Когда б не баня, все бы мы пропали. История старинной русской традиции
Итан Поллок
Какие бы социальные изменения ни сотрясали Россию, ничто не смогло искоренить привычку русских людей париться в бане. Более тысячи лет представители разных сословий, классов и политических партий оказывались равны перед очищающей силой целебного пара. Баня – больше чем гигиеническая процедура, это ритуал, которым сегодня принято наслаждаться. Однако так было не всегда: целые столетия посещения общественных купален были жесткой необходимостью, сопряженной порой с не самыми приятными вещами. Все эти непростые взаимоотношения русского человека со старинной традицией не могли не отразиться в культуре: баня фигурирует в живописи, литературе и кино. Профессор славистики Итан Поллок в своем исследовании не только рассказывает о повседневной привычке, он показывает ее сквозь призму истории огромной страны и делает это невероятно живо и увлекательно.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Итан Поллок
Когда б не баня, все бы мы пропали. История старинной русской традиции
Посвящается Эми, Захари и Наде
Ethan Pollock
Without the Banya We Would Pe rish
A HISTORY OF THE RUSSIAN BATHHOUSE
© Oxford University Press 2019
© Т. Азаркович, перевод на русский язык, 2021
© ООО “Издательство АСТ”, 2021
Издательство CORPUS
Пролог
Москва, Россия, декабрь 1991 года. Мы ложимся нагишом на деревянную скамью, закрываем глаза, и нас обволакивает раскаленный воздух. Термостат показывает 95 °С. Мы потеем, и из кожи выходят токсины. Когда жар делается невыносимым, мы поодиночке выходим из тесного помещения и, чтобы охладиться, прыгаем в бассейн с ледяной водой. Потом возвращаемся в парилку и через считаные секунды снова потеем. Берем березовые веники и хлещем себя и друг друга по спине. Одни считают, что эти веники целебные, другие говорят, что с ними тело больше разогревается. Я не знаю, кому верить, но все равно хлещусь веником. А потом, завернувшись в простыню, чувствую, что у меня теперь новая кожа. Я и раньше бывал в русской бане, но обычно шел туда с некоторой опаской. Теперь, кажется, я начинаю проникаться процессом и получать удовольствие.
Я спрашиваю Сергея: мытье в бане – советская традиция? Отчасти да, отвечает он. Переживет ли она те политические и экономические беспорядки, которые бушуют сейчас за этими стенами? В ответ он улыбается. И говорит, что корни этого обычая уходят глубоко в прошлое России, он зародился задолго до революции. Тут к нам подсаживается Володя и тоже вступает в разговор. По его словам, сегодня человек в бане, возможно, испытывает то же самое, что люди испытывали в этом месте сто, двести, а может, даже тысячу лет назад. Здесь нет ничего нового. Баня – штука вечная.
Но нет, это заблуждение. Ни один телесный опыт, каким бы древним и неизменным он ни казался, сколь бы тесной ни была его связь с первозданными стихиями огня и льда, не может быть неподвластным времени. Я точно знаю, что у бани – как и у самой России – должна быть своя история.
* * *
В 1990-е годы друзья и коллеги водили меня в городские и частные бани в Москве, Санкт-Петербурге и других городах и деревнях на территории бывшего СССР. Я ходил в бани с учеными, спортсменами, предпринимателями, врачами, журналистами и студентами. Я ходил туда и с уважаемыми общественными деятелями, и с сомнительными личностями. Обычно я бывал там в мужской компании. Изредка бани были общими – для обоих полов. Во всех случаях представлявшаяся моим глазам телесная картина – буйство человеческой наготы во всем ее разнообразии – поражала меня и освежающей новизной, и беззастенчивостью. Только в бане я волей-неволей оказывался рядом с чужими телами в таких количествах.
Я много раз ездил к друзьям на дачи, и мои хозяева растапливали баню и приглашали меня попариться. Иногда я помогал им пилить и рубить дрова, вязать из березовых веток веники, мыть скамейки в парилке и мести раздевалки, топить печь и заливать в бак воду. Я научился орудовать вениками, самостоятельно чувствовать, когда жар и влажность достигли нужного уровня, наслаждаться вкусом пива или водки (или изредка – горячего чая) после банных процедур. Баня позволяла прекрасно отдохнуть от быстрых перемен, за которыми мы едва успевали угнаться после того, как Советский Союз рухнул и на его обломках начала возникать новая Россия. А еще баня давала нам заряд энергии, и мы с новыми силами возвращались на работу или домой. По существу, это была полноправная часть быта.
Изначально мое увлечение баней вовсе не относилось к моей работе в России. В начале 1990-х годов я преподавал в Москве американскую историю. С середины до конца 1990-х я приезжал в Москву, чтобы заниматься научными исследованиями и писать диссертацию. Баня была для меня убежищем, отдушиной, местом общения с друзьями – словом, противовесом работе. Позже, уже написав книгу о Сталине и науке, получив в США место преподавателя российской истории и обзаведясь семьей, я начал думать о том, что же делать дальше. Иногда я думал об этом в бане. Меня все меньше интересовали вопросы, связанные с государственной властью, и все больше увлекали частности повседневной жизни – например, имевшие отношение к бане, которая, собственно, так крепко привязала меня к России.
Перемены – даже переломы – в российской политике, свидетелем которых я был в 1990-е и в начале 2000-х годов, подтолкнули меня к поискам чего-то прочного, неизменного для народа и в истории страны, которую я успел полюбить. Неважно, кто возглавлял Россию и в каком направлении он ее вел, – баня, похоже, высвечивала те стороны русской культуры, которые были мне дороже всего: тесные социальные узы, выдерживающие любые испытания, способность и желание поразмыслить над трудностями современной жизни, а также стойкую традицию, которой под силу объединять представителей самых разных слоев населения. Так я понял, что хочу написать о бане.
Введение
Везде и всегда, где были русские, были и бани. Бани процветали и в селах, и в больших городах. Они обслуживали мужчин и женщин, царей и землепашцев, православных и безбожников, националистов и социалистов, предпринимателей и фабричных рабочих, охранников и заключенных. Бани существовали еще до образования первого государства восточных славян, они выдержали монгольское нашествие, выстояли, когда центром русских земель сделалась Москва, пережили расцвет после того, как Петр I взялся за вестернизацию старой Руси, и обрели новое значение в Советской России. Русские не обходились без бани, отправляясь в экспедиции в Арктику и в Антарктику, в сибирскую ссылку и в эмиграцию в Америку. Они сооружали бани в железнодорожных вагонах, на китобойных судах и подводных лодках. Бани и сегодня широко распространены как в самой России, так и в русских общинах по всему земному шару. Более того, трудно было бы найти другое культурное учреждение, чье присутствие во времени и пространстве было бы столь же постоянно и имело такую же популярность независимо от сословных и культурных различий[1 - О бане в Арктике: Shenitz H. A. The Vestiges of Old Russia in Alaska // The Russian Review. 1955. Vol. 14. № 1. P. 57; о бане в Антарктике: Swithinbank C. A Year with the Russians in Antarctica // Geographical Journal. 1966. Vol. 132. № 4. Р. 469; о самодельной бане на советской подводной лодке: Дорин В. На “Отлично” // Правда. 1936. 13 декабря. С. 4; о китобойных судах: Demuth В. The Floating Coast: An Environmental History of the Bering Strait. New York, 2019. Р. 282.].
Русская баня – это особая разновидность паровой бани. Печка с горящими в ней дровами нагревает каменку – горку наваленных камней. Когда камни раскаляются, огонь сбивают, а на каменку льют воду. Мгновенно образуются волны пара, и температура поднимается. Купальщики обильно потеют, хлещут друг друга вениками, сделанными из молодых березовых веток (годятся и другие деревья), охлаждаются в бассейне или в естественном водоеме либо катаются в снегу, а потом повторяют все сначала. Существуют разные мнения по поводу правильной влажности и температуры, а также различных процедур, которые полагается делать до, во время или после паренья. Обстановка бани отличается еще бо?льшим разнообразием. Деревенская баня – обычно деревянная изба, состоящая из парилки и небольшого предбанника, где раздеваются перед тем, как париться, и отдыхают после. Друзья, соседи и члены семьи часто парятся вместе. Некоторые деревенские бани – “черные”, то есть не имеют дымохода: в них на начальном этапе, когда разогревается печка, густое облако дыма остается внутри. Хотя перед тем, как париться, помещение проветривают, и стены, и сами купальщики часто покрываются сажей. Городские же, торговые, бани бывают очень просторными: они оснащены современными системами вентиляции, водопроводом, в них есть моечные залы, раздевалки и отдельные отсеки для мужчин, женщин, а также для небольших компаний. Иногда там имеются массажные кабинеты, бассейны, бильярдные комнаты, кафе и парикмахерские. Но главное, что объединяет все эти внешне несхожие деревенские срубы и городские здания и что делает их банями, – это парилка с деревянными полками.
У русской бани имеется многочисленная родня – от греческих и римских бань (терм) до финской сауны, японских сэнто и онсэн, турецкого хаммама и индейской парной (это лишь немногие примеры). В каждом обществе, в каждой цивилизации утвердились свои обычаи и правила личной гигиены – телесной, духовной и умственной. Одни омовения носят профилактический характер и защищают купальщиков от невидимых угроз, другие же сулят исцеление от конкретных недугов или помогают противодействовать опасностям, которыми чреваты определенные типы поведения. Физическая чистота часто подразумевает нравственную непорочность. Прилюдная нагота может способствовать честности и эмоциональной близости, но она же порой порождает распущенность и уязвимость[2 - Научная литература о мытье и гигиене обширна. О заботе о чистоте см.: Douglas М. Purity and Danger. London, 1966; о римских банях: Fagan G. G. Bathing in Public in the Roman World. Ann Arbor, 1999. О банях в Анатолии см.: Bathing Culture of Anatolian Civilizations: Architecture, History, and Imagination / Ed. Ergin N. Leuven, 2011. Сравнение различных паровых бань см.: Aaland M. Sweat: the Illustrated History and Description of the Finnish Sauna, Russian Bania, Islamic Hammam, Japanese Mushi-buro, Mexican Temescal, and American Indian & Eskimo Sweat Lodge. Santa Barbara, 1978.].
Иллюстрация 1. Современная версия деревенской бани “по-черному”. Новгородская область, 2004 год.
Современный мир осознал, как опасны микробы и как важно от них избавляться. Представление о том, что баня очищает от грязи, прогоняет заразу и укрепляет телесное здоровье, укоренилось очень глубоко. Крестьянская поговорка гласила: “Баня любую болезнь из тела гонит”, однако лишь в конце XVIII века гигиена оказалась в фокусе государственного внимания в имперской России. Лейб-медик Екатерины II утверждал, что часто ходить в баню лучше, чем обращаться к врачам, и что “баня Российская, конечно, заступает место двух третей лекарств, описанных во Врачебной Науке и в большей части Аптекарских Сочинений”[3 - Санчес А. Н. Р. О парных российских банях, поелику споспешествуют оне укреплению, сохранению и возстановлению здравия. СПб., 1779.]. Ближе к концу XIX и в XX веке постепенно набрало силу представление о том, что, держа тело в чистоте, можно бороться с болезнями – особенно с эпидемиями, которые вспыхивали из-за вшей, клещей и блох. После захвата власти в России большевиками в 1917 году Владимир Ленин сделал знаменитое заявление: “Или вши победят социализм, или социализм победит вшей!”[4 - Ленин В. И. Выступление перед Всесоюзным центральным исполнительным комитетом и Советом Народных Комиссаров на VII Всероссийском съезде советов, 5 декабря 1919 г. // Полн. собр. соч. М., 1970. Т. 39. С. 410.] Бани – орудие в этой борьбе – стали важным подспорьем для национальной безопасности, и советское государство соответствующим образом их поддерживало.
Иллюстрация 2. Баня в центре Москвы, построенная в период правления И. Сталина в 1935 году. Публикуется с разрешения РГАКФД.
Иллюстрация 3. Егоровская баня в Санкт-Петербурге, построенная в конце XIX века. На 5 этажах располагались мужское и женское отделения, комнаты, предназначенные для приема пищи, чтения, парикмахерская, бассейн и, конечно, парилки. (Строитель. 1896. № 1. С. 53–54.)
Забота о материальных и телесных потребностях не отражает всего диапазона смыслов, ассоциировавшихся с баней как до советской власти, так и при ней. Русские ходили в баню задолго до того, как начали смотреть на нее с точки зрения современной медицины, и до того, как государство решило взять под охрану здоровье населения. Они продолжали ходить в баню и тогда, когда появление во многих домах водопровода и сантехники позволило совершать гигиенические процедуры без лишней мороки у себя дома. Русские понимали, что, в отличие от обычного душа или ванны, поход в баню омолаживает и преображает человека – причем не только физически, но и духовно. Об этом говорили народные пословицы и поговорки: “В бане помылся – будто заново родился”, “Баня все грехи смоет”. Интерес к бане как к месту подлинности, созерцания и возрождения приобретал особые масштабы и значение особенно в пору неопределенности – как, например, в последние годы существования Российской империи и в годы непосредственно до и после крушения Советского Союза. Ведь баня обновляет не только тело, но и ум, и душу.
Баня еще и общественное заведение. И в деревенской обстановке, и в городах друзья и родственники моются вместе, передавая друг другу различные обряды и приемы и устанавливая таким образом границы дозволенного и недопустимого. Например, запрещено ходить в баню в одиночестве или в определенное время, что наводит на мысли о том, что там скрыта потенциальная опасность. Посещение бани – обряд, при помощи которого молодые и чужие становятся частью общины. В конце XIX века один философ написал: “Если вы хотите кого-нибудь сделать себе приятелем и колеблетесь, то спросите его, любит ли он баню: если да – можете смело протянуть ему руку и позвать его в семью вашу”[5 - Розанов В. В. О писателях и писательстве // Розанов В. В. Литературные очерки. СПб., 1899. С. 233.]. Примерно в ту же пору один врач добавил: “Бани у нас народны до того, что по ним иногда определяют любовь к отечеству и истинность русского происхождения”[6 - Забелин А. И. О купаньях, ваннах и банях как средствах сохранения здоровья. Цит. по: Богданов И. А. Три века петербургской бани. СПб., 2000. С. 3.]. Прославление общественной – и даже националистической – бани служило отповедью тем, кто пытался рассматривать ее отвлеченно или под медицинским углом. Вместо того чтобы воспринимать баню просто как идеальное место, где может помыться любой, многие предпочитали считать, что главное предназначение этого пространства – крепкое сплочение русских людей и помощь в распознавании друзей или врагов.
Как публичное учреждение, баня имеет нечто общее с другими общественными заведениями – кофейнями, пивными, спортзалами и парикмахерскими. Эти места, где человек и не дома, и не на работе, объединяет многое: открытость и доступность, гостеприимная и уютная обстановка, возможность пообщаться со старыми и новыми друзьями, создание нейтральной атмосферы, сглаживание социальных различий (о чинах и отношениях подчиненности, существующих за пределами этих заведений, здесь на время позволительно забыть), особое внимание к беседе и ощущение, что здесь можно побыть как дома – вне дома[7 - Oldenburg R. The Great Good Place: Cafеs, Coffee Shops, Bookstores, Bars, Hair Salons, and Other Hangouts at the Heart of a Community. New York, 1997. P. 20–33.]. Описывая баню, разные авторы часто говорили примерно об этом же. Связь этого места с прозрачностью и близостью (чему во многом способствовала и физическая нагота) тоже наводит на мысль о том, что баня вполне вписывается в эту общую категорию. Как покажет дальнейший исторический обзор, не все бани и не во все времена соответствовали перечисленным чертам. И все же, взгляд на это заведение с подобной точки зрения наверняка поможет тем, кто мало что знает о русской бане, приблизиться к пониманию ее важной роли в человеческом общении.
Во многих отношениях баня отличается от прочих публичных мест. Понятия об общественном и частном, возникшие в западноевропейском обществе и применимые ныне к кофейням и другим подобным заведениям, не так-то легко приложить к русским реалиям. В чем-то баня была местом публичным (ее ведь часто поддерживало государство, и мытье было коллективным), а в чем-то – частным (камерным и особенным). Кроме того, бани выполняли по крайней мере некоторые из общественных задач задолго до возникновения современного мира и капиталистических экономических отношений, которые ученые считают важнейшими предпосылками для появления подобного рода общественных собраний. Баня выжила и в самодержавной России, и в социалистическом СССР[8 - Public and Private in Thought and Practice: Perspectives on a Grand Dichotomy / Eds. Weintraub J., Kumar K. Chicago, 1997; подробнее о русском и советском представлении о месте и пространстве см.: Boym S. Common Places: Mythologies of Everyday Life in Russia. Cambridge, 1994; Habermas J. The Structural Transformation of the Public Sphere: an Inquiry into a Category of Bourgeois Society. Cambridge, 1989; Borders of Socialism: Private Spheres of Soviet Russia // Ed. Siegelbaum L. H. New York: Palgrave Macmillan, 2006; Crowley D. Reid S. E. Socialist Spaces: Sites of Everyday Life in the Eastern Bloc. Oxford, 2002.]. История бани наводит на предположение, что потребность в создании публичных мест для осмысленных общественных контактов вовсе не обязательно привязывать к западноевропейскому летосчислению или к другим привычным для современных историков ориентирам[9 - Chakrabarty D. Provincializing Europe: Postcolonial Though and Historical Difference. Princeton, 2000 (Глава 7). В силу примерно тех же причин, о которых Чакрабарти писал, рассуждая об “аде” в Калькутте, баня помогает нам приблизиться к пониманию того, как русские пытались, словами Маршалла Бермана, “вцепиться в современный мир и устроиться там как дома” (Berman М. All That Is Solid Melts Into Air: The Experience of Modernity. New York, 1982).]. И наконец, общинный характер бани отражает лишь один из важнейших ее аспектов. Посещение бани – не только общественный акт, но также телесный и духовный опыт. Физические ощущения, которые можно получить в бане, и чувство духовного преображения – не менее важные причины ее привлекательности. Прийти в баню только для того, чтобы поговорить и пообщаться, как это делается в кафе или пабах, но при этом не раздеться, не пропотеть как следует в парилке и не вымыться – значило бы упустить самое главное.
В бане каждая из ее основных функций – мытье, очищение и установление чувства общности – чревата потенциальными рисками. Баня смывает грязь, но она же заставляет купальщиков соприкасаться с чужими телесными выделениями и грязью, которые могут распространять заразные болезни. Баня восстанавливает душевную чистоту, но там же можно самозабвенно предаваться пороку. Как общественная практика, она помогает очерчивать круг приемлемых типов поведения и опознавать своих. А еще баня выявляет проступки и выводит наружу угрозу, которую представляют те, кто не вливается в коллектив и не подчиняется правилам. Силясь привнести в мир порядок, баня тем самым вытаскивает на свет беспорядок. Она имеет прямое отношение к здоровью, рождению, возрождению, обновлению, спасению и сплочению, но в то же время баня оставляет людей безо всякой защиты от вредных выделений и испарений, от паразитов, сажи, сырости, контактов с другими людьми, блуда, огня и разложения. Баня сулит очищение – и сама же представляет потенциальную опасность. Без бани русские люди пропали бы (как гласит еще одна поговорка), потому что без нее они потеряли бы точку опоры, умение разделять небесное и земное, тело и душу, утратили бы понятия о том, что разрешено, а что строго запрещено.
В силу того, что баня – относительно постоянный физический фон для общественных отношений, она служит призмой, через которую можно рассматривать российскую историю в целом. Поскольку баня проливает свет на отличительные черты прошлого, они предстают узнаваемыми и одновременно по-новому преломляются. Диахронное изучение бани позволяет высветить под непривычным углом очертания российской индивидуальности, природу сложных взаимоотношений России с остальной Европой, потенциал и пределы возможностей могущественного государства, управляющего огромной территорией, различия между профессиональными знаниями и народной мудростью, а также попытки адаптироваться к современным условиям. Меняющиеся представления о социальности и сексуальности, о половой и классовой принадлежности, об империи и религии, о работе и досуге – все это тоже проявляется в бане, но не всегда предсказуемым образом или не так резко, как могло бы показаться, если бы мы глядели на все это через другую призму.
Баня была не просто физическим пространством, где происходили встречи. Она существовала и как идея, чья ценность определялась эмоциями, которые ей сопутствовали. В материальном плане баня оставалась устойчивым и неизменным институтом. Как социальное умозрительное понятие, она была подвижным явлением и, в зависимости от эпох и мест, принимала многообразные формы для представителей разных полов, национальностей и сословий.
Средневековые летописцы описывали баню как некий символ национального самосознания (какой бы смысл в него ни вкладывался – плохой или хороший) и как пограничное место, сталкивающее духовность и кощунство, небесные силы и земные желания. Иноземные дипломаты, врачи, путешественники и журналисты – от Геродота до Хедрика Смита – обращали внимание на банные обычаи местного населения и часто выводили из своих наблюдений более широкие умозаключения, касавшиеся сути народного характера. В романах Федора Достоевского баня выступает локусом, где царит опасность и насилие, а в рассказах врача, прозаика и драматурга Антона Чехова – невинным местом общения, где разговоры важнее оздоровления. Некоторые писатели – как, например, Михаил Зощенко – прибегали к юмору, чтобы привлечь внимание к плачевным условиям в банях, а другие намекали на встречи сексуального характера, которые там устраивались. В дневниках и мемуарах мы находим описания бань в пору Русской революции, в период блокады Ленинграда, в советских исправительно-трудовых лагерях. И безымянные, и знаменитые художники изображали баню как символ русскости и патриотизма, советскости и юмора, добродетели, порока и секса. Григорий Распутин водил в баню аристократок и проституток, чтобы испытать их духовную чистоту – или же чтобы предаться распутству. Екатерина II, Иосиф Сталин, Борис Ельцин и Владимир Путин видели в бане и важнейшее орудие, помогающее народу отогнать болезни, и свой излюбленный вид досуга.
Баня находится в центре сети развивающихся смыслов, в которой одни связующие нити и звенья крепнут, а другие со временем атрофируются или вовсе рвутся. Роль бани творили и меняли люди, принадлежавшие к разным поколениям. Попытки навязать определенное восприятие бани и отмести как несущественные другие толкования ее назначения лишь повышали градус идейных споров. Баня как физическое пространство представлялось нейтральным, эгалитарным заведением, куда все просто ходят мыться. Баня как идейное понятие наделялась исключительной способностью обновлять дух, сплачивать людей в общность и помогать им в осмыслении мира.
* * *
Несмотря на центральное место, которое баня занимала в русской жизни, ее прошлое не так-то легко восстановить. Относящиеся к делу сведения можно найти в самых разных источниках, но не существует единого архива или единого подхода к теме. Книги и статьи, главным предметом которых является баня, находятся в широком диапазоне от медицинских отчетов о важности банных процедур для здоровья до технических инструкций, подробно описывающих, как правильно строить баню, популярных очерков, посвященных конкретным баням, и текстов с порнографическим уклоном, рассказывающих о том, что иногда происходит в этих заведениях. Самопровозглашенные любители бани собирали материалы и в итоге написали десятки книг, часто выдержанных в агиографическом ключе[10 - См., например: Рубинов А. Сандуны: книга о московских банях. М., 1990; Рубинов А. История бани. М., 2006; Орлова С. М. Все о банях. М., 1998; Богданов И. А. Три века петербургской бани. СПб., 2000; Галицкий А. Щедрый жар: очерки о русской бане и ее близких и дальних родичах. М., 1974; Русская эротическая проза / Сост. М. Л. Вольпе. М., 2004; Рябов В. Н. Как устроить сельскую баню. М., 1954.]. Иностранные журналисты создали множество статей, где отразили собственные впечатления от посещений бани[11 - Например: Myers S. L. Sunday at the Banya // Departures. 2007. October. P. 274–282; Phillips C. A Russian Thrashing // Globe and Mail. 2002. June 2; MacWilliams B. With Light Steam: A Personal Journey Through the Russian Baths. DeKalb, 2014.]. Изредка исследователи упоминают о бане как о свидетельстве “нравственного мазохизма” России[12 - Наиболее выдающийся пример: Rancour-Laferriere D. The Slave Soul of Russia: Moral Masochism and the Cult of Suffering. New York, 1995.]. Чаще они подступались к теме бани с разных сторон, не пытаясь при этом обрисовать общую картину[13 - Райан В. Ф. Баня в полночь: Исторический обзор магии и гаданий в России / пер. с англ. Л. И. Авиловой М., 2006; Cross A. G. The Russian Banya in the Descriptions of Foreign Travellers and in the Depictions of Foreign and Russian Artists // Oxford Slavonic Papers. 1991. XXIV. Р. 34–59. Healey D. Homosexual Desire in Revolutionary Russia: the Regulation of Sexual and Gender Dissent. Chicago, 2001; Condee N. The Second Fantasy Mother, or All Baths Are Women’s Baths // Russia, Women, Culture. Bloomington, 1994; Petri O. At the Bathhouse: Municipal Reform and the Bathing Commons in Late Imperial St. Petersburg // Journal of Historical Geography. 2016. Vol. 51. P. 40–51; Липинская В. Баня и печь в русской народной традиции. М., 2004.]. Однако чаще всего баню просто воспринимают как данность. Обычно она остается столь же незаметной, сколь и вездесущей.
Владимир Гиляровский, главный бытописатель Москвы конца имперской эпохи, отмечал, что баня – явление настолько общеизвестное, что никто не испытывает потребности писать о ней: “В литературе о банном быте… ничего нет. Тогда все это было у всех на глазах, и никого не интересовало писать о том, что все знают: ну кто будет читать о банях?”[14 - Гиляровский В. Москва и москвичи. М., 1968. С. 228.] Отчасти Гиляровский был прав. Правительства держали бани под присмотром – или как источники дохода и места, полезные для общественного здоровья, или как притоны, где гнездится порок. Крестьяне, отвечая на вопросы этнографов, обычно сообщали, что бани занимают важное место в их жизни. Но мало кто специально описывал банные ритуалы сами по себе. Как и во всех областях истории повседневной жизни, здесь имеются пробелы и несоответствия между данными из сохранившихся источников. Подобно тому, как сажа в бане оседает на разных поверхностях неравномерно, так и в одних местах свидетельства “осели” густым слоем, а в других их как будто начисто смыло. Из всех эпох российской истории и изо всех краев необъятной империи дошли хотя бы немногочисленные свидетельства, но, чем дальше от нас эпоха и чем дальше от европейской части России, тем тоньше, как правило, слой сохранившихся упоминаний. На некоторые вопросы о бане невозможно ответить с определенностью, опираясь на имеющиеся письменные документы. Очевидно, что русская банная традиция эволюционировала, отталкиваясь от банных обычаев различных других евразийских этнических групп, но как именно – сказать трудно. Подробности, касающиеся сексуальных контактов между мужчинами и женщинами в банях, часто проскальзывают лишь обиняками; упоминания о сексе между мужчинами или между женщинами найти еще труднее, хотя сам факт, что в бане имели место однополые сексуальные контакты, представляется очевидным. Мужчины гораздо чаще женщин делились рассказами о своих банных похождениях, из-за чего мужская точка зрения часто представляется универсальной, хотя это явно не так. Ввиду неизбежных пробелов, которыми изобилуют источники, данная книга не сможет дать исчерпывающую картину.
Тем не менее ту банную культуру, которая, как опасался Гиляровский, могла исчезнуть бесследно, все же возможно в значительной мере воссоздать благодаря внимательному изучению письменных источников и изображений. Баня фигурирует в живописи, на плакатах, в фильмах, сводах законов, дневниках и мемуарах, в популярных и профессиональных, посвященных здоровью, журналах, в муниципальных правовых актах, в этнографических исследованиях, архитектурных планах, политических карикатурах и религиозных текстах. При работе над этой книгой, стремясь передвинуть баню с окраин российской истории в самый центр, я использовал более тысячи таких источников.
Люди моются всегда и везде, и коллективное мытье – обычай, распространенный во многих культурах по всему миру[15 - Из-за универсальной важности бинарного противопоставления чистый/нечистый баня становится и частью более обширной, глобальной истории. См.: The Nature and Function of Water, Baths, Bathing, and Hygiene from Antiquity Through the Renaissance / Eds. Kosso С., Scott А. Leiden, 2009. Однако мое внимание сосредоточено на бане как на типично русском явлении, а не на его взаимосвязи с другими похожими явлениями в других странах мира.]. Но не каждая культура наделяет омовения высокой ценностью, и не у всех народов имеются банные обычаи, остающиеся неизменными на протяжении долгих веков. В России же баня сохранилась в прежнем виде, несмотря на коренные изменения в представлениях о телесной чистоте и несмотря на заметные сломы общественного строя. Чем сильнее менялись политика и культура в России, тем больше ценилась баня – как нечто исконное и незыблемое. В стране, где государство и религия (и идеология) обычно занимали огромное место, баню светские или церковные власти не контролировали. Благодаря относительной устойчивости своей формы баня казалась неподвластной времени, особенно в пору политических, экономических и социальных потрясений. А относительная податливость культурного содержания позволяла людям из всех слоев общества и во все эпохи наделять баню физической, духовной и объединяющей силой.
Это – первая книга (на любом из языков), в которой предпринимается попытка подробно изложить историю бани на протяжении большого отрезка российской истории. Содержание следующих десяти глав расположено в хронологическом порядке. В главах 1 и 2 рассказ опирается на самые ранние письменные источники, упоминающие баню, вплоть до окончания царствия Екатерины II в конце XVIII века, когда врачи впервые заговорили о том, что главное предназначение бани – поддержание здоровья и гигиены. Главы 3, 4 и 5 охватывают период с начала XIX века до конца правления династии Романовых в 1917 году, когда признание потенциала бани как важного места, способствующего здоровью населения, происходило неравномерно. Параллельно приходило понимание ее большой значимости для национального самосознания и ее популярности как места общения, отдыха, насилия и сексуальной распущенности. Четыре главы охватывают советский период. Правительственные чиновники стремились сделать все для того, чтобы баня выполняла свои утилитарные задачи, тогда как прочие люди гораздо чаще видели в бане символ чистоты и пространство для содержательного социального взаимодействия, для раздумий о национальной принадлежности и судьбе, а не просто место, где можно вымыться. Заключительная глава, посвященная постсоветской России, рассказывает о том, как продолжали подпитываться, выявляться и открываться заново разнообразные и противоречивые стороны истории и истолкования назначения бани. В каждой главе переплетаются темы чистоты физической (и грязи), чистоты нравственной (и скверны) и общественной солидарности (и нарушения общепринятых правил). Если каждый из этих элементов с течением времени и в разных местах переживал заметные перемены, то в той или иной степени кое-что в истории русской бани оставалось постоянным: это сильное желание использовать экстремально высокую температуру для очищения тела, видеть в мытье не просто полезную для организма процедуру, а нечто, наделенное глубоким смыслом, чтить власть традиции и вековых обычаев и мыться не в одиночестве, а компании. Было бы преувеличением утверждать, что история России – это история бани в расширенном изложении или что история бани – это история России в миниатюре. Но совершенно бесспорно, они неразрывно связаны друг с другом.
Глава 1
“И царя старше”
Бани существовали до возникновения Руси, а до появления бань существовали другие виды купален и парилен. Около 440 г. до н. э. Геродот, греческий “отец истории”, рассказывал о народах, живших в Северном Причерноморье на тех землях, которым позднее предстояло войти в состав Российской империи:
Взяв это конопляное семя, скифы подлезают под войлочную юрту и затем бросают его на раскаленные камни. От этого поднимается такой сильный дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не сравнится с такой баней. Наслаждаясь ею, скифы громко вопят от удовольствия. Это парение служит им вместо бани, так как водой они вовсе не моются… Скифы, как и другие народы, также упорно избегают чужеземных обычаев.[16 - Геродот. История. М., 1999. С. 259.]
Возможно, Геродоту больше хотелось заявить о правильности собственных – эллинских – культурных обычаев, чем разобраться в скифских, однако оставленное им описание скифских банных привычек представляется точным. В XX веке археологи обнаружили среди прочих находок “сосуд, наполненный камнями… с небольшим количеством конопляных семян” и таким образом поняли, что нашли “полный набор предметов, предназначенных для совершения очистительного обряда, о котором очень подробно написал Геродот”[17 - Hartog F. The Mirror of Herodotus: The Representation of the Other in the Writing of History. Berkeley, 1988; Rudenko S. Frozen Tombs of Siberia; the Pazyryk Burials of Iron Age Horsemen. Berkeley, 1970. P. 284–285.].
В первой половине X века персидский ученый и путешественник Ибн Руста тоже посетил те края и обратил внимание на банные обычаи местных жителей. Ибн Руста писал:
В их стране холод до того силен, что каждый из них выкапывает себе в земле род погреба… В такие погреба переселяются со всем семейством и, взяв дров и камней, разжигают огонь и раскаляют камни на огне докрасна. Когда же камни раскалятся до высшей степени, их обливают водой, отчего распространяется пар, нагревающий жилье до того, что снимают даже одежду[18 - Новосельцев А. П. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 388–389. Он цитирует энциклопедию географических сведений Ибн Русты, которая называлась “Китаб ал-а’лак ан-нафиса” (“Книга драгоценных ожерелий”).].
И Геродот, и Ибн Руста видели в банных обычаях неоспоримое подтверждение отличия степняков от их собственных народов.
В ту пору, когда Ибн Руста писал свой труд, киевские князья объединили под своим правлением местные восточно-славянские племена. Киевская Русь (как стало потом называться их государство) находилась на пересечении важных торговых путей и потому становилась местом встреч представителей несхожих средневековых культур. Ранняя разновидность русской бани возникла благодаря смешению различных обычаев и обрядов. На юге Византия унаследовала богатую греко-римскую банную традицию: просторные городские бани выполняли и общественные, и гигиенические задачи. Эта же традиция частично вошла и в мусульманский мир, где мытье в хаммаме заняло важное место как в религиозных обрядах, так и в городской общественной жизни[19 - Yeg?l F. Bathing in the Roman World. Cambridge, 2009.]. Евреи, жившие среди восточных славян, ходили для ритуального очищения в микву. Жившие к северу от Руси финны иногда устраивали паровые бани в небольших деревянных срубах[20 - Pentik?inen J. Baths // Encyclopedia of Religion / Ed. L. Jones. Detroit, 2005. P. 800–803.]. Различные хазарские племена, контролировавшие значительную часть территорий евразийских степей и торговых путей, уходивших на Дальний Восток, тоже имели собственные банные обычаи, хотя по существу о них мало что известно[21 - Зиливинская Е. Д. Бани Золотой Орды // Практика и теория археологических исследований. М., 2001.]. Можно не сомневаться, что со временем эти обширные традиции уступили место множеству более специфических обрядов и обычаев, но следует помнить: ни Русь, ни русская баня не появились на пустом месте.
В степи, в Византии и Скандинавии, среди иудеев, христиан и мусульман мытье ассоциировалось с добродетелью и пороком, со святостью и непристойностью, с чистотой и скверной. Народ Древней Руси создавал собственные банные обычаи, приспосабливая под свои нужды те практики и запреты, с которыми он соприкасался. Бани служили местом встреч, где признаки индивидуальных отличий могли одновременно проявляться и сглаживаться. Попутно баня становилась характерной чертой русской культуры. Подобно хаммаму и микве, она встраивалась в религиозное учение и становилась частью главных обрядов и церемоний. Как и в Византии, баня могла принимать форму больших городских зданий, само присутствие которых свидетельствовало о цивилизованности города или общины. И, подобно парным финнов и других северных народов, баня по-прежнему ассоциировалась с колдовством, магией и вообще потусторонними силами. Как само русское государство на протяжении пяти столетий (приблизительно с 1000 по 1500 годы) создавалось в сплаве разных княжеств и этнических групп, так и баня рождалась из смешения многообразных банных традиций. Совершая в бане правильные действия правильным способом, можно было выяснить отношения между небесным и земным, а также без труда опознать своих. Сходным образом неумение верно совершать положенные обряды влекло за собой риск нездоровых связей и нарушений общественного договора. Баня выступала своего рода перепутьем, откуда дороги вели порой к праведности, а порой к проклятью.
* * *
Если оставить в стороне краткие упоминания о мытье у Геродота и Ибн Русты, то история русской бани обычно начинается с первых местных письменных свидетельств о ранней эпохе существования Киевской Руси – древнего государства, к которому восходит вся позднейшая государственность России. В “Повести временных лет” (или “Первоначальной летописи”) – летописном своде документов, относящихся к истории Руси с XII века, – неоднократно упоминается мытье, что подкрепляет утверждения о том, что баня всегда была неотделима от представлений о Руси и о русских.
В наиболее часто цитируемом месте из “Повести временных лет” говорится об апостоле Андрее Первозванном, чье легендарное “хождение” в славянские земли послужило поводом для сакрализации христианских истоков Киевского княжества. Это предание чрезвычайно важно для восточнославянского самосознания: позднее апостол Андрей сделался святым покровителем и Украины, и России. В описании путешествия Андрея, сохранившемся в “Повести”, уделено значительное внимание местным баням, которые увидел апостол и которые значительно отличались от бань, распространенных в римском мире.
И пришел [апостол Андрей] к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: “Удивительное видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и разожгут их докрасна, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что еле вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это всякий день, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то совершают омовенье себе, а не мученье”[22 - Повести временных лет // Русские летописи XI–XVI веков: Избранное. СПб., 2006. С. 27.].
Авторами “Повести временных лет” были, скорее всего, киевские монахи. Привлекая внимание к бане и связывая ее с именем апостола Андрея, они, возможно, надеялись высветить предмет гордости местных жителей. Но если так, то не странно ли, что они подчеркивали изумление Андрея? Ведь он уподоблял банные обычаи славян “мученью”. Зачем же они вообще включили в летопись этот эпизод?
Когда писалась “Повесть”, Киевское государство было лишь одним из многих княжеств, соперничавших между собой за господство над славянскими землями. Составители летописи, предположительно желавшие подчеркнуть важную роль Киева, быть может, решили нарочито насмешливо изобразить языческие, варварские обычаи своих соперников-северян из Новгорода, которые мылись, подобно норвежцам, в тесных срубах, а не в просторных общественных зданиях, служивших банями у цивилизованных римлян в пору “хождений” апостола Андрея и у их собственных современников византийцев. Чтобы обозначить этот контраст, летописцы несколькими строками выше рассказали о том, что, когда Андрей пришел в земли на берегах Днепра, где в будущем предстояло возникнуть Киеву, его помыслы не были заняты местными банными обычаями, а устремлялись в священные выси. Он будто бы произнес следующие слова: “Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей”, после чего благословил горы, поставил там крест и помолился Богу[23 - Там же.]. В летописи эти эпизоды примыкали друг к другу, отчего создавалось впечатление, будто жители Новгорода оказались куда менее достойны апостольского благословения, чем жители днепровских холмов, на которых предстояло в будущем воздвигнуться Киеву. Авторы летописи словно желали сказать: Киев – город церквей, а Новгород – город бань.
В Древней Руси XI века существовало нечто похожее на баню, но едва ли оно могло казаться предметом гордости киевским летописцам. Напротив, они выставили это явление как незавидный обычай, восходящий к дохристианским временам. Опираясь на это место из “Повести временных лет”, один современный историк заключил, что жители Киева воспринимали банные традиции русского Севера как “чуждые и нелепые”, и что упоминание бань в “Повести” – “один из древнейших русских этнографических анекдотов”[24 - Hellie R. The Economy and Material Culture of Russia, 1600–1725. Chicago, 1999. P. 399, 540.]. Лишь потому, что “Банный веник и царя старше”, как гласит одна поговорка, не стоит думать, что баня была предметом безусловной гордости[25 - Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989.].
Зато другие обращались к этому же эпизоду летописи, чтобы подчеркнуть значимость бани для подлинного русского самосознания, и банные обычаи казались тем важнее, что чужаки вроде апостола Андрея не могли их понять. В таком прочтении христианство выглядело новым, привозным элементом, а баня представала частью уходящей вглубь веков, более подлинной русской истории. Вот что писал один исследователь:
