– Между прочим, – сказал он Комарову, вернувшись рысью, с лопатой на плече, – на твоём месте я тоже взял бы в руки какую-нибудь мотыгу.
– Это ещё зачем?
– Когда деньги появятся на свет, ещё неизвестно, как твои парни поделятся с тобой!
– Это ещё почему? – започемукал Комаров.
– Потому что потому! Потом увидишь – почему! Ты что – фильмы про клады не смотрел?
Когда Дима выбросил из четвёртого круга десять или двенадцать лопат земли, из темноты вдруг возникла Зинаида. От нервного напряжения и непривычной работы с Димы пот лил в три ручья. Сердце колотилось не в груди, а где-то в голове. Зинаида предстала перед кладоискателями в джемпере и брюках, у неё тоже была лопата.
– Ты это чего? – спросил Дима.
– Как чего? Я тоже клад искать буду! Из темноты сада доносился лязг лопат и приглушённые голоса подавляющих.
– Ишь ты какая, – зашипел Дима на Зинаиду. – Как сажать черёмуху, так, ах, мне нельзя лопату в руки брать, ах, мне нельзя на лопату ногу ставить! А как клад искать, так, ах, мне всё можно!
– А сколько ты им обещал? – не обращая внимания на всё это, спросила Зинаида.
– Угол, – сказал Дима.
– Какой ещё угол?
– Ну, двадцать пять процентов.
При этих словах Зинаида схватилась за голову.
– Расточитель! Растяпа! Если бы мама узнала, что ты этим бродягам отвалил столько денег!
– Не хватает, – сказал Дима, – чтобы ты ещё и маму посвятила в этот клад! И папу… Хотел бы я знать тогда, что мы увидим от этого клада!
– Да ты знаешь, что такое клад! – зашипела Зинаида. – Да если мы найдём этот клад, это всё равно что мы откопали свой детский стадион возле нашего района!
– При чём тут детский стадион?
– Как при чём? Найдём клад и сдадим его государству. С условием, чтоб нам детский стадион построили. А то приходится на фигурное катание куда кататься? За тридевять земель?
– При чём тут фигурное катание?! – завопил Дима.
– А при том! – Зинаида полезла в карман и достала какую-то бумажку. – Вот я уже такое заявление написала! И ещё заметку составила: вчера на территории дачи Колчановых был выкопан клад. Местные жители сообщают, что бежавший за границу купец… ну, и так далее…
– Да ты с ума сошла! – лихорадочным шёпотом сказал Дима. – Меня же эти подавляющие убьют! Мы же договорились всё разделить между собой! И потом, я тоже протестую! Я этот клад ищу для себя, а не для твоего дурацкого стадиона! Я сколько ещё буду зависеть от папиных подачек? Я протестую! В конце концов, я первый узнал про клад! – Когда Дима говорил эти слова, он уже совершенно верил в то, что и правда что-то про клад знает.
– Поздно протестовать, – прошипела Зинаида. – Поздно!
– Золото! – раздался вдруг приглушённый крик Печёнкина.
Дима выбрался из ямы и следом за Зинаидой побежал к Печёнкину. Все собрались вокруг его ямы. Под светом луны и фонарей на дне ямы блестел золотой бок самородка.
– Как будем делить? – спросил Молчунов.
– Что значит – как делить? – сквозь зубы спросил Комаров. – Делить будем, как договорились – пятнадцать процентов мне, а десять вам.
– Держи карман шире! – сказали в один голос Печёнкин и Молчунов.
– Мы вкалывали, а ты это дело перекуривал! – заорал Печёнкин.
– Делить – так всем поровну! – сказал Комаров. – Так? Бунт гарнира?
– Подумаешь, какой бифштекс нашёлся! – крикнул Молчунов.
Схватив Молчунова за воротник рубашки, Комаров вытащил его из ямы и бросил в кусты. Тогда, стоя в яме, Печёнкин схватил Комарова за брюки и дёрнул на себя. Комаров упал в яму. Прямо на её дно. И тут они стали, ругаясь, дубасить друг друга.
Воспользовавшись дракой, Дима сунул Зинаиде в руки фонарик, спрыгнул в яму и стал осторожно освобождать из земли брусок золота. Действуя то лопатой, то рукой, он отрыл брусок почти наполовину и вдруг увидел – какая-то ручка появилась! Да и брусок какой-то круглый! Покопавшись ещё немного, Дима осторожно потянул за ручку клад на себя и вытащил на свет… самовар. Старинный пузатый самовар.
– Самовар… – сказала Зинаида разочарованно. Подавляющие перестали драться.
– Самовар… – прошептали вместе Печёнкин и Молчунов.
– Самовар, – промямлил Дима.
– А дед твой, кажется, не наврал про дачу купца, – сказал Комаров. Он поскрёб над краном самовар, и все увидели на боку несколько тиснёных медалей. – Самовар-то купеческий! Теперь таких не делают! Поиски продолжаются! – сказал Комаров. – Дайте и мне лопату.
– А клад делим поровну? – опять заныл Печёнкин.
– Как это поровну! – возмутилась Зинаида.
– Деду шиш! – заявил Комаров. – А остальные на пять частей. И баста! Две части вам, остальные три – нам!
– Это почему же нам две части? – опять возмутилась Зинаида.
– Потому что вас всего двое работают!
– Я вообще больше не работаю, пираты! – заявил неожиданно Дима. – Глупости всё это! Нет тут никакого клада. И деда никакого нет. И не было. И купца не было с его дачей. Я ямы для черёмух рыл, а не клад искал, я только так сказал, что клад ищу, а вы, дураки, поверили!
– А самовар?
– А я его сам тут закопал… То есть я не закопал, я его просто так бросил, а когда дорогу делали мимо нашего сада, так его и засыпали, наверное, вот… Я его хотел в утиль сдать на цветные металлы, а его тут землёй засыпали, я не успел! Вот…
Главное, Диме сейчас самому ужасно вдруг стало стыдно за то, что пережил тут с этой самой выдумкой какой-то приступ, какой-то вроде болезни, что ли, золотой лихорадки с температурой, как при гриппе.
– Всё, – повторил Дима громко, – я больше в этой золотой лихорадке не участвую! Подавляющие переглянулись.
– Хочет, чтобы мы ушли, – сказал Комаров. – Хитёр! Мы уйдём, а они тут вдвоём, без нас! Продолжать! – скомандовал Комаров. – Полдела сделано, я не из тех, кто отступает… и тем более – уступает!
– Прощайте, пираты… – устало сказал Дима и, еле переставляя ноги, двинулся к даче.
А Зинаида осталась. Она вроде и поверила и не поверила. Наверное, больше не поверила, чем поверила, раз осталась.
…Утром Дима с папой вышли на крыльцо. Вместо девяти ям было вырыто около восемнадцати. Папа даже присвистнул от удовольствия.
– Можно же при желании… – сказал он.
– При желании найти клад, – пояснил Дима.
– Какой клад?
И Дима рассказал папе про клад и про всё остальное.
– Чтоб интересней копать было… – пояснил Дима.
– Ну, молодец! – пришёл папа в восторг. – Какой сообразительный человек! Здорово про клад придумано! Теперь насажаем кусты и деревья, у нас тут настоящие джунгли будут! Молодец твой дед! Кстати, это что за дед?
– Какой дед? – изумился Дима. – Я всё это сам придумал!
– К чужой славе хочешь примазаться? Дима хотел возмутиться ещё больше, но в это время к ним подошёл участковый милиционер.
– Тут поговаривают, что на вашей территории вчера клад нашли, – сказал участковый. – Закон знаете? Нашли – надо сдать. А премию, конечно, получите – тоже по закону.
– Какой клад? Какая премия? – вскипел папа. – Это дед какой-то про клад придумал, чтобы мальчишкам было интереснее ямы копать. Ямы под кусты мы рыли!
– Моё дело напомнить, – сказал участковый. – Сдать надо клад. – И он пошёл к калитке.
– Так это ты придумал всё-таки? – продолжал кипеть папа.
– Это не я, – сказал спокойно Дима. – Это дед. Он тут мимо нас в электричке проезжал!
– Ну, пусть только ещё раз проедет! – сказал папа.
Как капитан Соври-голова учил собаку разговаривать, или мы сами всё расскажем
1
Эта дворняга попадалась на глаза Степану Комарову и раньше, то возле дачной станции, то на пустыре, то в лесу, а то возле дома, и по-своему он замечал её: или за ухо дёрнет, или пинка даст, или за хвост притормозит, или Кабыздохом обзовёт. Однажды он раздобыл жевательную резинку с английской этикеткой у Жоры с соседней дачи. Жора сказал, что жвачка эта не для людей, а для собак, то есть не для собак, а от злых собак. Собакам она нравится, они её хватают, а резинка склеивает им челюсти минут на десять, пока почтальон успеет передать почту. В Англии почтальоны бросают её злым собакам. Этой жвачкой Степан и угостил дворнягу. Пёс чуть с ума не сошёл, пытаясь разжать челюсти, а Комаров, Молчунов, Печёнкин и Смирнов чуть животы не надорвали от смеха.
А вообще-то, пёс был добрый и безответный (не огрызался!) и хозяина не имел, значит беззащитный. Вот и в тот вечер, когда Комаров подговорил своих дружков Молчуна, Печёнкина и Смирнова оторвать у телефона-автомата трубку, чтобы разобрать её на детали, а детали потом продать радиолюбителям, пёс сначала перешёл им дорогу и, несмотря на пинок, задрав хвост, побежал за обидчиками. Высунув язык, пёс бежал за ними до самой будки. Возле будки он присел на задние лапы, повертел головой, неслышно подошёл к Печёнкину и потёрся мордой о его загорелую ногу. Печёнкин пяткой наподдал собаку в грудь. Пёс негромко взвизгнул, отскочив в сторону.
Тем временем Степан Комаров проник в будку, снял с аппарата трубку и изо всех сил дёрнул её. Глухо звякнув, трубка оторвалась. Комаров сунул её за пазуху и, притворив дверцу, побежал к лесу. Сообщники понеслись за Комаровым, а пёс бросился за ребятами, обгоняя их на бегу. Всё это припомнил Комаров только месяца через два.
2
…А слухи о том, что у Димы Колчанова появилась говорящая собака, ходили среди дачных мальчишек и девчонок уже давно. Но верили в это не все. Неверящие утверждали, что говорящих собак вообще не существует, есть собаки, которые умеют считать до десяти или до пятнадцати, и то это просто так, цирковые фокусы-покусы. А собаку Димка и вправду завёл. И собачья будка появилась во дворе. Завелась собака, но чтобы Колчанов со своим псом разговаривал, никто не слышал. То есть многие слышали, как Дима тренировал пса и говорил ему: «Вперёд! На месте! К ноге! Лежать! Сидеть!» и т. д. и т. п., но в ответ Диме пёс не говорил: «А я что, не бегу вперёд?..» или: «А я что, не сижу на месте?..» Этого никто не слышал.
И всё-таки слухи, что пёс у Колчанова говорящий, всё росли, пока не превратились в правду, которую Печёнкин подтвердил такими словами: «Да чтоб меня контролёр поймал без билета в электричке!.. Да чтоб наш „Спартак“ десять игр подряд продул!.. Да чтоб…»
Комаров с Молчуном и Смирновым прятались от жары в тени беседки и лениво с недоверием слушали запыхавшегося Печёнкина.
– Дело говори, – оборвал Степан Комаров бесчисленные печёнкинские «Да чтобы я!.. Да чтобы меня!..»
– Я и говорю: Димка со своим псом разговаривает запросто, как мы сейчас с вами. Иду это я, – стал, захлёбываясь словами, объяснять Печёнкин, – мимо пустыря. Слышу голос Колчанова. Димка ругает кого-то за что-то. Я прислушался, заглянул в щель забора, смотрю: Колчанов распекает за что-то пса. Причём Димка ему слово, а пёс ему десять. Так и чешет, так и чешет по-нашему!..
– Врёшь ты всё, – сказал Комаров, хватая Печёнкина за горло. – Ты к Колчанову переметнулся, слухи в его пользу распространяешь!.. А вы все уши развесили, – прикрикнул он на Молчуна и Смирнова. – Это он нас всех в свою новую ловушку заманивает! Забыли, как он натрепал, что у них в саду клад зарыт? Мы поверили. Ямы зря понакопали. А он в эти ямы деревьев понасаживал!..
– Да чтоб меня милиционер взял за руку и не отпустил! – снова забожился Печёнкин. – Да чтоб я телепередачу «Человек и закон» пропустил!.. Да… Сами можете убедиться, – сказал Печёнкин. – Они и сейчас на пустыре сидят и разговаривают. Я за ними давно следил. Он со своим псом тайно разговаривает. Без свидетелей. А я его засёк!..
Степан Комаров неторопливо встал с травы, отряхнул штаны и зашагал к пустырю. День был жарким. Солнце стояло высоко в небе. Тени были короткими, казалось, они сами стараются спрятаться под дома, под деревья, даже под расслабленно шагающих мальчишек.
3
– Тут что-то не так, – рассуждал на ходу Комаров, как бы сам с собой. – А откуда у него эта собака? – спросил он у Печёнкина.
– Откуда я знаю, откуда? – отозвался Печёнкин. – Где-то взял… Может, ему её из-за границы привезли?..
– Тут что-то не так, – повторил Комаров, ускоряя шаг. На пустыре за дачными улицами, заросшими травой, все остановились возле забора. Степан Комаров приник к заборной щели на высоте своего роста, другие у него между ног.
На кирпичах с книгой в одной руке (в другой Колчанов держал что-то мохнатое и непонятное, напоминающее собачий хвост, что ли) сидел Дима, а перед ним стояла самая что ни на есть обыкновенная дворняга. Голова у собаки была виновато опущена вниз. Взглянув по сторонам, Колчанов сердито заговорил. Из слов Колчанова было ясно, что собаку зовут Шарик и что он, этот Шарик, пропустил вчера уроки, убежав в ЦПКиО, в цирк, где выступали собаки, которые умеют считать до десяти…
– Говорил, что разговаривают! – прошипел Печёнкин.
– Разговаривают, – тихо подтвердил Комаров, – только не так, как ты расписывал. Шарик-то только хвостом виляет, а ты «…Димка ему слово, а пёс в ответ десять!..» Но что сейчас они между собой разговаривают – это точно… Только вот как?..
– Вроде как глухонемые, – предположил Смирнов, – только не на руках, а на хвостах. Видите, у Шарика настоящий хвост, а у Колчанова искусственный. На хвостяцком языке говорят, – определил Смирнов.
– Похоже, что хвостами, – согласился Комаров, не сводя глаз с Колчанова. – Значит, Колчанов ругает Шарика человеческим языком, а Шарик отвечает на собачьем, – продолжал разбираться Комаров. – Колчанов ему говорит сначала словами, а потом виляет хвостом, ну, как бы на собачий язык переводит, а Шарик ему в ответ по-собачьи хвостом отвечает…
– Говоришь, хвостами разговаривают?
– Хвостами, – уточнил окончательно Комаров. – Азбуку какую-то придумал этот проклятый Колчанов.
– Ну, если он всех собак научит разговаривать, нам же всем ой что будет! – пискнул Смирнов и тут же объяснил: – Каждая собака, как увидит, что мы что-нибудь не то делаем – и в отделение милиции к дежурному: так, мол, и так, товарищ дежурный, Комаров, Смирнов, Печёнкин и Молчун опять в карты на деньги играют…
– Типун тебе, – огрызнулся Печёнкин.
