– Ну да, ясно! – Зверев тут же вспомнил красотку в сиреневом жакете и мысленно отругал себя за то, что так опрометчиво поступил, не догнал уходящую красавицу.
Михалыч же вытащил из футляра очки и сказал:
– Ступай уж на свой фильм про войну. Тут у нас Вениамин Петрович заправляет. Он и без тебя разберется, что там за картина такая и какая беда с ней приключилась.
Зверев улыбнулся, услышав, как этот бывалый дядька величал его подопечного Костина по имени-отчеству. Сам же Зверев всегда звал молодого опера просто Веней, а если хотел позлить, то Венечкой, на что парень постоянно обижался.
– Ступай, Павел Васильевич, а то вон промок весь, – продолжал Михалыч.
Перспектива протопать еще с пару сотен шагов под дождем Зверева сейчас вовсе не привлекала. Да и все эти киношки тоже.
– Да черт с ним, с фильмом этим. Пойду поднимусь, погляжу, что там за французские страсти, – сказал Зверев и забежал в подъезд.
Михалыч пожал плечами, зевнул и снова уткнулся в потрепанный журнал.
Глава 2
Хозяйка квартиры, довольно рослая и грузная женщина, очевидно, уже начинала седеть и поэтому подкрашивала волосы хной.
Она открыла дверь, взглянула на Зверева, стоявшего на пороге, и проворчала:
– А вам чего?
– Я с ними, – ответил гость и одарил женщину улыбкой, которая никакого впечатления на нее не произвела.
Поэтому Павел Васильевич предъявил удостоверение и представился:
– Капитан Зверев.
– Ну вот, еще одного принесло! Натоптали мне тут, все вверх дном перевернули. Черт бы подрал эту картину и все, что с ней связано, – едко процедила женщина и махнула рукой, но в дом очередного посетителя все-таки пустила.
– А вас, простите?..
– Сычева Зинаида Павловна! – гулко произнесла пожилая хозяйка квартиры.
Зверев втянул живот и, не снимая обуви, проскользнул через коридор, едва ли не половину которого занимала эта особа, стоявшая в проеме.
Проходя мимо кухни, капитан увидел там эксперта Леонида Валерьевича Мокришина, копавшегося с лупой у окошка. Тот был так увлечен работой, что даже не заметил, как в доме появился Зверев.
На кухонном столе Зверев увидел почти пустую молочную бутылку без крышки. На полу у серванта зеленела рассада в горшках. Тут же у серванта стояла миска с молоком.
Квартира Сычевых была довольно просторной, всюду царил порядок. На стенках и подоконниках красовались кашпо с цветами.
Войдя в комнату, Павел Васильевич увидел молодого оперативника Александра Горохова, которого в отделе обычно звали просто Шурой. Тот сидел за столом и писал протокол. Костин беседовал с хозяином.
Сычев оказался невысоким старикашкой лет шестидесяти пяти с седенькой бородкой и огромной залысиной. В прошлом врач, а ныне самый обычный пенсионер, Андрей Николаевич сидел на табурете в углу и щурился, глядел через очки то на милиционеров, прибывших в квартиру, то на жену, вставшую в проходе.
К появлению на месте происшествия Зверева сотрудники следственно-оперативной группы отнеслись довольно спокойно. Все, кроме Костина.
Увидев на месте происшествия своего непосредственного начальника, Вениамин Петрович тут же нахмурил брови. Потом он буркнул что-то типа «здрасте», пожал Звереву руку и уселся на диван.
«Опять будет говорить, что я ему работать не даю. Ну и ладно, пусть себе дуется», – подумал капитан, усмехнулся и тут же взял дело в свои руки.
– Так, значит, как только вы вернулись с дачи, то сразу же обнаружили, что в вашей квартире побывали воры? – насел на хозяина Зверев.
– Что вы, какое там сразу? – заявил Сычев и замахал руками. – Поначалу мы ничего такого и не подумали. Дверь же была заперта. Я открыл ее своим ключом, мы вошли, и Зиночка тут же побежала кормить Манюню.
– Манюня, это ваша кошка?
– Вы только представьте себе, этот живодер забыл налить Манюне молока! – весьма эмоционально встряла в беседу Зинаида Павловна.
Манюня услышала свое имя, коротко фыркнула и повернула голову. Зинаида Павловна тут же метнулась к кошке, взяла ее на руки и принялась чесать за ухом. Манюня чихнула, легонько встряхнулась и даже не подумала замурлыкать.
– Зиночка, не драматизируй, – начал оправдываться Сычев. – Ничего такого страшного с ней не случилось.
– Как это не случилось? Сегодня она даже есть не стала! Обиделась моя девочка. – Зинаида Павловна снова принялась гладить Манюню, та жалобно мяукнула. – Расстроилась моя красавица! – не унималась грузная хозяйка квартиры.
– Зина, перестань! Ты сейчас снова будешь вся в шерсти! Линяет она у нас, – пояснил Сычев Звереву.
– Как он мог? Как посмел не покормить мою девочку? Живодер, бессердечный человек! Вы только подумайте, она у нас целых два дня просидела голодная. Это уже не впервые приключается. – Женщина наконец-то опустила кошку на пол. – В прошлый раз, когда мой муженек забыл налить Манюне молока, она орала так, что даже соседи жаловались.
– Кто у нас работает по соседям? – тут же поинтересовался Зверев.
– Евсеев, – ответил Шура Горохов.
– Узнай у него, слышал ли кто, как кошка кричала.
Шура тут же бросился выполнять приказ.
– Итак, давайте уточним детали, – невозмутимо продолжил Зверев. – Значит, в пятницу вечером вы уехали на дачу, забыв налить кошке молока. А сегодня ваша кошка даже не притронулась к еде, так?
– Получается, что так, – ответил Сычев.
– На столе я видел бутылку из-под молока. Она почти пустая.
– Вот именно! – заявила Зинаида Павловна и строго посмотрела на мужа. – Ты даже бутылку с молоком со стола не убрал, бросил ее откупоренную.
– Ничего подобного! – решительно возразил Сычев. – Бутылка на подоконнике стояла, там я ее и оставил. Она была полная.
– Совсем уже? – Зинаида Павловна повертела пальцем у виска. – Когда я пришла, бутылка стояла на столе и была уже почти пустая.
– Говорю же, я ее не открывал. Постойте!.. – Сычев замер и вопросительно посмотрел на Зверева. – Это что же получается?
Зверев выждал паузу, дождался Горохова, который с порога заявил:
– Никто из соседей кошачьих криков не слышал.
– Я так и подумал. Раз кошка не орала все выходные и не стала есть, когда хозяева вернулись с дачи, вывод напрашивается сам собой. Манюню накормил наш воришка, – проговорил Зверев. – Итак, давайте продолжим. Значит, вы пришли домой, попытались накормить кошку и что потом? Когда вы обнаружили пропажу картины?
– Сначала я обнаружила пропажу чулок! – воскликнула Зинаида Павловна.
– Каких еще чулок?
– Каких-каких? Самых обыкновенных. – Женщина подошла к комоду и указала рукой на полку. – Вот здесь лежали совершенно новые чулки. Американские, в упаковке!
– Вы носите чулки? – осведомился Зверев.
Зинаида Павловна фыркнула и проговорила:
– Вот еще! Для кого мне рядиться? Чулки для нашей внучки Танечки. У девочки скоро день рождения, вот я их и купила ей в подарок на барахолке. Добротные чулки, говорю же, американские!
– Зиночка, перестань! – запротестовал Сычев. – Кто станет красть твои чулки? Ты скорее всего положила их куда-нибудь и забыла. Уверен, что мы их непременно найдем.
– Ты меня совсем за дуру держишь? Я совершенно точно помню, что положила упаковку сюда, на полку.
Зверев подошел к комоду и мизинцем приподнял крышку шкатулки, стоявшей на полке. Внутри лежали какие-то украшения.
– Здесь есть что-то ценное? – поинтересовался капитан.
– Разумеется! – ответила Зинаида Павловна. – Золотая цепочка, гранатовый кулон, запонки.
– И что, ничего не пропало? Вы проверяли?
Сычев уверенно закивал и сказал:
– Все на месте! Пропала только картина.
– И чулки! – добавила Зинаида Павловна.
Зверев посмотрел на Костина. Тот уже перестал дуться и с профессиональным рвением следил за тем, как проходит опрос потерпевшей стороны.
– Ну что ж, а теперь давайте насчет картины, – продолжал Зверев. – Что на ней изображено? Известно ли вам, какова ее рыночная стоимость?
– Пропажу картины мы обнаружили примерно через полчаса после того, как вошли в дом. Она висела вот здесь, – проговорил Сычев и указал на гвоздь, одиноко торчащий в стене напротив окна. – Воры вырезали ее из рамки чем-то острым, а ту не тронули.
– Рамку Мокришин уже изъял для проведения экспертизы, – сказал Костин, молчавший до этого момента, и осведомился: – Будешь смотреть?
– Потом! – отмахнулся Зверев.
Сычев тем временем продолжал:
– Картина очень дорогая. Видимо, вор об этом знал и пришел сюда именно за ней.
– Мне сказали, что ее написал какой-то Шапиро, вроде бы француз. Это так? Он действительно знаменит?
Сычев булькнул гортанным смешком:
– Даниэль Шапиро! Да, он действительно знаменит, а вот насчет француза… – Хозяин квартиры рассмеялся едким старческим смешком.
– Он такой же француз, как я царица Савская! – заявила Зинаида Павловна.
– Я сейчас уже точно не помню, когда оно было. Году эдак в двадцать седьмом, когда я еще работал здесь, в Пскове, заведующим неврологического отделения межрайонной больницы, у меня лечился некий Даня Шапировский, наш, местный, из многодетной еврейской семьи. В то время он был всего лишь бедным, никому не известным художником.
– Шарлатаном он был! Видели бы вы его мазню! – в очередной раз вмешалась в разговор Зинаида Павловна.
– Полное имя моего больного – Шапировский Даниил Маркович! Он лечился от тяжелого приступа мигрени и при выписке подарил мне одно из своих полотен.
– Ну ты и ляпнул! Полотен! Говорю же, самая настоящая мазня: кубики, ромбики, пирамидки, одним словом, груда каких-то незамысловатых фигурок, а в самом центре – отрезанное человеческое ухо!
Сычев вздохнул и тихо продолжил:
– Спустя год после выписки этот самый Шапировский сбежал из страны и уехал во Францию. Там он как-то умудрился организовать выставку своих картин и, вы только представьте себе, получил всемирное признание. Тогда-то этот художник и стал Даниэлем Шапиро.
– И что с ним стало? – поинтересовался Зверев.
– Даня умер в тридцать девятом от инсульта. Его полотна тут же стали уникальными произведениями искусства. Так что картина, украденная у нас, стоит немалых денег.
– Я ведь мужу говорила, дескать, продай ты эти каракули, – заявила Зинаида Павловна. – А он мне: «Нет! Это же классика русского авангарда!» Предлагали же тебе за нее реальные деньги, а ты!..
– А кто хотел купить вашу картину? – поинтересовался Зверев.
– Некий академик Щукин, – ответил Сычев. – Я и его тоже лечил. Только не думаю, что он как-то связан с этим похищением.
– Это почему же?
– Щукин умер в сорок третьем, в блокадном Ленинграде, так что подозревать его я бы вам не советовал.
Зверев кивнул Костину, тот записал фамилию академика в блокнот.
– Щукин действительно был ценителем русского авангарда, поэтому он и предложил мне пятьдесят тысяч за картину Шапиро, когда узнал, что такая у меня имеется, – продолжил Сычев.
– Солидные деньги, – сказал Зверев, хмыкнул и полюбопытствовал: – Жалеете, что не продали?
Сычев лишь развел руками:
– Что сделано, то сделано.
В этот момент в комнату вошел Дима Евсеев, рослый крепыш лет сорока, и протянул руку Звереву.
– Здорово, Павел Васильевич! Ты чего здесь?
– И тебе не хворать! Докладывай, чего нарыл! – пожав оперативнику руку, сказал капитан.
– Соседи ничего не слышали. На крыше мы нашли веревку с узлами, по ней наш воришка в окошко и влез.
