Он пытался притвориться невиновным, но был слишком напряжен, чтобы совершить такой подвиг. Из его уст вырывалась лишь грубость.
– Как поживает ваша сестра? Вы говорили с ней? – с трудом выдавил он, потому как язык будто приклеился к небу.
Генри Крамб кивнул, казалось, не заметив его грубые интонации, и даже улыбнулся.
– Да, я приезжал домой на Рождество. Думаю, она очень скучает по Лондону, – заявил он, одаривая мистера Рида испытующим взглядом, который заставил библиотекаря внутренне содрогнуться.
Может быть, он все знал и играл в вежливую приветливость так же блестяще, как Анимант?
– Она рассказала вам, что произошло? – спросил он, на что молодой студент покачал головой.
– Нет, мистер Рид, – ответил он с вымученной улыбкой и тихо вздохнул. – Впрочем, это неудивительно, так как моя сестра уже несколько недель почти не разговаривает.
Невидимая рука схватила сердце Томаса Рида и безжалостно раздавила его. В минуты слабости он с удовольствием представлял, как она сидит дома, устремив взгляд вдаль, и страдает так же, как он делал это каждый день.
Но, конечно же, он не желал ей этого. Ему хотелось знать, что она смотрит в будущее. Упрямо и воинственно, высоко подняв голову, с добротой в глазах и усмешкой на губах.
– Она читает? – уточнил он, зная, что хорошая история во многих ситуациях может утешить. Очень редко, когда он сосредотачивался на одной из них, на несколько мгновений погружаясь мыслями в роман, отчего ему становилось легче дышать.
– Иногда, – ответил Генри Крамб, и по его выражению лица было ясно, что он тоже обеспокоен.
Томас Рид судорожно сглотнул.
– Иногда? – недоверчиво переспросил он.
Анимант, которая не читает, не могла существовать в реальности. Чувство вины захлестнуло его, практически раздавило, и лицо приобрело отсутствующее выражение.
– Вы беспокоитесь о ней? – поинтересовался Генри, но библиотекарь надеялся, что это был риторический вопрос, так как не смог ответить на него, а только схватился рукой за одну из полок. Неужели у нее все было так плохо, что она пренебрегла своим любимейшим увлечением?
– Мистер Рид?
Но если это действительно так, было ли что-то, чем он мог помочь? Мог ли он послать ей книгу? Должен ли он вообще вмешиваться?
– Мистер Рид!
Томас Рид поднял взгляд и встретился с голубыми глазами своего собеседника. Его пугало и завораживало, как были похожи черты лица Генри и Анимант.
– Вы любите мою сестру, – совершенно внезапно произнес Генри, словно прочитал это по его лицу, и Томас Рид тут же выпрямился.
Его сердцебиение участилось, зрачки расширились, а дыхание перехватило, словно ужас неожиданно резко вытолкнул воздух из легких.
– Мистер Крамб, это… Вы не должны… делать поспешные выводы, – запинаясь, произнес он, но молодой человек не слушал его, только покачал головой и провел рукой по темно-русым волосам, выражая заинтригованность.
– Это кое-что объясняет, – прошептал он скорее себе, и Томас Рид в оборонительном жесте скрестил на груди руки, потому что не знал, как еще помочь себе.
– Ах, в самом деле? – лишь фыркнул он, и застигнутый врасплох Генри снова поднял на него взгляд, буквально пронзая его смелым взглядом.
– Что произошло? Я имею в виду, Ани просто сбежала из Лондона. Хотя очевидно, что она ужасно страдает от любовных томлений, – спросил он, и в его позе проскользнул намек на подозрение.
– Я и пальцем не тронул вашу сестру! – тут же ощетинился библиотекарь и всплеснул руками. Если он чего-то и не хотел, так это того, чтобы Генри Крамб сделал неверные выводы.
Однако тот засмеялся и сразу же успокоился, так как его голос прозвучал слишком громко для читального зала.
– Мистер Рид, я бы никогда не обвинил вас в этом, – он понизил голос и сделал шаг к нему, чтобы продолжить разговор в более доверительной форме. – Даже если некоторым трудно в это поверить, мое мнение о вас превосходное, и я считаю вас порядочным и честным мужчиной.
Даже Томасу Риду было трудно в это поверить, и он недоверчиво приподнял брови.
– Я удивлен, – признался он, на что Генри лишь усмехнулся.
– Но вы любите друг друга, – он вновь вернулся к теме, которую Томас совершенно не хотел обсуждать. Не с Генри Крамбом. И ни с кем другим тоже.
Он хотел бы просто забыть, но точно знал, что не сможет. Однажды ему уже довелось пережить несчастную любовь, но она была просто несравнима с чувствами к Анимант Крамб.
Она вновь проникла в его мысли, в которых, просматривая заумные названия книг и авторов, одарила его мимолетным взглядом, сама того не осознавая, очаровывая им.
– Я не знаю. Мисс Крамб никогда не признавалась мне, – заявил он, с горечью пробуя ложь, стекающую по его горлу. Она никогда не озвучивала, но он точно об этом знал.
– Но вы знаете, что она любит вас, – перешел к главному Генри, на что Томас Рид громко фыркнул, не в силах препятствовать дальнейшему разговору.
Конечно, он мог бы просто уйти и вновь закрыться в своем кабинете и погрузиться с головой в работу. Но не в этот раз. Хотя Генри – не то же самое, что его сестра, Томас чувствовал некую связь с ней, когда разговаривал с ее братом. И для него было бы слишком тяжело так просто покончить с этим. Даже если он никогда не сможет ее заполучить.
– Мистер Крамб, даже если бы это было так, это не имеет никакого значения. В последние несколько дней своей работы Анимант… – он прочистил горло, – мисс Крамб была сильно обеспокоена семейными обстоятельствами…
– Моей помолвкой с Рейчел, – прямо закончил Генри Крамб, который сразу понял, о чем идет речь, и библиотекарь был рад, что ему не пришлось произносить это вслух. В конце концов, он не имел права вмешиваться. Вообще-то он даже не должен был знать о подобных личных делах других людей.
– Да, – только и сказал он, не выдержав взгляда Генри Крамба, который смотрел на него так испытующе, словно мог заглянуть ему прямо в голову.
– Она рассказала вам об этом?
Томас Рид покачал головой.
– Она лишь упомянула, что ваш отец не считает эту связь подходящей, – он произнес ненавистные ему слова и хотел подавиться ими. Это стало началом конца, смертельным ударом по его надеждам, которые затем иссякли и оставили его одного во тьме.
Генри глубоко вдохнул, а затем медленно выдохнул.
– О Боже, – охнул он. – Я понял. Но вы ошибаетесь, мистер Рид.
– Прошу прощения? – Библиотекарь растерянно поднял голову, думая, что ослышался. Его сердце дрогнуло, а голова начала гудеть от всех крошечных искр надежды, которые он жестоко подавил в зародыше.
– Вы отвергли мою сестру, потому что решили, что мой отец не примет ваши отношения? – Генри Крамб попал в самую точку, взмахнув в воздухе книгой, которую держал в руках. – Ах, не отвечайте, я уже вижу это по вашему лицу! – бодро фыркнул он и посмотрел Томасу Риду прямо в глаза. – Вы любите мою сестру?
– Мистер Крамб, я… – чувствуя неловкость, он запнулся, и студент болезненно ткнул его пальцем в грудь, так, что он бы упал, если бы не ухватился за стеллаж.
– Вы любите мою сестру? Простой вопрос, да или нет, – напирал он, и Томасу Риду казалось, что его череп раскололся.
– Да, – едва слышно выдавил он, открывая тем самым врата в самые потаенные уголки его естества.
Генри ткнул его в грудь второй раз.
– Тогда напишите ей, сумасшедший! – прошипел он, как опасная змея, и его взгляд мрачнел все сильнее. – Так как вы глубоко заблуждаетесь.
Анимант всегда точно понимала, что застигает библиотекаря врасплох своей яростью, что у него не было выбора, кроме как пойти на компромисс. И Генри ни в чем не уступал сестре.
– Мой отец поначалу был против моей помолвки, потому что Рейчел еврейского происхождения. Это не имело ничего общего с деньгами или положением в обществе. И чтобы окончательно переубедить, я с радостью приглашаю вас на нашу свадьбу. Она состоится восьмого апреля.
Томас Рид был ошеломлен, чувствовал, как мысли проносятся у него в голове, и ему потребовалось слишком много времени, чтобы правильно расценить эту совершенно новую для него информацию.
– Ваш отец дал свое согласие? – потрясенно спросил он и не мог понять этого, или, возможно, не хотел, потому что это значило бы для него больше, чем он мог вынести в своем нестабильном состоянии.
– Мой отец далеко не так упрям, как вы себе представляете. Он также узнает настоящую любовь, когда видит ее, – добавил Генри и пренебрежительно махнул рукой. – Кроме того, такому человеку, как вы, образованному мужчине, работающему руководителем, было бы легко угодить моему отцу в качестве зятя.
– Это… – Томасу Риду пришлось сделать глубокий вдох. Он всегда считал, что недостаточно хорош для семьи Анимант и что мнение ее отца наверняка никогда не изменится.
Возможно, потому что он судил по своему отцу, который после стольких лет все еще не простил его за то, что он не стал мясником и вместо этого строил академическую карьеру. Как он мог так ошибаться?
– Я не могу так просто написать ей, – выдавил он, и волна вины сбила его с ног. Он позволил Анимант уехать, полагая, что чрезвычайно мудр и все понимает, а теперь должен признать, что был неправ.
– Конечно, можете, – парировал Генри. – И, если вы этого не сделаете, я клянусь, что буду приходить сюда каждый день и наседать на вас до тех пор, пока вы не сделаете это, – прорычал он, демонстрируя такой неистовый гнев, который могли испытывать только старшие братья. – Если Анимант продолжит выплакивать из-за вас все глаза, хотя ваши чувства взаимны, я изменю свое хорошего мнение о вашей персоне, мистер Рид! – ожесточенно добавил он, демонстративно зажав книгу под мышкой и окинув библиотекаря таким убийственным взглядом, что Томаса Рида пробрала холодная дрожь. – Увидимся завтра, – молодой человек закончил угрожать и пошел обратно к своему столу, на котором стопкой лежали учебники.
Остаток дня Томас Рид провел словно в трансе. Снова и снова он проигрывал в своей голове разговор с Генри Крамбом и просто не мог понять, как мог так ошибаться.
Он намеренно причинил боль Анимант Крамб, выгнал ее, чтобы уберечь от бессмысленной боли, только чтобы сейчас выяснить, что именно на это он и обрек ее.
Только вечером, когда он, до смерти измученный, улегся в постель и почувствовал под собой холодные простыни, до него дошло, что все это значит. Каждую ночь, когда он, уставший, предавался мечтам, желая, чтобы Анимант была здесь, смеялась в гостиной, читала на диване, спала в его объятиях, это были не более чем мучительные желания, которые никогда не исполнятся.
Но теперь он знал, что сам встал у себя на пути. Все это могло стать реальностью.
Чувство вины и боль разлуки вынудили его вновь встать с постели, хотя усталость замедляла его движения. Он встряхнулся, похлопал по щекам ладонями, чтобы прогнать сонливость, и, пройдя обратно в гостиную, зажег лампу, которая всегда стояла на его столе.
Бесконечное количество слов проносились в его голове при мыслях о написании письма, но все же он не знал, как начать. Он сел за стол, чтобы взять в руки бумагу и перьевую ручку, и снова встал, беспокойно шагая по комнате.
«Любимая Анимант», – начал он и почувствовал, как усиливается чувство вины, как оно сильнее сдавливает грудную клетку, угрожая задушить его.
Была ли она все еще его любимой Анимант? Мог ли он в самом деле осмелиться обратиться к ней подобным образом?
«Уважаемая мисс Крамб», – написал он на бумаге, раздраженно покачал головой и смял листок.
Господи! В конце концов, он не был ни писателем, ни поэтом, ни даже скромным романтиком. Как ему написать на бумаге о том, как сильно он любил ее, что творилось с его сердцем, когда она лукаво усмехалась, или когда ее глаза искрились от гнева, или когда она была так близко к нему, что требовалось лишь простое движение, чтобы поцеловать ее?
Почему он ни разу не поцеловал ее?
Он нервно провел рукой по волосам. Это было не совсем верно. Один раз он все-таки поцеловал ее, правда, только в лоб, но сделал это с трепетом.
Он вернулся мыслями в тот вечер в «Наперстке» с его братьями. Они заставили Анимант пойти с ними только для того, чтобы он тоже был вынужден присоединиться. Это он еще мог простить, но не то, как они над ней подшутили.
Он был всерьез обеспокоен, но этого следовало ожидать, потому что то количество алкоголя, которое ей втайне подливали, могло убить ее. Он был уверен, что, по крайней мере, Джимми сразу заметил, как сжалось его сердце, когда он так вспылил и повел Анимант домой.
Он выставил себя на посмешище, пытаясь не дать ей уснуть в карете, и из-за легкого опьянения, которое тоже охватило его, сказал слишком много. Рука на ее тонкой талии, запах ее волос, ее тепло так близко к нему. Сто тысяч искушений в его мыслях.
В конце концов она все-таки уснула, и он мог только надеяться, что она перестала воспринимать остальные его слова, когда он признался ей, что никогда не сможет быть достаточно вежливым и очаровательным, чтобы соответсвовать ей. Это была правда, хоть и печальная.
Он нес ее в комнату на руках, чувствуя себя благородным рыцарем, коим на самом деле не был, так как бесстыдно воспользовался ее положением, прижавшись губами к ее лбу, чтобы вкусить лишь крошечный кусочек мягкой кожи.
Томас Рид ударил кулаком по столу и спрятал лицо в ладонях, чувствуя, как рушится мир над ним, потому что он не знал, как сможет написать ей.
Если бы дома был алкоголь, он бы с радостью воспользовался им. Но он уже проходил через такое ужасное время и поклялся себе не повторять этого. Алкоголь не принес ему облегчения, а вместо этого только погрузил его еще глубже во все чувства, которые горели в его жилах и с каждым днем все сильнее отравляли его.
Он смял следующую попытку подобрать правильные слова и затем еще одну, злясь на собственную слабость и театральность своего ума, который был так же глуп, как и нелеп.
Он прогнал ее своими ужасными заявлениями, наблюдал, как она покидает библиотеку в слезах, хотя точно знал, что она чувствовала.
Он был уверен с того момента в шкафу. Слишком легко было затащить ее в тесное пространство, и она слишком послушно осталась там сидеть, как бы невозможна ни была созданная им ситуация.
Тихо ругаясь, она подходила к нему все ближе и ближе, прислонилась к нему, позволила его хватке смениться на объятие и наконец переплела свои пальцы с его. С этого момента он был готов там же поцеловать Анимант, но боялся, что потом уже не сможет больше держать под контролем определенные реакции своего тела, и ему ни в коем случае не хотелось пугать девушку, сидящую на его коленях.
Так он держался до тех пор, пока его самообладание не иссякло и ему не пришлось оторваться от нее, чтобы окончательно не потерять голову.
Ее щеки пылали, и он не смог удержаться, чтобы не поддразнить ее, вследствие чего она сбежала. Но взгляд ее незабудковых глаз показал ему все, о чем он когда-либо грезил.
Он знал, что влюбленность ей раньше была чужда, так как на балу она призналась, что поддалась такому заблуждению в отношении юриста. Она, казалось, даже не была увлечена романтической литературой, и он часто задавался вопросом, как можно завоевать такое упрямое сердце.
И теперь, когда оно принадлежало ему, он растоптал его.
Он не заслуживал ее, знал это каждой клеточкой своей души и все равно должен был попробовать.
Он даже не заметил, как снова сел за стол и развернул новый лист бумаги. И когда его перо заскрипело по шершавой бумаге, а на белые волокна попали черные чернила, Томас все еще не понимал, как ему вынести тот факт, что ее нет, что он отпустил ее.
Возвращайся ко мне.
Исторический роман
На самом деле я никогда не планировала писать исторический роман. Я всегда думала, что собирать для него материал будет неинтересно и скучно, но так или иначе предпочла отказаться от фэнтези.
История «Книжных хроник» занимала меня довольно долго, а Викторианская эпоха всегда очаровывала.
