Гендерфлюид
Ивар Рави
Проснувшись в отеле на Мертвом море, Саша не мог предположить, что стал жертвой научного эксперимента. Он очутился в чужой стране в женском теле, документов нет и ждать помощи не от кого. Пытаясь спастись от полиции и чересчур назойливых поклонников, он попадает в лагерь сирийских беженцев, где вступает в конфликт и наживает врага в лице саудовского принца. Страсть и опасность для жизни идут рука об руку: похищение, бегство, насилие. На этом пути есть как враги, так и друзья, готовые отдать жизнь за прекрасную незнакомку. Но так ли прост наш "волк в овечьей шкуре"?
Ивар Рави
Гендерфлюид
Гендерфлюид. Книга первая: Зеноби
Глава 1. Петра
Вы никогда не были в Иордании, а именно в Петре? Если вдруг кто-то из вас попадет туда, обязательно внимательно осмотрите левую колонну главного храма. Пятно на ее боковой поверхности имеет непосредственное отношение ко мне и является ярким доказательством того, что животные инстинкты надо сдерживать, иначе не миновать беды. Но обо всем нужно рассказывать по порядку, не нарушая хронологии.
Я уже в сотый раз проклинал себя, что согласился на эту тупую экскурсию вПетру: ведь ничего не мешало наслаждаться холодными коктейлями в баре или просто плескаться в бассейне «M?venpick Resort & Spa Dead Sea». Это далеко не последний отель на берегу Мертвого моря, и уважить постояльцев тут умели. И вот вчера я тупо попался на удочку местных гидов, что кружили меж постояльцев хищными ястребами, высматривая потенциальную добычу. Не знаю, как именно Рахим определил, что я клюну, но он не ошибся. Рассказывая о Петре, он закатывал глаза, жестикулировал, ссылаясь на то, что это новое чудо света. Как я могу лишить себя счастья лицезреть сей дивный храм, высеченный в скалах? Разнообразить жизнь не мешало, и мною было дано согласие на участие в экскурсии к этому архитектурному ансамблю отчасти из-за того, что жизнь днем начинала приедаться своей монотонностью: завтраки обед перемежались водными процедурами и лишь ночью отель заживал полной жизнью.
Я прилетел в Иорданию на лечение, псориаз был моей давней проблемой и, хотя он меня особо не беспокоил, он напрягал моих партнерш, которые начинали таращиться, стоило мне раздеться. Зачастую это даже приводило к тому, что минуту назад пылавшая страстью дама внезапно вспоминала про больного отца, не забранного ребенка из садика, не выключенный утюг дома и так далее. После двух недель пребывания на Мертвом море в моем организме произошли довольно-таки значительные перемены: я мог кушать без соли (солью я был пропитан насквозь, стоило только облизнуть губы, как блюдо оказывалось в меру подсоленным), я приобрел неплохой загар, псориатические бляшки заметно уменьшились и практически не выделялись на коже.
Отдых на Мертвом море с иорданской стороны мне был по карману, хотя выходил он дороже израильского сервиса. Но здесь имелась экзотика в виде восточных красавиц и масса неизведанного. В Израиле я уже бывал, ничего интересного или нового для себя не нашел: те же евреи, только в другой обертке. Помимо всего, напрягали беспрецедентные меры безопасности: из десяти встреченных на улице молодых трое всегда были при оружии, вход в любой ресторан или магазин проходил через рамку металлодетектора. И даже миновав все эти препоны, нельзя было быть уверенным, что обед или ужин не прервут назойливые сотрудники безопасности.
К своим двадцати шести годам я уже побывал во многих странах, и желание любоваться архитектурными памятниками не сжигало меня изнутри. Будучи экономистом по образованию, деньги и активы я считал главной достопримечательностью любой страны. При этом в ханжестве меня нельзя было упрекнуть, по крайней мере мои друзья и девушки считали меня вполне приятным собеседником и надежным другом.
Работал в Москве, в должности главного бухгалтера одной строительной фирмы, специализирующейся на внутренних отделочных работах. Мой шеф предпочитал нанимать узбеков и таджиков, расплачиваясь с ними по заниженным ценам. Моей же обязанностью было вести бухгалтерию для проверяющих органов, непосредственно с рабочими рассчитывался сам руководитель. Но последняя проверка выставила нам огромный штраф ввиду отсутствия зарплатных карт и лицевых счетов. Шеф попытался переложить вину на меня, хотя это было его прямым запретом и личным указанием. На этом фоне мы с ним разругались, у меня обострился псориаз. Я некоторое время походил по врачам, в солярий, даже съездил к одной травнице и понял, что это эффекта не дает. Вот тогда Андрей и посоветовал мне съездить на Мертвое море, уверяя, что все его знакомые после визита сюда вылечились, и их кожа чиста, как у младенцев.
Я снова посмотрел в окно. Пустынные, безжизненные пейзажи дороги никак не вязались с энергетикой ночной жизни в отеле: каждый вечер после ужина на террасе открытого ресторана начиналось главное действо, танцы живота. Танцевали три девушки. Можно просто упасть со смеху, но все они были из бывшего Союза. Особенно выделялась Лина, татарка с Казани, уже третий год гастролирующая по Ближнему Востоку. Весну и осень она проводила в Иордании, летом танцевала в Бейруте, а зимой брала штурмом уличные подмостки Каира.
Целую неделю ходил на ее танцы, пока она не согласилась пообедать со мной. Обед плавно перешел в ознакомление с моей комнатой, гибкость и пластичность танцовщицы стала достойной наградой за мою настойчивость. Конечно, хотелось попробовать арабку, но именно с этим в Иордании было туго. В отеле арабки отдыхали, но подавляющее большинство из них – почтенные матроны, закутанные в черную одежду и сопровождаемые противными отпрысками. Парень с Кавказа, приехавший на лечение, просветил насчет арабской эротики: ее следовало искать в Ливане, но в Ливан ближайшее время я не собирался. Пробовал подкатить к ливанке-христианке, работавшей в спа-центре. Но она гордо отказалась, показав палец с обручальным кольцом.
Безрезультатно сходив на пальмовое обертывание, я устремил свой взор на соотечественниц, которые в свою очередь обращали свои взоры на арабов: все мы тянемся к экзотике.
От воспоминаний меня отвлек радостный гомон туристов, довольных тем, что дорога близилась к концу. Сидеть три часа в микроавтобусе и глазеть на пустыню— малоприятное занятие. И вот теперь, после долгой тряски, я бодро скакал по каньону в пустыне Вади Рам, чтобы лицезреть то самое, со слов Рахима, «охрененное чудо», именуемое Петрой. Несколько таких же, как я, недоумков, восхищенно вертели головами и кивали в такт словам гида, как китайские болванчики.
Путешествие в город Петра начинается с ущелья Сик, оно очень узкое. В древние времена здесь несколькими воинами сдерживалось целое войско, вражеских нападений на город было множество, и все они были отражены. В скалах вы сможете увидеть сотни усыпальниц, гробниц, жилых помещений… Именно по этому ущелью мы и спускались, сопровождаемые монотонным бормотанием Рахима:
– Самой главной загадкой достопримечательности Иордании является исчезновение населения много веков назад. В один момент город стал пустым, после этого случая здесь никто не живет, кроме редких кочевников. Весь этот город построен вручную, каждый камень обтачивался отдельно. Сейчас из скальной породы освобождена лишь часть Петры, но работы реставраторов продолжаются круглогодично… И так далее и тому подобное.
Как я вляпался в это дерьмо? Я всегда избегал групповых экскурсий, этого пережитка начала двухтысячных. Интернет дает куда больше информации о любой стране и ее историческом наследии, чем уста гида-самоучки. Тем не менее типаж туристов, покорно следующих за гидом и восхищенно ахающих при всякой ерунде, не переводится. Вот и сейчас они буквально впитывали слова Рахима, а одна из русских «Наташек» (судя по ее одежде и яркой, кричащей косметике), буквально ела его глазами. Возможно, ее сексуальные фантазии уже перескочили через Петру и были на пути к висячим садам Семирамиды.
По обеим сторонам узкого каньона нас приветствовали грубо высеченные скульптуры людей и животных. Периодически встречались каменные «карманы», и тогда гид, понизив голос и напустив в него таинственности, сообщал: «Именно тут разбойники поджидали и грабили караваны». Туристы тщательно начинали шарить глазами, видимо, надеясь определить, где разбойники могли закопать награбленное, или на худой конец найти следы кровавой трагедии, разыгравшейся здесь тысячелетия назад. Сканирование ничего им не давало, и они устремлялись вслед за Рахимом.
В этом небольшом человеческом ручейке плыл и я, уже в который раз обкладывая себя матом за поспешность решений. Рахим же, вновь поймав полный вожделения взгляд одной из девушек, продолжал нести свою чушь, заметно воодушевившись:
– Еще одна достопримечательность Иордании, это мавзолей Эль-Хазне. Он является главным символом города Петра. На входе в мавзолей вас встретит огромная урна на фасаде. Считается, что раньше в ней хранились золото и драгоценные камни. Чтобы проверить, есть ли там ценности, бедуины стреляли из ружей, но золото так и не посыпалось. О стрельбе говорят небольшие дырки, видимые невооруженным глазом.
Как мавзолей может являться символом города, загадка. Это, как и дырки, был уже перебор, я даже скривился от мысли, что эту бурду хавают, да еще и добавки просят.
Наконец мы достигли Петры или, точнее, главной площади с гигантскими колоннами. Все это напоминало вход в какой-нибудь древнегреческий или римский храм, с той лишь разницей, что это барельеф, и размер его огромен.
Красиво, конечно, но вряд ли стоило ехать сюда, чтобы любоваться на это. Сделанного не воротишь, оставалось надеяться, что обратная дорога будет быстрее и приятнее, ведь возвращаться домой всегда легче. Радостные туристы начали фотографировать место путешествия Индианы Джонса своими айфонами, андроидами и мыльницами, пытаясь запечатлеть сей радостный момент и себя в нем на фоне древнего памятника архитектуры.
Послонявшись пару минут без дела, я вновь осознал, что тащиться в такую даль поглазеть на эту хрень было крайне глупо еще и потому, что мочевой пузырь давал знать о своем крайнем переполнении. И я не заметил ничего, что хотя бы отдаленно напоминало туалет. Я умолял его потерпеть, но упрямый мочевой пузырь тем временем все активнее подавал признаки крайнего недовольства. Решение созрело сразу, и было оно в нашем духе: пока практически все туристы, вволю нафотографировавшись, окружили единственного здесь верблюда и принялись делать селфи на его фоне, я быстро подошел к колоннаде, которая на добрых полметра выступала из основной скалы. Лицом к скале, спиной к туристам, стараясь все делать плавно и незаметно, я расстегнул ширинку и, повозившись пару секунд, начал тихо пускать струю, стараясь не выдать себя ни звуком, ни позой.
Закончив и почувствовав, наконец, облегчение, я отошел от колоннады и, засунув руки в карманы джинсов, направился к туристам, которые по-прежнему фотографировались.
«Ни одной нормальной телочки», – мелькнула мысль после внимательно осмотра группы, что в данный момент либо доедала купленную на входе шаурму, либо уже постила в инстаграм и в Фейсбук отснятые фото, отмахиваясь от вездесущих торговцев. С досады я пнул камешек под ногами и почувствовал чей-то пристальный взгляд. И вот тогда я увидел его!
Этот местный старик был, вероятно, бедуином. Одетый в белую хламиду, с небольшой белой бородкой, весь высохший, он сидел на маленьком раскладном стуле и курил кальян. На голове его был намотан белый тюрбан, конец которого свисал ему на плечо.
Наши взгляды встретились, и меня пробрала дрожь. Его маленькие карие глаза смотрели на меня как из снайперского прицела. Старик глядел не мигая и напоминал змею перед броском. Я же, как загипнотизированный кролик, таращился на него в попытке понять, почему этот маленький и никчемный старикашка внушает мне такой первобытный страх. Даже не страх, а скорее, ужас, парализующий и мешающий трезво оценить ситуацию.
Воздух стал вязким, выкрики туристов в нем тонули, лишаясь смыслового значения. Готов поклясться, что мне даже показалось, что стоит оглушительная тишь, и посреди этой тишины я услышал: «Ant mlaon!»
Все это продолжалось секунд тридцать, может, чуть больше. Я встряхнул головой, наваждение исчезло, звуки ворвались в уши, словно они вмиг прочистились от пробок. Старик мирно сидел и курил, его взгляд был сосредоточен на кальяне, в мою сторону не смотрел никто, туристы гомонили, общий шум разбивался на отдельные фразы, но что-то изменилось…
Глава 2. Превращение
Всю обратную дорогу этот неприятный старик не выходил у меня из головы. Дождавшись, когда вся группа расселась в трансфере, я позвал Рахима наружу, покурить перед отправлением и заодно узнать, что означают эти таинственные слова. Рахим попросил меня повторить фразу, причем лицо его меняло выражение от удивленного до испуганного.
– Ты ничего не путаешь? – вновь переспросил он, и я уже начал злиться, что меня не понимают. Ненавижу категорию людей, не въезжающих с первого раза, кому приходится повторять самые простые вещи.
– Рахим, не тупи! Я точно помню эту фразу, могу еще десять раз повторить, она и сейчас у меня в голове: ant mlaon, ant mlaon!
– Хватит, не повторяй! – чуть ли не с плачем перебил меня Рахим. – Это как приговор, это значит, что ты проклят. У нас этих слов не говорят никогда. Считай, что от тебя я их не слышал! – закончил он и полез в микроавтобус, оставив меня в некотором недоумении.
«Двадцать первый век на дворе, а этот идиот про какое-то проклятие твердит. Вот уж точно, Восток – дело тонкое», – пронеслось у меня в голове, и я также сел на свое место и захлопнул дверь. Заурчал мотор, и мы начали свой путь в отель. Большую часть дороги я проспал, так как очень устал от этой пыли, пустыни, стариков недоделанных и странно пугливых гидов.
Когда мы вернулись, уже стемнело: в Иордании быстро падает ночь, вот только солнце еще выше горизонта, а через десять минут наступает темень. Впереди маячила ночь с искрометными танцами живота, но дорога очень сильно утомила, спуститься в ресторан и зависнуть там казалось тяжелой физической работой. Наскоро поужинав, завалился на свою кровать размера king-size, даже не удосужившись одеться после душа…
Мне снился век этак четырнадцатый. Меня захватили китайцы за контрабанду пороха и, посадив в бочку, били по ней молотками. Но это был не сон, это был просто стук в дверь, стук тихий, несильный, но назойливый. Еще практически не проснувшись, я дошагал до входа: румбой как раз поднял руку, чтобы произвести очередную серию постукиваний, когда я рывком открыл дверь и попытался сфокусировать зрение. Первое, что я увидел, был поднос, на котором стоял стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. Он покачнулся и грохнулся о пол, обдавая мое тело желтыми брызгами.
– Sorry, – сдавленно произнес румбой.
Я поднял на него глаза: цвет его лица стал буро-красным, зрачки расширились. Повторно сказав «sorry» каким-то неестественным голосом, румбой быстро развернулся и засеменил, не оглядываясь, в сторону лифта.
«Вот долбоеб, – пронеслось у меня в голове, – голого мужика, что ли, не видел? Или его мой размер так впечатлил», – усмехнулся я мысленно, закрывая дверь и левой рукой касаясь предмета своей гордости…
Стоп!!! Левая рука не ощутила того, что должна была ощутить, и отработанное движение закончилось в низу живота в чем-то подозрительно мягком. Медленно опуская взгляд, я наткнулся на полушария грудей, красовавшихся на моем теле. Ярко-коричневые соски горделиво смотрели на мир, как боеголовки ядерных ракет, а на месте мужского достоинства красовалась лишь поросль темно-каштановых волос.
– Блядь, все-таки сон! – облегченно рассмеялся я и закашлялся. Это был не мой смех. Точнее, смеялся я, но каким-то не своим голосом. Тембр был женским, новым для моего уха, но приятным, чарующим.
– Надо проснуться, это уже не смешно! Как же проснуться? Надо рвануться из оков видения, преодолевая его гипнотическое воздействие! Надо просто захотеть, у меня так бывало, я мог выбраться из собственного кошмара усилием воли! Стоп. Если это сон, почему я все вижу в цвете?! Я ведь не шизофреник! Это только шизофреники видят сны цветными!
Я рванулся к зеркалу, которое украшало огромный шкаф-купе: из него – или из сна – на меня таращилась двадцатилетняя девушка. Достаточно высокая, с очень неплохой формой груди, с каштановыми волосами до плеч, голубоглазая, с чувственными губами. Живот плоский, не тренированный в кубиках, просто плоский, без всяких кармашек. Бедра широкие, ноги стройные, длинные. Красивые такие ноги. Тут меня реально ошпарило: надо просыпаться или мне каюк.
Часть моего подсознания подсказывала, что это не сон, что он не бывает настолько детальным, но голос разума вопил, что и явью это быть не может! Нельзя заснуть двадцатишестилетним парнем, а проснуться двадцатилетней девушкой! Нельзя. Так не бывает!!!
Моя пачка сигарет лежала на тумбочке у кровати. Ну, хоть что-то знакомое в этой жизни! Я выбил одну из пачки, щелкнул зажигалкой и затянулся. Мой организм отозвался надсадным кашлем. Здрасьте, приехали. А где кайф? Где аромат? Воняло горелыми листьями. Такой запах бывает, когда дворники поздней осенью жгут листву. Откашлявшись, я дотронулся до тлеющей сигареты: палец пронзила боль и я рефлекторно сунул его в рот. Стоп! А вот этого я раньше не делал никогда! Никогда, ни при какой боли или ожоге, никогда я не совал палец в рот!
«Думай, Александр, – мысленно приказал я себе, – Думай! Ты либо в коме, либо под наркотиками, либо… Либо ты реально стал бабой».
Я не попадал в аварию, в меня не стреляли, наркотиками я не баловался. Я отчетливо помню, как вчера принял душ, вон, одежда до сих пор раскидана по комнате по пути в душ. Мужская одежда, между прочим. Вот полотенце, которым я вытирался, а после швырнул в кресло. Мои вещи в шкафу, телефон на зарядке, чемодан на месте. Нет только меня!!!
Трясущимися руками я открыл свой паспорт: все верно, Светлых Александр Николаевич, 1992 г. р. С фотографии на меня смотрело такое удивительно знакомое, родное лицо. Вот это я, а не эта баба, у которой даже никакого члена нет. Верните мне его обратно немедленно! И член, и лицо! И тело тоже не помешает!
Стук в дверь прервал мои лихорадочные мысли. Я вздрогнул, как пойманный на месте преступления. Окинув взглядом комнату, не нашел ничего подходящего из одежды. Стянул с кровати простыню и закутался в нее, как в парной. Помня свою ошибку, осторожно приоткрыл дверь.
Мой давешний оконфузившийся румбой вновь прибыл с подносом, сияя как начищенный ботинок. На подносе стояло два стакана с соком и лежала роза. Честное слово, это была очень красивая роза. Наверное, каждая девушка мечтает получить такую к завтраку.
– Я приношу свои извинения за неосторожность, мисс. Отель в качестве извинения преподносит вам этот маленький комплимент, – произнес румбой, имени которого я не помнил.– Мы не знали, что у господина Алекса есть гостья, еще раз прощу прощения.
С этими словами румбой, немного склонив голову, протянул мне поднос. Мне пришлось шире приоткрыть дверь, чтобы принять его, а проклятая простыня, которую я не успел нормально завязать, начала предательски сползать с меня. Но на этот раз румбой не растерялся: как только я сделал шаг назад, он захлопнул дверь, и в этот момент простыня окончательно упала.
Я поставил поднос на столик. Глотнул сока, покосился на розу.
Итак, что мы имеем? Все мои вещи на месте, в зеркало вижу девушку, бесспорно, хорошо сложенную и симпатичную, но девушку. Надо будет позже детально себя рассмотреть, не каждый день получаешь новое тело. Стать на несколько лет моложе – хороший бонус, если бы это не изменило пол, но что имеем, то и эксплуатируем. Румбой принял меня за гостью Александра. Какого именно типа гостью, понятно без слов. Так, надо успокоиться, истерить нельзя, всему должно быть логическое объяснение!
Мама! Надо позвонить маме. Внешность и голос может обмануть кого угодно, но только не мать. Беру айфон, набираю номер. Долго идут гудки, наконец слышу родное:
– Сынок, как ты, как твой отдых?
– Мама, – прошептал я, боясь говорить громко или вообще сорваться. Стараюсь придать голосу мужской тембр. Но обмануть маму, даже на расстоянии, было нереально.
– Да, Сашка, что с твоим голосом? Или ты дурачишься? Напился? Разыграть решил чуть свет?
В ее тоне слышалась тревога. Как бы не принялась обзванивать всех, прося узнать, что со мной.
– Мама, я не дурачусь! Мама, я хотел услышать твой голос! – теперь уже окончательно сглупил я, забыв, что женский голос ее скорее напугает, чем успокоит.
– Девушка, я не знаю, кто вы, но прошу вас, отдайте трубку моему сыну, – в голосе мамы слышался металл.
– Он не может подойти, он в душе, – брякнул я. А что мне еще оставалось делать? Пытаться объяснить матери, что ее сын стал девушкой? Да какая мать в такое поверит?
– Я передам ему, чтобы он вам перезвонил, – торопливо закончил я, пока мама не продолжила расспросы, и нажал на кнопку отбоя, понимая, что этим звонком скорее создал дополнительную проблему, чем внес ясность.
Несколько часов я был на грани истерики: метался по комнате, в сотый раз останавливаясь перед зеркалом, надеясь увидеть там настоящего себя. Перебрал в голове сотни вариантов, но ни один из них не давал ответа, что со мной произошло. Как и не было ответа на извечный русский вопрос:-"Что делать"? Обратиться к администрации отеля? Или сразу в полицию? В глубине души я понимал, что возможно это правильный вариант, но оставалась надежда, что это перевоплощение временное. Точнее, мне хотелось в это верить. Около десяти минут я ругался, вспоминая все известные маты, досталось всем, даже мне самому. Трудней всего было поверить, что девушка, отображающаяся в зеркале, я и есть. Как за одну ночь могла произойти такая метаморфоза, это было выше моего понимания. Нужно было занять мозг и руки, чтобы в мозгах не произошел перегрев. Устав слоняться и ругаться, призадумался о дальнейших планах.
Можно было плакать и истерить до второго Пришествия, но проблему это не решало. Придется какое-то время побыть в женском теле, пока не пойму, что со мной приключилось и как вернуть свое собственное.
Надо провести ревизию своих вещей и определиться с дальнейшими действиями. В наличии у меня имелись две рубашки, джинсы, две футболки, сменное белье, две пачки презервативов, влажные салфетки, ремень, бейсболка, полотенце – в отеле был полный комплект, не понадобилось вытаскивать. Бритвенный прибор, запасная зубная щетка, ваучер на заселение в отель, водительские права. Кроме этого, пара рубашек, футболка в номере и вчерашние джинсы. Я ехал сюда налегке, думал при необходимости прикупить здесь все необходимое.
Так, бумажник и кредитка. Что у меня в наличии? Триста сорок два динара и две бумажки по сто баксов. На кредитке – сто двадцать две тысячи рублей. И оплаченный отель на неделю с полным пансионом. Есть обратный билет, электронный, но он на имя Александра, а я девушка без документов. Даже если супер постараться, не загримировать меня под себя. Пиздец. Мой рост сто восемьдесят сантиметров, телосложение худощавое, вес всего семьдесят восемь килограмм. Не знаю, сколько я вешу сейчас, но нутром чую, таможенникам не прокатит.
Так, мне надо одеться! Беру рубашку, одеваю, застегиваю три пуговицы, низ рубашки перекручиваю и связываю узлом. Не пойдет, рубашка почти однотонная, льняная и тонкая, соски из-под ткани так и торчат. Иордания хоть и светское государство, но боюсь, такой дизайн не оценят. Вторая рубашка была хлопковой, чуть плотнее материалом, и вся в принтах. Помните, продавались такие рубашки с принтами англоязычных газет? Так, эта пойдет, принты скрадывают фигуру и соски вроде не видны, если только не делать тщательной ревизии. Платьев женских у меня, разумеется, нет. Взгляд упал на джинсы.
Натягиваю – и утопаю по длине. А если сделать из них шорты? Перочинным ножиком скорее пилю, чем разрезаю одну штанину, потом вторую. Что вышло? Как я ни старался, длина одинаковой не получилась, есть разница примерно в сантиметр.
Надеваю заново – в принципе неплохо сидит, резаные края немного размочалить и, если не присматриваться, разница в длине не видна. Посмотрел в зеркало – что ж бывает и хуже, чем порой одеты наши девушки на курорте. Крутанулся, немного тесновато в попе, практически в обтяжку. Само собой, никакого белья на мне нет, и это меня несколько напрягает. Надел сланцы – великоваты, да и цвет черный, мужской. Смотрится все это, мягко говоря, не айс.
Теперь надо решиться выйти из комнаты, дойти до магазинов, располагающихся на первом этаже отеля, или до пары торговых павильонов через дорогу. Взять динары или доллары? Доллары универсальны, в любой точке мира котируются.
Открыл дверь, осмотрелся, в коридоре ни души. Медленно иду к лифту, ощущения странные. Как будто впереди чего-то не хватает, а сзади с избытком. Скосил глаза через плечо назад – самая обычная попа, ничего не висит и не тянет вниз. Дверца лифта открылась и из нее вышла арабка лет пятидесяти, закутанная в многочисленные одежды. Она скользнула по мне глазами, но слова не проронила и пошла направо, я же зашел в лифт и нажал на кнопку. Выйдя в холле, вначале растерялся: в фойе расположились туристы, среди них и Рахим, очевидно вновь агитировавший туристов. Все они как по команде посмотрели на меня, и если во взглядах наших, а может, и не наших ребят не было особого интереса, то во взгляде Рахима был – липковатый, оценивающий, примеряющийся.
