Ольга Баскова "Жемчужина Тамерлана"

– Значит, вы уверены, что проклятие Тамерлана действует? – спросил он, когда кинооператор закончил.

Маликов побледнел:

– Да, я уверен. Иначе как объяснить все, что произошло после вскрытия могилы?

Георгий Константинович подошел к окну. На размокшей земле матово поблескивали антрацитовые лужицы. Печальный березовый листок, слетевший с ветки, одиноко покружился в воздухе и плавно опустился на размякшую глину.

– И что же вы хотите? – уточнил генерал, повернувшись к собеседнику, смотревшему на него с надеждой.

– Я так понимаю, что все отменить может только товарищ Сталин, – при упоминании фамилии вождя всех времен и народов Карим побледнел. – Если вы сочтете нужным сообщить ему…

Жуков опустил голову и задумался.

Разговор с кинооператором произвел на него впечатление, о котором он боялся признаться. С одной стороны, все выглядело довольно фантастическим. О таком пишут в восточных сказках, но не воспринимают всерьез. С другой стороны, Маликов был прав. Раскопки могилы повлекли за собой череду неприятных и необъяснимых с точки зрения науки событий. Но стоит ли сообщать о них Сталину? Как воспримет Иосиф Виссарионович такую странную просьбу о возвращении останков Тамерлана в Самарканд? Не посмеется ли, не захочет ли наказать его?

Семочкин принес два стакана темно-янтарного чая, и Георгий Константинович улыбнулся Кариму:

– Угощайтесь.

Кинооператор опасливо придвинул к себе стакан и начал пить маленькими глотками. Он подумал о том, что давно не пил настоящего чая. Этот напиток показался ему божественным, хотя на его родине чай заваривали по-другому, и он получался безумно ароматным и вкусным.

А Георгий Константинович размышлял о том, как донести до Иосифа Виссарионовича все, что он сегодня услышал. Он понимал, что, несмотря на абсурдность просьбы, не сможет отказать кинооператору и умолчать об этом. Сталин должен знать, что случилось в Самарканде. Если он сочтет нужным ничего не предпринимать – что ж, это его выбор. Но что-то подсказывало генералу, что вождь не станет смеяться. Не станет, потому что считает Тамерлана уникальной личностью.

А ведь он и правда был уникальным полководцем. Георгий Константинович подумал, что не знает о жизни Тимура почти ничего – так, общие факты. Вот закончится война – а она обязательно закончится, – и тогда он займется самообразованием, прочитает о Железном хромце. Наверное, у него была очень интересная биография.

Глава 4

Кеш. 1336 г.

Эмир Тарагай мчался по пыльной серой дороге, подгоняя своего гнедого. Он хотел вернуться в Кеш засветло. Мысль о том, что любимая жена, возможно, сегодня подарит ему сына, грела душу, и всадник прижимался к угольной гриве своего скакуна и шептал ласковые слова, будто скакун мог услышать своего хозяина.

Тарагай подумал, что в роду Чингисидов (все-таки Чингисхан их родственник, пусть и очень дальний) сегодня прибавится: родится еще один воин.

Он был уверен: будет мальчик. Об этом говорил и местный колдун, прижимая к узкой костлявой груди жилистую коричневую руку.

«У ребенка должно быть звучное имя», – решил Тарагай, с нетерпением вглядываясь в даль и думая о том, что сегодня утром его поразил необычно красный, кровавый закат.

Селения Кеш, укрывшегося среди высоких гор, еще не было видно. Всадник миновал небольшую зеленую долину, въехал в алычовую рощу с едва раскрывшимися почками, мирно раскинувшуюся возле ручья с хрустальной водой, и издал радостный возглас, наткнувшись на камышовую юрту. Это было жилище его друга и помощника, а совсем неподалеку, в каких-то десяти метрах, возле шумливой реки, Тарагая ждал родной дом.

Всадник лихо подскочил к жилищу, спешился и, отпустив коня пастись, заглянул внутрь. В юрте было жарко, так жарко, что мужчине показалось: кто-то поднес к его лицу пылавшую головню. Глиняный светильник едва освещал скромное жилище. В сумерках он едва разглядел неподвижное тело жены на овечьих шкурах и суетившуюся возле нее старуху-повитуху.

Увидев хозяина, повитуха замахала руками и быстро заговорила:

– Нельзя, нельзя, уходи, уходи.

Жена шевельнулась, будто очнувшись от забытья, и застонала. Тарагай медлил, и старуха злобно сверкнула щелочками глаз.

– Я же сказала – уходи.

А потом добавила более миролюбиво:

– Снаружи подожди. Позову.

Ему хотелось закричать на нее, ударить, но мужчина сдержался, лишь послушно вышел, вдохнув живительный свежий воздух.

Снова раздался стон, и Тарагай, закрыв лицо руками, сам застонал от бессилия, от невозможности помочь любимому человеку. А потом послышался жалобный кошачий писк, и из юрты вынырнула повитуха.

– Сын у тебя. Заходи.

Тарагай провел рукой по лицу, смахивая капли пота, и вошел в дом. Жена белым пятном лежала на шкурах и тяжело дышала. Рядом с ней шевелилось что-то красное и крошечное.

Повитуха ловко подхватила младенца и поднесла его Тарагаю.

– Вот, гляди. Богатырь какой.

Мужчина бережно взял горячее тельце, и ребенок заплакал, словно протестуя.

– У него белые волосы, – гордо сообщил отец старухе. – А еще сгусток крови в кулачке. Он будет хорошим воином.

Повитуха закивала, и ее дряблые щеки затряслись.

– Все мы знаем, что у нашего Чингисхана при рождении тоже были белые волосы и сгусток крови, – прошамкала она.

Тарагай кивнул:

– Мой сын станет таким же славным богатырем, вот увидишь. Недавно я видел сон… Ко мне подошел красивый молодой араб и вручил меч. Когда я взял его в руки и стал размахивать им в воздухе, сталь клинка заблестела так, что осветила весь мир. Я попросил святого Амира Куляля объяснить это сновидение. Амир Куляль сказал, что этот сон имеет пророческое значение, и Бог пошлет мне сына, который овладеет всем миром, обратит всех в ислам, освободит землю от мрака невежества и заблуждений. Несомненно, мальчик станет великим воином.

– Станет, станет, – шепча, старуха потирала сухие руки. – Только вот мать его… Хворая она, долго не протянет.

Тарагай бросил на нее злой взгляд.

– Не говори, о чем не знаешь, – буркнул он и, положив ребенка к матери, наклонился над ней.

На белом лице жены не было ни кровинки, она тяжело дышала и облизывала искусанные в кровь губы.

– Моя жена родит мне еще много воинов.

Повитуха наклонила голову и промолчала.

Сердце мужчины сжалось от нехорошего предчувствия, но он отогнал от себя дурные мысли и повторил:

– Она родит мне еще много воинов.

Жена шевельнула рукой, словно услышав их шелестевший разговор.

– Я родила тебе наследника, – с усилием выдавила она. – Будущего воина, как мы хотели.

– Да, конечно, – отозвался Тарагай, почувствовав влагу на глазах. – Наш сын будет хорошим воином.

– Он будет прекрасным воином, как и его отец, – женщина заскребла руками по шкуре. – Да, как и его отец. А я…

– А ты будешь прекрасной матерью, – перебил ее Тарагай. – Ты встанешь на ноги, и мы вместе воспитаем наших детей.

Женщина закрыла глаза и ничего не ответила.

Сердце воина сжалось от нехорошего предчувствия. Он вздохнул, взял младенца на руки и направился к выходу.

Повитуха преградила ему дорогу:

– Ты куда его понес? Нельзя…

Тарагай сверкнул на нее черными глазами:

– Мы скоро вернемся. Я обещал показать новорожденного шейху Шамсуддину. Достопочтенный поможет выбрать достойное имя.

Старуха кивнула. Все небольшое население почитало шейха Шамсуддина, самого образованного в Кеше.

Она отбросила шкуру, прикрывавшую вход в юрту, и Тарагай вышел, бережно сжимая в руках драгоценную ношу.

Шейх жил в соседней юрте, возле высокой чинары с морщинистым стволом. Когда мужчина отодвинул полог, он увидел, что Шамсуддин, худой жилистый старик, сидел на коврике и, поджав под себя ноги и придвинув светильник, читал Коран.

– Да будет благословенно это жилище! – воскликнул Тарагай и поклонился. – Достопочтенный, я принес тебе новорожденного сына. Я знаю, что он станет великим воином… Ты должен помочь мне выбрать имя.

Он поднес младенца к сморщенному лицу шейха, и тот дотронулся пальцами до овечьей шкуры.

– Я остановился на стихе, в котором упоминалось имя Тимур, – торжественно проговорил Шамсуддин. – Лучшего имени для твоего сына не придумаешь.

– Тимур, – произнес Тарагай, и его широкое лицо озарила улыбка. – Да, это прекрасное имя для ребенка. Благодарю тебя, Шамсуддин.

Шейх ничего не ответил и продолжил чтение. Гость вышел, стараясь не мешать хозяину.

Неожиданно небо закрыли тучи, и пошел весенний дождь. Капли пепельного цвета летели с неба, били в лицо, оставляя темные следы.

Тарагай поднял руки и прошептал:

– Благодарю тебя, Аллах. Ты посылаешь мне весточку, что мой сын станет великим…

На его лице заиграла радостная улыбка. Он был счастлив.

Глава 5

Черноморск, наши дни. За месяц до убийства

Он пришел с работы, как всегда, уставший до черта. И, как всегда, увидел надоевшую и раздражавшую картину.

Жена Ольга сидела за столом с неизменной бутылкой портвейна и осушала явно не первый стакан. Странно, но спиртное никогда не действовало на нее расслабляюще. Иногда она становилась агрессивной, и тогда в Валентина летело все, что попадалось ей под руку, иногда супруга роняла скупые слезы и обвиняла его во всех своих несчастьях. И тогда ему становилось смешно – ей ли говорить об этом? Ольга всегда жила как сыр в масле, никогда не работала, однако ее трудовая книжка пылилась в их фирме – и стаж набегал исправно.

Валентин подозревал, что и в институт она тоже не ходила: тесть уже тогда начал подниматься, создавать свою компанию и вполне мог сделать подарок своему единственному чаду – подарить диплом.

– Опять? – Он попытался отнять у супруги стакан, и густое вино выплеснулось ему на брюки. – Почему не забрала Кешку из сада? С утра начала, что ли?

Она кинула на него полный неприязни взгляд:

– Это твоя обязанность, не так ли?

Валентин едва подавил желание ударить ее, плеснуть в лицо вином. Опять их четырехлетний сын будет сиротливо сидеть у ворот и дожидаться нерадивых родителей!

– Оля, ну что тебе помешало забрать его? – спросил он, стараясь подавить в себе ненависть и отвращение. – Ты не работаешь. Занимайся хотя бы сыном.

Ольга подняла на него насмешливый взгляд:

– О, какие мы… Закрой рот, голодранец, и ступай за ребенком. Или тебе напомнить, что ты имеешь работу и элитное жилье только благодаря моему папочке? Если тебя что-то не устраивает, катись отсюда! Я плакать не стану.

Валентин вздохнул, словно сокрушаясь о своей нелегкой доле, и стал надевать ботинки. Ему хотелось ударить ее, собрать вещи, позвонить тестю и наконец высказать все, что он думал об их семейке. Но вместо этого мужчина покорно отправился за ребенком, в который раз сетуя на свою слабость.

Глава 6

Кеш. 1343 г.

Прислонившись к юрте, Тарагай любовался семилетним Тимуром. Мальчик сидел на гнедом тонконогом коне будто влитой.

– Отец, посмотри, как я стреляю, – крикнул он, и Тарагай с удовольствием наблюдал, как сын, спрыгнув с лошади, без промаха поразил из лука все цели.

Эмир подумал, что правильно воспитывал сына после смерти жены, с малолетства приучал к военному делу.

Впрочем, это было нетрудно. Тимура интересовали только военные игры, и он с удовольствием вовлекал в них своих сверстников. Они сражались на деревянных мечах, стреляли из лука, обучались искусству верховой езды.

– Отец, правда, я уже хорошо стреляю? – Мальчик поднял лук над головой.

Тарагай кивнул:

– Верно, сын, ты хорошо стреляешь. Я думаю, со временем ты прославишь наш род.