Резко выскочив на поверхность, Джим наполнил грудь воздухом. Перевернувшись на спину, кашляя и задыхаясь, он вдыхал дарующую жизнь свежесть.
Наконец он хрипло крикнул, преодолевая боль в легких:
– Мансур! Зама! Вы где? Откликнитесь, черт вас побери!
– Здесь!
Это послышался голос Мансура, и Джим посмотрел в ту сторону.
Его кузен цеплялся за наполненный водой ялик; его длинные рыжие локоны облепили лицо, как тюлений мех. И тут же над водой выскочила еще одна голова, как раз между ними.
– Зама!
Джим в два взмаха доплыл до него и приподнял его лицо над водой. Зама кашлял, выплевывая целые фонтаны морской воды и рвоты. Он попытался обеими руками обхватить Джима за шею, но Джим окунул его в воду, вынуждая разжать руки, а потом потащил к полузатопленному ялику.
– Вот, хватайся за это!
Он подвел руку Замы к фальшборту. И все трое повисли на ялике, стараясь восстановить дыхание.
Джим первым оправился настолько, чтобы снова разозлиться.
– Сучий сын, ублюдок! – выдохнул он, глядя вслед удалявшемуся кораблю. Тот безмятежно двигался прежним курсом, удаляясь от юношей. – Они что, даже не поняли, что чуть не убили нас?
– От него воняет хуже, чем от тюленьей колонии. – Мансур все еще хрипел, а от усилий, которые ему потребовались, чтобы заговорить, опять закашлялся.
Джим принюхался и сразу уловил дурной запах.
– Работорговец. Проклятый работорговец, – резко бросил он. – Такая вонь, что не ошибешься.
– Или корабль каторжников, – все так же хрипло добавил Мансур. – Может, он перевозит заключенных из Амстердама в Батавию.
Они увидели, что корабль меняет курс; его паруса в лунном свете изменили очертания, когда он повернул в залив и присоединился к стоявшим там судам.
– Мне бы хотелось найти его капитана в одном из кабаков в порту, – мрачно заявил Джим.
– Забудь об этом! – посоветовал Мансур. – Он тебе сунет нож в ребра или еще в какое-нибудь болезненное местечко. Давай-ка лучше воду из лодки вычерпывать.
Борта ялика лишь на несколько пальцев поднимались над водой. Джиму пришлось забраться в него через корму, чтобы он не перевернулся. Он пошарил под банкой и нашел деревянное ведро, привязанное под ней. Перед тем как отчалить, они надежно закрепили в ялике все, что могло им понадобиться, потому что проход сквозь прибой представлял собой опасное дело. Джим начал вычерпывать воду. К тому времени, когда он вычерпал уже почти половину, Зама пришел в себя настолько, что смог забраться на борт и сменить его. Джим выудил весла, плывшие рядом с лодкой, потом проверил остальное снаряжение.
– Все рыболовные снасти на месте. – Он открыл мешок, заглянул в него. – Даже наживка.
– Так мы продолжим? – спросил Мансур.
– Конечно! А почему же нет, черт побери?
– Ну… – Мансур явно сомневался. – Мы же чуть не утонули.
– Но ведь не утонули, – живо возразил Джим. – Зама уже почти покончил с водой, а Котел меньше чем в кабельтове от нас. И Большая Джули ждет свой завтрак. Так что вперед, накормим ее!
Они снова заняли свои места и взялись за весла.
– Этот сырноголовый урод отнял у нас час хорошего времени! – с горечью пожаловался Джим.
– Ты мог потерять и намного больше, Сомоя! – засмеялся Зама. – Если бы меня не оказалось рядом, чтобы вытащить тебя!
Джим выхватил из мешка с наживкой дохлую рыбину и швырнул ее в Заму. Они легко и быстро возвращались в прежнее бодрое настроение.
– Полегче веслами, мы уже подходим к меткам, – предостерег Джим.
Они начали осторожно маневрировать, проводя ялик между камнями к зеленому провалу под ними. Им пришлось бросить якорь на каменный выступ с южной стороны Котла, а потом позволить течению отнести их назад, к глубокому донному провалу. Течение здесь кружило, что и послужило поводом к названию; это усложняло им работу, так что они дважды проскакивали мимо меток. Обливаясь потом и ругаясь, они были вынуждены перенести на другое место камень в пятьдесят фунтов весом, который служил им якорем, и начать сначала. На востоке уже разгорался рассвет, подкрадываясь, как вор, когда Джим наконец, проверив глубину линем без наживки, убедился, что они заняли нужную позицию. Он измерил линь, пропуская его между раскинутыми руками, когда тот уходил в глубину.
– Тридцать три сажени! – воскликнул он, почувствовав, как свинцовое грузило ударилось о дно. – Почти двести футов! Мы прямо над столовой Большой Джули. – Он быстро вытащил линь. – Наживляем, ребята!
Последовала стычка у мешка с наживкой. Джим прямо из-под руки Мансура выхватил самую аппетитную наживку, серую кефаль почти в два фута длиной. Джим поймал ее в сеть накануне, в лагуне перед складами их компании.
– Для тебя она слишком хороша, – рассудительно объяснил он. – Чтобы справиться с Джули, нужен настоящий рыбак!
Он просунул острый конец акульего крюка через глазницы кефали. Изгиб этого крюка составлял в ширину почти две ладони. Джим встряхнул цепь, к которой крепился крюк, – она была длиной в десять футов, стальная, легкая, но крепкая. Кузнец его отца, Альф, выковал ее специально для Джима. Джим был уверен, что она выдержит даже в том случае, если огромный зубан начнет колотить ее о рифы. К другому концу цепи был привязан линь. Раскрутив наживку над головой, Джим забросил ее подальше в зеленую воду. Наживка пошла в глубину, и Джим отпускал линь следом за ней.
– Прямо в глотку Большой Джули! – злорадно произнес он. – На этот раз ей не удрать! На этот раз она моя!
Почувствовав, что крюк опустился на дно, он положил оставшиеся кольца линя на палубу лодки и крепко прижал их босой правой ногой. Обе руки Джим занял работой с веслом, чтобы, сопротивляясь течению, удерживать ялик на месте, над Котлом.
Зама и Мансур рыбачили с более легкими крюками и тонкими лесками, используя в качестве наживки небольшие куски макрели. И почти сразу начался клев – на дно лодки полетели красно-розовые тупорылы, морские лещи, пятнистые тигровые окуни, хрюкавшие, как поросята, когда их снимали с крюка.
– Детские рыбки для малышей! – насмехался Джим.
Он старательно следил за своим тяжелым линем, осторожно действуя веслами, чтобы удержать ялик на нужном месте. Солнце поднялось над горизонтом, воздух потеплел. Юноши сняли лишнюю одежду, оставшись в одних штанах.
Совсем рядом на скалах острова суетились тюлени; они ныряли и плавали вокруг ялика. Внезапно один большой тюлень поднырнул под лодку и схватил рыбину, которую поймал Мансур: животное сорвало ее с крюка и тут же уплыло в сторону, держа ее в зубах.
– Ах ты мерзость! – возмущенно закричал Мансур, видя, как грабитель прижал рыбу к груди ластами и стал отрывать от нее куски блестящими клыками.
Джим бросил весло и потянулся к своей сумке для рыболовных снастей. Достав из нее пращу, он вложил в нее отшлифованный водой камешек. Джим набрал свои снаряды на дне реки в северной части их имения: каждый камешек был круглым, гладким и безупречно подобран по весу. Джим тренировался с пращой до тех пор, пока не научился сбивать четырех из пяти гусей, пролетающих высоко над ним. Он раскрутил пращу для броска так, что она загудела над его головой. Потом отпустил конец, и камень вырвался на свободу. Снаряд ударил тюленя точно в середину черного лба, и юноши услышали, как треснула хрупкая кость. Зверь умер мгновенно, и его тело поплыло прочь по течению, конвульсивно дергаясь.
– Больше он рыбу воровать не станет. – Джим затолкал пращу обратно в сумку. – А остальные получат урок хороших манер.
Другие тюлени метнулись прочь от ялика. Джим снова взялся за весло, и юноши вернулись к прерванному разговору.
Мансур лишь неделей раньше вернулся на одном из кораблей Кортни из торгового похода на восточное побережье Африки, к острову Ормуз. И он как раз описывал те чудеса, которые там видел, и удивительные приключения, в которых участвовал вместе с отцом, капитаном «Дара Аллаха».
Отец Мансура, Дориан Кортни, был совладельцем компании. В ранней юности он попал в плен к арабским пиратам, и его продали некоему принцу Омана, который усыновил Дориана и обратил в ислам. Единокровный брат Дориана Том Кортни был христианином, а Дориан – мусульманином. Когда Том нашел и спас своего младшего брата, они стали работать вместе. Благодаря разной вере братьев они имели доступ в оба религиозных мира, и их предприятие процветало. В последние двадцать лет они торговали в Индии, Аравии и Африке, а также продавали свои экзотические товары в Европе.
Пока Мансур рассказывал, Джим всматривался в лицо кузена и снова завидовал его красоте и обаянию. Мансур унаследовал их от отца вместе с огненно-рыжими волосами. Он был гибок и подвижен, как Дориан, в то время как Джим пошел в своего собственного отца и обладал широкой костью и силой. Отец Замы, Эболи, сравнивал их с быком и газелью.
– Эй, посмотри-ка! – Мансур прервал историю, чтобы поддразнить Джима. – Мы с Замой наполним лодку до краев, а ты так и будешь сидеть. Поймай нам рыбку!
– Я всегда предпочитал качество простому количеству, – возразил Джим тоном сожаления.
– Ладно, раз уж тебе больше нечем заняться, расскажи нам о своем путешествии в страну готтентотов.
Мансур выдернул из воды очередную блестящую рыбину и бросил ее на дно ялика.
Простое, честное лицо Джима вспыхнуло от удовольствия при воспоминании о собственном приключении. Он невольно обратил взгляд к северу, через залив, на островерхие горы, которые утреннее солнце окрасило ярчайшим золотом.
– Мы ехали тридцать восемь дней, – похвастал он. – На север, через горы и огромную пустыню, далеко за границами этой колонии, хотя губернатор и совет директоров компании в Амстердаме строго запрещают выходить за ее пределы. Мы очутились в таких землях, где до нас не бывал ни один белый человек…
Джим не умел говорить так плавно или поэтично, как его кузен, но его энтузиазм захватывал. Мансур и Зама смеялись вместе с ним, когда Джим описывал туземные племена, с которыми они встречались, и бесчисленные стада диких животных, бродивших на равнинах. Время от времени он взывал к Заме:
– Ведь это и вправду так, да, Зама? Ты тоже там был. Скажи Мансуру, что это правда.
Зама серьезно кивал:
– Да, все так и есть. Клянусь могилой моего отца. Каждое слово – правда.
– Однажды я туда вернусь. – Джим пообещал это скорее самому себе, чем другим. – Я вернусь туда и дойду до голубого горизонта, до самых пределов той земли.
– А я пойду с тобой, Сомоя! – Зама посмотрел на Джима с абсолютным доверием и любовью.
Зама помнил, что говорил его отец о Джиме, когда наконец собрался умирать, измученный годами, – ослабевший гигант, чья сила некогда могла, казалось, удержать сами небеса от падения. «Джим Кортни – настоящий сын своего отца, – прошептал тогда Эболи. – Будь верен ему, как я был верен Тому. Ты никогда об этом не пожалеешь, сынок».
– Я пойду с тобой, – повторил Зама, и Джим подмигнул ему:
– Конечно пойдешь, плут. Никому другому ты не нужен.
Он хлопнул Заму по спине с такой силой, что чуть не опрокинул.
Джим собирался сказать что-то еще, но в это мгновение кольцо линя дернулось под его ногой, и он победоносно закричал:
– Джули стучится в дверь! Ну же, вперед, Большая Джули!
Он бросил весло и схватился за линь. Напряженно держа его обеими руками, Джим понемногу отпускал его, готовый натянуть в подходящий момент. Его спутники, не дожидаясь приказа, вытащили из воды свои снасти и взялись за весла. Оба они знали, что сейчас чрезвычайно важно дать Джиму простор открытой воды, где он мог бы сразиться с по-настоящему огромной рыбой.
– Ну же, ну, моя красотка! – шептал Джим, осторожно придерживая линь. Он пока ничего не чувствовал, кроме мягкого нажима течения. – Иди сюда, дорогуша! Папа тебя любит! – приговаривал он.
Потом он ощутил, как линь дернулся – мягко, почти незаметно. Каждый нерв в его теле откликнулся на это, натянувшись до предела.
– Она там. Она там!
Линь снова обвис.
– Эй, не бросай меня, красавица! Пожалуйста, не уходи!
Джим наклонился через борт ялика, подняв линь повыше, чтобы тот прямо из его руки опускался в зеленую круговерть воды. Двое других наблюдали за ним, боясь даже дышать. Потом вдруг они увидели, как поднятая правая рука Джима резко дернулась вниз, явно увлекаемая некоей огромной тяжестью. Они видели, как напряглись мышцы этой руки, словно мускулы тела гадюки, готовой к броску; ни один не произнес ни звука и не пошевелился, глядя, как держащая линь рука уже почти коснулась поверхности моря.
– Да! – тихо выдохнул Джим. – Сейчас!
Он отклонился назад, всем своим весом натягивая линь.
– Да! Да, да!
С каждым возгласом он натягивал линь, перебирая его руками, правой, левой, правой, левой… Но тот не поддавался даже силе Джима.
– Это, скорее всего, не рыба, – сказал наконец Мансур. – Никакая рыба не может обладать такой силой. Ты, наверное, зацепился за дно.
Джим не ответил. Он тянул линь изо всех сил, упираясь коленями в планшир, чтобы не потерять равновесие. Он стиснул зубы, лицо налилось кровью, глаза, казалось, готовились выскочить из орбит.
– Беритесь тоже! – выдохнул он.
Двое юношей бросились ему на помощь, но не успели добраться до кормы, когда Джим упал и растянулся у борта. Линь скользил между его пальцами; они почуяли запах обожженной кожи, срываемой с его ладоней.
Джим заорал от боли, но хватку не ослабил. С огромным усилием он сумел забросить линь за край фальшборта и попытался закрепить его там. Но лишь потерял еще больше кожи с ладоней, а костяшки его пальцев с силой ударились о дерево. Одной рукой Джим сдернул с головы шапку, чтобы воспользоваться ею как перчаткой, когда удерживал линь.
Теперь уже все трое парней кричали как сумасшедшие:
– Дай руку! Хватай конец!
– Отпусти его! Ты крюк разогнешь!
– Возьми ведро! Поливай водой! Линь вот-вот загорится!
Зама наконец сумел подсунуть под линь обе руки, но даже их общей силой они не смогли остановить движение огромной рыбы. Линь шипел, натягиваясь, и они ощущали через него, как колотится громадный хвост.
– Воды, ради всего святого, намочи его! – завывал Джим.
Мансур, зачерпнув ведром воду, выплеснул ее на их руки и на шипящий линь. Над ним поднялся клуб пара.
– Боже мой! Да он уже почти весь размотался! – крикнул Джим, увидев конец линя в нижней части деревянной катушки, удерживавшей его. – Скорее, Мансур! Привяжи новый моток!
Мансур действовал быстро, с давно уже приобретенной ловкостью, но все равно он едва успел; как только он затянул узел, веревка вырвалась из его рук. Узел проскочил между пальцами двоих юношей, еще сильнее содрав с них кожу, и тут же ушел под воду, в зеленую глубину.
– Остановись! – просил Джим рыбу. – Ты что, пытаешься нас убить, Джули? Почему бы тебе не остановиться наконец, красавица?
– Уже почти половина второй катушки размоталась, – предостерег Мансур. – Дай я возьму линь вместо тебя, Джим! Ты уже всю палубу залил кровью!
– Нет-нет. – Джим яростно затряс головой. – Она двигается медленнее. Сердце почти разбито.
– Твое или ее? – спросил Мансур.
– Тебе стоит выступать на сцене, кузен! – мрачно посоветовал ему Джим. – Твое остроумие пропадает даром.
Линь теперь действительно разматывался медленнее, они ощущали это своими израненными пальцами. А потом и вовсе замер.
– Оставь ведро, – велел Джим. – Хватайся за линь.
Мансур встал за спиной Замы, ухватившись за линь, и Джим смог высвободить одну руку и облизать пальцы.
– Мы ведь это делаем ради развлечения? – задумчиво спросил он. И тут же его тон стал деловым. – Эй, Джули, теперь наша очередь!
