источнику, но в картинке, отображавшей произошедшее, Тодора зацепило другое: Алан готов был преодолеть любые сложности, чтобы успеть к Аннетт и помочь ей. Ему хватало самообладания, опыта и силы, чтобы заботиться о других.
Единственный, чьи мысли были трезвыми в тот вечер.
Он знал, что делать. Знал, что стоило доверить Николасу сестру, понимал чувства Аннетт к Николасу. Они когда-то были парой, пока Ник не бросил ее, чтобы, как он думал, защитить от себя.
И действовал.
Именно поэтому источник магии дался ему легко – у ведьмака все было под контролем.
Эмма Чейз
Эмма. Хрупкая, слабая, плывущая по течению. Смирение и то, как, казалось бы, спокойно она принимала происходящее с ней в Нордвуде, нравилось Тодору. Это помогало уравновесить вспыльчивого Анри. Их связь символов H – недостающая часть пазла. Оба ведьмака пережили вспышку чувств, навеянную магией, и, к удивлению Тодора, ни один из них не нарушил данных в порыве эмоций клятв.
Эмма и Анри учились сохранять баланс вопреки всем ожиданиям. И все по большей части благодаря умению Эммы слепо следовать предначертанному. Она чувствовала – так было нужно. В этом была ее смелость.
Источник выбрал ее за покорность. Но, несмотря на слабость, во время получения магии Эмма не сдалась, не отступила. И позволила Анри позаботиться о ней.
Изучая ее воспоминания, Тодор долго наблюдал за тем, как Эмма открывалась для него.
И сейчас, пересматривая их, он был уверен – невыразительный камень при должной огранке может стать ценным.
К счастью, Эмма легко поддавалась изменениям.
Анри Брэйден
Вспышки эмоций, импульсивные решения, темная энергия, которой и без источника Нордвуда было слишком много. Поначалу Анри вызывал тревогу. В нем не было стабильности, предсказуемости, но с лихвой хватало самоотдачи и желания бороться за будущее.
Все изменилось с появлением Эммы.
Тодор, водя пальцем по его странице в блокноте, вновь наблюдал за событиями в подземном кладбище. Он видел разницу, видел, что ответственность за Эмму помогла ему научиться управлять магией, а не позволять ей брать над собой верх.
Анри больше не был один. Это давало ему землю под ногами, а навеянные, но укрепившиеся в сердце чувства сдерживали его пыл. Ведь от владения силой зависело самочувствие Эммы. Она впитывала излишки и служила сосудом, резервом и точкой опоры.
Их контраст спокойствия и бесконтрольности приносил свои первые плоды.
А они – шанс на то, что все пойдет как нужно.
Здесь Тодору вмешиваться не стоило.
Он видел: любовь – пусть не такая яркая, как та, что была передана им магией их родов, – пускала свои корни, чтобы после медленно прорасти.
Николас Тэй
На странице о Николасе было меньше всего записей. Тодор и без его воспоминаний о случившемся в подземном городе понимал, что слабость ведьмака – в чувствах, в попытке отказаться от них. Без эмоций нет привязки к реальности, а значит, чем дольше он находился в Зазеркальном мире мертвых, тем больше становился черствым и бездушным.
Тот, кто не следует своему сердцу, и тот, кто переполнен сожалениями о прошлых поступках, не сможет удержать силу источника.
Именно поэтому Николас не получил ни одной нити.
Но ему хватило самообладания собраться и защитить Джин-Рут. Так у обоих осталась возможность спрятаться в Зазеркалье. Ни живые, ни мертвые.
Его испытанием была Джин-Рут. Николасу нужно было найти подход к ней, говорить, сделать так, чтобы она согласилась на помощь. Завоевать доверие и открыться, принимая ее и свои слабости.
Тодор провел по странице пальцами, чтобы блокнот показал лишь часть воспоминаний Николаса, которые тот передал во сне Аннетт.
Оба стояли возле неровной прозрачной поверхности. Еще шаг – и мир мертвых. Через бумагу Тодор ощущал упрямство Николаса, уверенность в действиях и надежду на жизнь. Он цеплялся, верил в то, что все выйдет, ему было для чего вернуться. Именно поэтому источник его отпустил. Дал несколько мгновений, решивших судьбу.
– По ту сторону жизни… – задумчиво произнес Тодор и перевернул страницу.
Теперь Николасу должно было хватить времени, чтобы научиться не жалеть о прошлом и жить в настоящем.
Джин-Рут Крейг
Ее призрачный дом дал трещины, осыпалась штукатурка, накренились стены. Так бережно возводимые иллюзии превращались в реальность. Сырую, холодную, опасную и совершенно незнакомую той, которая так долго считала, что ей должны.
Защиту, помощь, тепло, чувства.
Тодор просматривал ее воспоминания и видел, что в каждой попытке быть полезной был подтекст: «А поможешь ли ты мне взамен?» Дать, чтобы получить.
Для нее испытание на кладбище прошло тяжело. Даже шансов выжить, не то что получить энергию Нордвуда, почти не было. И лишь настойчивость Николаса и самообладание Алана, позволившее ей понять – доверяй тем, кто предлагает помощь, и не ищи выгоды, – оставили ей возможность перейти в Зазеркалье.
Фактически Николас и Джин-Рут были мертвы.
Для города, для магии.
Но не для близких. Их тела – в мире призраков, зависших в Зазеркалье.
Осталось найти подходящий момент их вернуть так, чтобы не нарушить баланс сил.
Но пояснений, как это сделать, на странице Джин-Рут не оказалось.
Здесь были только ее эмоции, волнения и тернистый путь к самостоятельности.
Тодор закрыл блокнот, накинул плащ и переместился. Его ждали ответы.
Над кладбищем сгустились тучи. Изредка с надгробий слетали вороны, потревоженные уверенным звуком стука каблуков ботинок верховного мага. Тодор поспешно шагал к разрушенному подземелью.
Ветер срывал листву с нависших над могилами деревьев, укрывая разноцветными пятнами землю. Совсем скоро в Лавке Зодчего зажгут свечи, чтобы призраки знали – их ждут. А пока на старом, поросшем жухлой травой и мхом кладбище единственным светом был крошечный камень в руке Тодора.
С каждым движением гранат, обрамленный серебряной нитью, вспыхивал ярче и ярче. Камень чувствовал магию, темную, сильную… Магию города, которая уходила, оставляя Нордвуд серым, пустым и безжизненным. Для местных жителей это было незаметно, но тонкая защита, поставленная Ани, Аланом, Эммой и Анри, не всегда сдерживала проклятых. Они все чаще появлялись на улицах, чувствовали себя свободно, легко, словно город стал их территорией для охоты за душами.
Тодор со злостью сжал камень и с шипением обнажил клыки – серебро обожгло ладонь. Вампирам не следует его касаться.
Крик ворона, раздавшийся совсем неподалеку, отвлек от вспышки боли. Секунда – и тонкий след от ожога затянется, а вот следы магии могут развеяться… Именно поэтому стоило поспешить. Идти, не оглядываясь, не обращая внимания на сгустившийся туман, закрывавший дорогу и могилы. Старое кладбище было не радо гостю, и Тодор ощущал это.
Он обернулся лишь единожды, уловил взглядом призрачный силуэт и тут же пожалел об этом.
– Все та же брошь, все тот же символ гибели и жажды жизни. Ворон… на черном шерстяном пальто. Столько лет, а ты прежний.
За одной из могил показалась едва осязаемая фигура призрака. Не рассмотреть лица, не увидеть, кто это, но голос… женский.
– Я чувствую, вижу твою боль. В родовом склепе до сих пор тихо. Слишком рано, ты ведь знаешь. – Приятный, знакомый тембр лился рекой, отвлекая от действительности. – Знаешь, что рассвета не будет. Отныне только сумрак, темнота с острова, которая поглотит Нордвуд. Они долго ждали. За время всегда нужно платить.
– Нельзя платить тем, что тебе не принадлежит. Верну ненавистью, злостью и раздражением. Этого всегда достаточно, – холодно отозвался Тодор.
Он стоял на тропинке, раздраженно смотрел на погасший явно из-за незваной гостьи камень и спрятал его в карман. Теперь в облике появилась жестокость. Острые черты лица только подчеркивали ее. В черных глазах отразилось синее свечение – от призрака исходила магия. Безвредная, но ощутимая.
– Ты можешь платить чужими жизнями, – прозвучал колкий ответ. – Найди источник, найди нити, связывающие город и остров, и уничтожь его сердце. А ответы…
– В склепе, – отрезал Тодор. – Ты вернулась в мир живых, чтобы сказать то, что я знаю?
– Нет, чтобы посмотреть на того, кто всех пережил. Твоя игра зашла слишком далеко, настолько, что остановок больше не будет.
– Между жизнями ведьмаков с зеркальными знаками и своей я всегда выбирал их.
– Пусть так и будет. Когда-нибудь мы встретимся вновь, но знай, что мне повезло прожить недолгую, но счастливую жизнь под твоей защитой. И сегодня, в день памяти, я вернулась, чтобы сказать «спасибо».
Тодор склонил голову набок, собирался ответить, но не успел. Призрак исчез так же внезапно, как и появился, оставив после себя болезненный укол в самое сердце. Благодарность выбила почву из-под ног. Он ожидал чего угодно, только не этого. Чтобы развеять догадки и поставить точку в этом неожиданном диалоге, открыл черную повязку на правом запястье и коснулся символа Y, не перечеркнутого тонкой линией. В день памяти Тодор мог вызвать любого из призраков на разговор. Вопрос был только в плате за это.
Несколько мгновений он стоял, рассматривая клубы дыма, пока тот не превратился в Морин Хилл. Его бывшую супругу, которая так и не сменила свою фамилию…
– Я знаю, ты не ждал меня, поэтому не показывалась, но раз я здесь, – женщина говорила тихо, надломленным голосом, – то благодарю тебя за свободу от демона, от роли проводника, чувствующего проникновение проклятых в город. Не будь во мне этой твари, которая отравляла мой разум и лишала жизни, мне все равно не хватило бы сил контролировать границы Нордвуда.
– Морин… – сипло произнес ее имя Тодор и не договорил. Впервые не договорил.
Его благодарили за то, чего он себе простить не мог. Забрать жизнь было долгом за спасение города. Решением, которое он не мог оспорить.
– Ты дал защиту Эмме, а мне – свободу. В моей груди нет тьмы, нет тьмы и в сердце. Береги себя и знай – я признательна тебе за новую, пусть холодную и пустую жизнь в мире призраков. Здесь ничто не сводит меня с ума. Больше ничто…
Она приложила тонкий палец к своим губам, закрыла глаза, пряча невидимые слезы. Хрупкий уставший силуэт… От прежней Морин не осталось ничего. Теперь она дух, который растворился в воздухе, обретая покой.
Тодор не держал ее. Стоял, задумчиво вспоминая прошлое, пока хриплый крик ворона не напомнил, что надо спешить.
Нехотя отвлекшись от собственных эмоций, Тодор подошел к входу в разрушенное подземелье. К месту, в котором сам едва не погиб несколько месяцев назад. Он провел пальцами по волосам, убирая длинные пряди назад; снял клетчатый шарф, открывая шею холодному ветру, что развевал черный плащ; и закатал рукава, обнажая предплечья. Показались жилистые руки с выступающими венами и несколько татуировок с изображениями созвездий, часов и ключа.
Тодор тяжело задышал – рядом со склепом кто-то разлил ритуальную вербену, дурманящую вампиров. Поэтому он прислонился плечом к каменной стене, строго хмуря темные брови. Легкая белая рубашка пропиталась вечерней влагой, а тяжелые ботинки вязли в грязи. Именно там виднелась его брошь – ворон. Он обронил ее… но не помнил когда. Теперь было и не важно. Амулеты говорят о хозяевах больше, чем те хотели бы. Значит, этот останется здесь, на кладбище, до тех пор пока его не подберет кто-то другой.
Тодор задумчиво наклонился, решил выбросить брошь как можно дальше, но, как только взял ее, пальцы коснулись чего-то мерзкого, липкого…
– Нити, питающие остров…
Теперь он понял, о чем говорила Морин. Заклинание открыло его взору паутину черных сплетений, выкачивающих магию Нордвуда. Она терялась в толще океана, тянулась к проклятым.
У них осталось меньше времени, чем он рассчитывал.
Меньше не значило, что его нет. Меньше значило, что придется многое отдать, чтобы обрести свободу.
Глава 2
Невидимая черта
