– Том сказал, ты сладкая.
Лиза смотрела на него молча, и Джим вдруг схватил ее, почти поднял над землей и стал целовать. Лиза отворачивалась.
– Губы, Лиза! Дай мне свои губы! – шептал Джим. – Дай мне свои губы!
Он взял ее лицо в ладони (Лиза больше не сопротивлялась) и поцеловал в губы.
В конце концов Лиза высвободилась, распахнула дверь и скрылась в доме.
6
На следующее утро, по дороге на фабрику, Лиза столкнулась с Салли. Обе после вчерашнего были помятые и совершенно разбитые. Челки висели грязными сосульками и лезли в глаза, остальная масса волос, кое-как прихваченных в неопрятный узел, лезла за воротник и грозила вовсе развалиться. Лиза не успела надеть шляпу и несла ее в руке. Салли свою шляпу приколола по бокам, но неудачно – приходилось то и дело давить на булавки, чтобы шляпа не свалилась. Сама Золушка после двенадцатого удара часов не преобразилась до такой степени, как наши героини; впрочем, бедная сиротка и в латаных-перелатаных обносках являла образчик опрятности, меж тем как на платье Салли, бесформенном и неряшливом, красовалась огромная дыра, а Лизины сползшие чулки закрывали шнуровку башмаков чуть ли не до половины.
– Привет, Сэл! – сказала Лиза.
– Ой, как у меня нынче голова болит! – пожаловалась Салли и повернулась к Лизе зеленоватым, опухшим лицом.
– Я тоже паршиво себя чувствую, – созналась Лиза.
– Не надо было мне столько пива пить, – добавила Салли и скривилась, ибо голову словно пулеметная очередь прошила.
– Ничего, скоро полегчает, – попыталась утешить подругу Лиза.
Тут часы громко пробили восемь, и девушки бросились бегом, чтобы успеть взять жетоны и не лишиться дневного заработка; они свернули на улицу, которую венчала фабрика, и увидели еще с полсотни женщин, подобно им со всех ног бегущих на работу.
Все утро Лиза была точно полумертвая. Работала кое-как; собственная голова казалась куском свинца, через который при малейшем движении проходит электрический разряд; во рту пересохло, язык стал втрое толще. Наконец наступил обеденный перерыв.
– Пошли, Сэл, выпьем пивка. Не могу больше, сейчас кончусь.
Девушки поспешили в ближайший паб, и каждая выпила свою пинту одним глотком. Лиза испустила глубокий вздох облегчения.
– Как бодрит, верно, Сэл?
– Еще бы! Кстати, Лиза, я ж тебе еще не рассказала. Вчера вечером он таки дозрел.
– Кто?
– Гарри, кто ж еще. Говорю, он дозрел.
– Предложил пожениться? – улыбнулась Лиза.
– То-то и оно.
– Ну а ты что?
– А что я? Я согласилась, – отвечала Салли. – Помнишь, я говорила, что обскачу тебя? Так и вышло.
– Поздравляю, – сказала Лиза и задумалась.
– Знаешь, Лиза, что я тебе посоветую? Выходи-ка ты за Тома, он хороший парень. – Салли хотелось и жизнь подруги устроить.
– Выйду за того, который понравится. И знаешь, Салли, что я тебе посоветую? Не суй свой нос в чужой вопрос.
– Ладно, ладно, Лиза; не пойму, чего ты кипятишься. Я ж по-дружески.
– Никто тебя не просил, ни по-дружески, ни по-вражески.
– Просто я вчера поглядела: вы с Томом вроде ладите, ну и подумала, что он все ж тебе по сердцу.
– Это я ему по сердцу, а не он мне. Я его не просила предложение делать.
– Я тоже моего Гарри не просила.
– А кто говорит, что ты просила?
– Ты, я погляжу, нынче не в духе, – рассердилась Салли.
Пиво взбодрило Лизу; в цех она вернулась уже без мигрени. Если не считать легкой слабости, она чувствовала себя не хуже, чем во время пикника. За работой Лиза прокручивала в памяти вчерашние события – и вскоре обнаружила, что все мысли ее занимает Джим Блейкстон. Вот он идет рядом с ней по лесу; следит, чтоб ни тарелка, ни кружка ее не пустовали; играет на гармонике, поет, острит и, наконец, по дороге домой прижимается к ней мощным телом, гладит ее руку своей большой, шершавой рукой, в то время как Том с другой стороны обнимает ее за талию. Том! Лиза только сейчас вспомнила о его существовании; не успев вынырнуть из тени Блейкстона, Том опять оказался Блейкстоном задвинут. Наконец в Лизиных воспоминаниях очередь дошла до прощания возле паба, до пожеланий доброй ночи, а там и до торопливых тяжелых шагов за спиной, и до объятий, и до поцелуя. Лиза вспыхнула и быстро огляделась, не заметил ли кто-нибудь из девушек ее румянца. Она только и думала что о сильных руках Джима; она до сих пор ощущала, как темная борода колет ей рот. Сердце опять стало увеличиваться в груди, Лиза дышала прерывисто и даже закинула голову, словно для поцелуя. Видение было такое яркое, что Лиза вздрогнула всем телом.
– Лиза, ты чего дрожишь? – спросила одна из девушек. – Ты не заболела?
– Да что-то не по себе, – отвечала Лиза, краснея при мысли, что кто-то мог разгадать ее тайные желания. – Взмокла, прям хоть выкручивай.
– Ты, верно, вчера в лесу простыла.
– Видела я нынче утром этого твоего.
Лиза вздрогнула.
– Какого еще этого моего? Ты о ком?
– О Томе, о ком же еще? Чтой-то бледный он был, аж впрозелень. Признавайся, что ты с ним сделала?
– Если он бледный, я тут ни при чем.
– Ага, рассказывай!
Прозвенел звонок, и девушки, побросав работу, поспешили вон из цеха. У фабричных ворот они разбились на стайки, немного посплетничали и разошлись в разных направлениях, по домам. Лизе с Салли было по пути.
– А мы пойдем на этот спектакль! – воскликнула Салли, указывая на афишу.
– Верно, стоящая вещь. Я б тоже посмотрела, – протянула Лиза. Рука в руке, девушки замерли перед аляповатой афишей. На ней были изображены две комнаты с коридором; в одной комнате на полу лежал мертвец, над которым склонялись двое с искаженными от ужаса лицами, в то время как в коридоре, стучась в дверь, стоял молоденький мальчик.
– Видишь, тут убивство! – в восторге прошептала Салли.
– Вижу, небось не глупей тебя. А этот чего в коридоре застыл?
– Какой милашка, да? Мы с Гарри пойдем смотреть; наверно, пойдем. Ужас как интересно! Гарри уже обещал.
Они двинулись дальше; от дома Салли Лиза шла одна. Она знала, что ей предстоит миновать дом Джима; может, она его увидит. Но тут на глаза ей попался Том – он шел как раз навстречу, и Лиза, прежде чем ее заметили, развернулась и поспешила в обратном направлении. Потом сообразила, что ведет себя глупо, снова развернулась. Видел ли Том ее? Видел ли ее дурацкий маневр? Лиза подняла глаза. Тома уже не было на улице; значит, не видел; значит, шел к приятелю. Лиза ускорила шаг, миновала дом Джима, не удержалась, чтоб не задрать голову к его окнам. Джим стоял в дверях и с улыбкой наблюдал за ней.
– Ой, мистер Блейкстон, я вас не заметила, – сказала Лиза.
Джим шагнул к ней.
– Так уж и не заметила? А если честно? Кстати, я ждал, чтоб ты голову подняла. Я тебя нынче уже видел.
– Не может быть! Где?
– Мимо проходил, когда ты да твоя подружка на афишу глазели.
– Я не заметила.
– Знаю. Ты как раз говорила: «Верно, стоящая вещь. Я б тоже посмотрела».
– Ну да, я бы не прочь.
– Тогда пойдем вместе.
– С вами?
– Ну да; а что такого?
– Я бы пошла, только как же ваша жена?
– Она не узнает.
– Соседи скажут.
– Не скажут; нас никто не увидит.
Джим говорил вполголоса; соседи определенно не могли его слышать.
– Встретимся возле театра, – продолжал Джим.
– Нет, нельзя мне с вами – вы женатый человек.
– Я ж тебя всего-навсего в театр приглашаю. А моя жена все равно не сможет пойти, даже если захочет – на ней дом и дети.
– Я бы с удовольствием посмотрела пьесу, – задумчиво повторила Лиза.
Они добрели до ее дома, и Джим сказал:
– Выходи нынче вечером – скажешь мне, пойдешь или не пойдешь. Хорошо, Лиза?
– Нет, вечером я не выйду.
– В этом никакого вреда. Я буду ждать.
– Что толку? Я ж сказала: не выйду.
– Послушай, Лиза, в следующую субботу последний спектакль. Я так и так собираюсь посмотреть. Если надумаешь, подходи к театру в полседьмого. Я буду ждать. Согласна?
– Нет, – твердо отвечала Лиза.
– Я буду очень ждать.
– Я не приду, очень вы будете ждать или не очень. – И с тем Лиза захлопнула за собой дверь.
Миссис Кемп еще не вернулась с дневных заработков, и Лиза стала готовить ужин. Скучно, подумала она, ужинать в одиночестве; поэтому, налив большую кружку чаю и капнув туда сгущенного молока, а также отрезав изрядный ломоть хлеба и намазав его маслом, Лиза вышла и уселась на крыльце. С верхнего этажа спустилась соседка; увидев Лизу, села рядом и завела разговор.
– Ой, миссис Стэнли, где это вы голову разбили? – спросила Лиза при виде повязки на соседкином лбу.
– Вчера вечером упала, – ответила миссис Стэнли и покраснела.
– Наверно, больно, да? Как же вас угораздило?
– Споткнулась об ведро для угля, и так летела, что любо-дорого.
– Бедняжка!
– По правде говоря, я вчера с мужем повздорила. Не очень-то приятно в таком признаваться, только ты ведь никому ни словечка, верно, Лиза?
– Буду нема как рыба! – воскликнула Лиза. – Только я не знала, что ваш муж дерется.
– Трезвый-то он смирнее ягненка. – Миссис Стэнли поспешила на защиту. – А как выпьет лишнего – сущий дьявол, прости, Господи. Всегда так – либо агнец, либо сатана.
– Вы вроде недолго женаты? – уточнила Лиза.
– Всего полтора года, а уже такое недостойное поведение – мне так доктор сказал. Видишь, Лиза, мне пришлось к доктору идти. Господи, сколько крови было! Прям по лицу текла, точно вода, как трубу прорвет. Ну и струхнул же мой благоверный! Я ему сказала: вот в полицию заявлю, будешь знать! Сижу на полу, кровища-то так и хлещет, точно из резаного поросенка, а я все ж кулак стиснула и говорю: как пить дать, в тюрьму тебя упеку! А он: Китти, не надо, пожалуйста; мне ж три месяца дадут. И правильно, говорю, и поделом. Встала и в больницу пошла. Только, видит Бог, не могу я на него в полицию заявить. Я ж знаю: он не хотел. Он, когда трезвый, смирней ягненка! – И миссис Стэнли изобразила улыбку любящей жены.
– Ну а потом? – спросила Лиза.
– Потом я пошла в больницу, а там доктор и говорит: бедняжка вы, бедняжка, говорит; по-моему, рана очень опасная. Нет, ты представь, такое слышать, когда я замужем-то всего полтора года! Я, стало быть, доктору все рассказала, а он мне этак в глаз смотрит и спрашивает: а скажите, говорит, миссис, вы сами-то пьете? А мне так обидно стало, я и отвечаю: я, отвечаю, доктор, сама не пью. Не стану говорить, будто я ни капли в рот не беру, нет, зачем же. Я люблю пиво, мне мой стакан пива каждый день вынь да положь, а как иначе? Сколько я работаю, надо ж мне подкрепляться. Но чтоб пить? Да трезвее меня женщины во всем Лондоне не сыщешь! Вот мой первый муж, тот капли в рот не брал. Это человек был, настоящий джентльмен. Настоящий джентльмен, говорю, даже по праздникам ни-ни…
Миссис Стэнли наступила на горло собственной песне и обратилась к Лизе:
– Совсем не то был мой первый муж, что нынешний. Из тех, что лучшую жизнь знавали. Одно слово: джентльмен!
Для усиления эффекта миссис Стэнли сопроводила слово «джентльмен» энергичным кивком.
– Джентльмен, говорю тебе, и христианин. Лучшие времена знавал, образование получил, и за двадцать два года в браке ни-ни, даже по праздникам…
Эта фраза ознаменовалась появлением Лизиной матери.
