– Да? И я тоже?
– Это был ваш приказ, командир.
– Пусть все очистят и нальют воды, а я пойду прилягу.
Двигаясь боком, сержант ушел, и его помощники стали распоряжаться, противореча друг другу. Наконец им удалось поставить людей на очистку двух бассейнов, правда, потом выяснилось, что воды хватит только для одного, поэтому второй снова засыпали.
Когда один бассейн был очищен и выметен, людей перебросили к колодцу. Он находился в ста ярдах – на другом конце казенной территории, и воду пришлось возить на телеге в большой бочке, запряженной парой подслеповатых мулов.
После того как перевезли четыре бочки, выяснилось, что вода в колодце закончилась, а в бассейне было только-только по щиколотку, да и то вперемешку с пылью получилась жидкая грязь. Посмотрев на то, что получилось, помощники сержанта пришли к выводу, что отменять приказ командира не следует: если велел мыться в бассейне – путь моются.
Пока неполная сотня голых невольников поочередно скоблила в грязи штаны и рубахи, родился устойчивый слух о том, что проверять казенных рабов должны приехать придворные его императорского величества Рамбоссы Лучезарного.
После стирки к народу вышел сержант Гудьир – злой, с перекошенной физиономией. Тяжкое похмелье влекло его отоспаться, однако предстоящее прибытие важных персон гнало на службу.
Появление Гудьира напугало невольников, однако сейчас он был в другом расположении духа.
– Кауст, Турульфар! – проскрежетал он, подзывая помощников. – Что стало с этими оборванцами, почему они черные?
– Это пока одежда мокрая, командир, сейчас высохнут, и будет как надо.
– Думаешь?
– Уверен.
– Ну гляди. Еще это… Нужно побрить их, заросли они очень.
– Что ж нам, цирюльника им тащить?
– А и тащить! Если господам из сам знаешь каких мест чего не понравится, не сносить нам головы. – И уже тише Гудьир спросил: – У нас сколько в этом году куплено?
– Почти две сотни, командир.
– А где они? Кто за потраченные денежки ответ держать будет?
– Так это… – Турульфар в задумчивости поскреб голову. – А, это! Лихоманка их повалила, шибко крепкая лихоманка!
– Лихоманка, говоришь? – Сержант вздохнул, как-то не вовремя собрались его инспектировать. Содержание на двести рабов он получал, но половину благополучно пропивал и полагал, что так будет всегда. Ан нет. – Ты вот что, Турульфар, езжай за Рюпином.
– За старым цирюльником?
– Ну да.
– Так он же совсем слепой!
– Ничего, клиенты у нас не больно разборчивые, если и порежет кого – не страшно.
– А мыло? Оно ведь денег стоит – как без пены-то брить?
– Без пены, конечно, брить трудновато, но… – Сержант задумчиво почесал в паху и продолжил: – Но у нас масло оливковое прогорклое в подвале стоит, пусть с маслом бреет.
– Оно совсем пропало, разит даже, – сморщился Турульфар.
– А тебе его нюхать, что ли? Давай тащи сюда цирюльника, пообещай серебряный рилли.
Вскоре доставили на повозке Рюпина, он толком ничего не успел понять, его подхватили под руки и вынесли со двора, а здесь дали лезвие и заставили на ощупь брить казенных людей. В помощь отрядили двоих рабов – один точил тупившиеся бритвы, другой щедро смазывал физиономии клиентов прогорклым маслом.
Когда всех побрили, началась кормежка, рабы получили по большому куску кукурузной каши на глиняной дощечке, а запивали ее водой из деревянной бочки.
На другой день прибыли важные господа – те самые, кого так боялся сержант Гудьир. Один оказался графом, ревизором императорского наместника Макитваля, двое других служили в местной канцелярии.
Ради такого случая рабов построили в две шеренги, и граф-ревизор в сопровождении чиновников прошел вдоль строя.
– Сколько здесь людей? – спросил граф.
– Девяносто пять, ваше сиятельство! – прокричал сержант, одетый по такому случаю в парадный мундир.
– А по формулярам выходит, что ты принял за год больше двух сотен – где же остальные?
– Померли от лихоманки, ваше сиятельство!
– От лихоманки?
– Так точно! От смертельного поветрия!
– Что же эта лихоманка тебя пощадила? – Глядя на потеющего сержанта, граф усмехнулся. Ему было наплевать, куда подевались какие-то рабы, он всего лишь выполнял свой долг.
Еще раз окинув взглядом казенных людей, граф отставил правую ногу и, придерживаясь за рукоять бутафорского меча, произнес:
– Соотечественники! Вот и пришла пора доказать, что вы любите своего императора и, так сказать, родину. Туранский хан Шарындасай, а также правитель чигирский и князья помельче подняли мятеж и собрали изрядное количество сил, чтобы двинуться на Гойю – столицу восточных провинций. Скоро вам выпадет честь усмирить вероломных бунтовщиков и бросить их головы к ногам нашего императора, да продлят небеса годы его правления. Особо хочу отметить, что те, кто отличится храбростью и силой духа своего на поле брани, будут пожалованы вольною для несения службы в армии Его Императорского Величества на двадцать пять лет без выплаты жалованья. Как видите, император ценит своих героев, а стало быть, вам таковыми нужно стать. Хочу вас обрадовать и тем, что ваш сержант и другие наставники пойдут на войну вместе с вами, что, безусловно, облегчит ваш ратный труд, поскольку вы тут очень сдружились. Через три или четыре дня вы отправитесь на гору Тонзур, где станете лагерем и будете изучать ратную науку. Обучать вас будут добрый сержант Гудьир и другие наставники.
Сказав все, что нужно, граф с сопровождающими ушел, убежал за ними и сержант, а его помощники загнали невольников в сарай до выяснения обстоятельств.
Казенные люди восприняли происходящее как подарок, сегодня их никто не избивал, не ломал рук и ног, не требовал стоять на солнцепеке и бегать с каменными блоками – невольники радовались тому, что наконец уйдут отсюда, подальше от «лечебницы», из которой за минувший год не возвратилось больше сотни человек.
Возможность погибнуть на войне казалась им такой далекой и несущественной, в то время как здесь люди умирали ежедневно.
Радость основной массы невольников не разделяли только разбойники из шайки Рафтера, совсем не желавшие умереть за императора. Как потерянные они слонялись по сараю и никого не задирали.
– Счастье-то какое – на войну идем! – говорил Густав, массируя зашибленную накануне ногу.
– Да, а тем, кто проявит героизм, будет даровано еще двадцать пять лет неволи в качестве защитника императора, мы о таком и мечтать не могли, – съязвил Крафт.
– Без выплаты жалованья – считай, то же рабство, – подтвердил Спирос.
– Я слышал, солдат отпускают на побывку, – сказал Питер.
– Может, и отпускают, а тебе есть куда ехать?
– Да, у меня есть… – начал было Питер, но, решив не говорить лишнего, поправился: – У меня есть знакомые в Гудбурге, хоть я и сирота, но добрые люди попадались.
– А у меня на хуторе жена и двое ребятишек остались, – с горечью сообщил Густав.
– Одни маются?
– Старики мои живут рядом, должно, помогают. Мне бы только вырваться – как будет возможность, обязательно сбегу.
Неожиданно в сарае появился сержант Гудьир, все повскакали с мест, не зная, что ожидать от такого визита, однако мучитель был сильно пьян и покачивался. Увидев Питера, он подошел ближе и ткнул его пальцем в грудь.
– Завтра… чтобы завтра стена у Магды была доделана, сучонок! Понял меня?
– Понял, господин сержант!
– То-то – Гудьир погрозил кулаком. – Смотри у меня! – И, повернувшись, крикнул: – Все смотрите у меня!
Покачиваясь, он покинул сарай, и все вернулись на места.
– Да, нелегко этой сволочи представить, что будет стоять с нами в одном строю, – сказал Крафт.
– Точно, – кивнул Густав. – Неизвестно еще, от кого скорее получит, от чужих или от своих.
– Для него здесь своих нет, – возразил Спирос. – Ну разве что ублюдки этого Рафтера.
– Рафтер переживет сержанта ненадолго, – уверенно заявил Крафт.
28
Ночь выдалась неудачной, капитану фон Криспу не везло в игре, поначалу он выигрывал, но затем фортуна отвернулась, и кости стали падать не так. Он пытался их менять, использовал известные ему заговоры на удачную игру, но ничего не помогало.
Сначала проиграл жалованье, потом деньги, полученные от разбойника Теллира, а затем, не сумев сдержаться, поставил своего чудо-коня вместе с дорогой упряжью – всего за семь золотых, хотя сам платил двадцать пять.
Лошадь забрали сразу, предложив для смеху дать на время осла. Это была попытка затеять драку, однако странное дело – драться фон Криспу не хотелось, хотя он и слыл дуэлянтом.
– Нет, господа, благодарю покорно за осла, пройдусь лучше пешком, на свежем воздухе лучше думается, – криво улыбнувшись, ответил фон Крисп.
– Ну как знаете, капитан, может, все же дать вам хотя бы провожатых, на случай если столкнетесь с пьяными крестьянами?
Это говорил Гамбридж – жалкий насмешник – и с ним трое дружков, о дуэли речь не шла, они хотели напасть разом и убить не по правилам. Эта кучка мелкопоместных дворян с запада усердно распространяла слух, что фон Крисп не дворянин и всего лишь подделал фамильные бумаги.
– Благодарю за помощь, но я обойдусь.
– Ну как знаете, капитан.
Покинув компанию неприятелей, фон Крисп пешим отправился на другой конец слободы, где снимал в доме две просторные комнаты.
Разумеется, никакие крестьяне или даже сельские разбойники на него не напали, собаки и те держались подальше от озлобленного проигрышем дворянина.
Едва не выбив ногой дверь, он швырнул ножны с мечом о стену и закричал на слугу, чтобы тот поднимался и шел среди ночи в гарнизон – взял для него казенную лошадь.
– Вставай, скотина, утром я должен быть у графа Штейнбера!
– А где же ваша лошадка, ваше благородие? – забылся со сна слуга и тут же получил по морде. Не хватало еще, чтобы фон Крисп отчитывался перед каким-то лакеем!
Слуга быстро оделся, взял широкий нож и старый арбалет и отправился в город, а фон Крисп попытался самостоятельно снять ботфорты. Это оказалось не так просто, пара была тесной, шитой больше для форсу, чем для удобства. Фон Крисп довел себя до бешенства и едва не повыдергивал собственные ноги, пока ему удалось разуться.
Измучившись, капитан повалился на кровать и сразу заснул.
Довольно скоро его разбудил петушиный крик и голос слуги, тот расталкивал хозяина, приговаривая:
– Ваше благородие, пора вставать, вам к графу следует явиться. Ваше благородие…
– Все, я проснулся.
Слуга отошел.
Фон Крисп спустил ноги на пол и растер лицо руками. Вот и все, опять нет денег и снова нужно искать этого мерзавца Теллира: капитан давно на него работал.
В его обязанности входило уводить с важных торговых дорог охрану, заслон из императорских солдат. Ненадолго, иногда двух-трех дней хватало, чтобы Теллир со своими головорезами захватил один, а то и два обоза. Людей, тех, кого не зарезали, продавали на невольничьих рынках, а товар – в городах, куда обозы направлялись изначально.
Дело было опасное, если бы все открылось, капитан мог получить не просто смерть, а четвертование, однако пока ни свидетелей, ни обвинителей не находилось. Да и куш того стоил: иногда доля капитана доходила до тридцати золотых, ради этого стоило рискнуть.
Для офицера его ранга деньги были огромные, однако они развращали и не задерживались, уходя словно в песок. То он заказывал дорогое оружие с изумрудами на ножнах, доспехи с полировкой и воронением, шляпы с плюмажем и лошадей породы эрдхорц, потом проигрывался и начинал распродавать свои богатства, вскоре оказываясь неспособным заплатить за обед в харчевне.
Вот и сейчас он оказался при казенном наборе, правда, ботфорты с серебряными шпорами еще остались, но на них требовалось найти дурака, чтобы купил, а потом терпел и ходил с улыбочкой в этих пыточных колодках.
Снова нужно было идти на поклон к Теллиру – эрмаю Теллиру, как называли его кочевники. Он не был похож на своих земляков ни внешне, ни повадками и, по мнению фон Криспа, был смешанных кровей. Капитан подозревал, что и в других краях у Теллира имелись подобные помощники на дорогах, именно предводитель карсаматов был тем свидетелем, который мог довести капитана до рук палача. Смерти фон Крисп не боялся, но суд, позор – нет, этого допустить было нельзя, а потому следовало подумать о том, как заставить Теллира замолчать навсегда.
Задача была не из легких, угостить такого кинжалом – дорогого стоило. Теллир якшался с колдунами и даже купил у одного из них существо из сумрачного мира – эртадонта. Предводитель разбойников уверял, что отдал за него то ли пятнадцать, то ли двадцать девственниц, этот сутулый урод всегда слонялся недалеко от хозяина и пугал лошадь фон Криспа, когда тот встречался с Теллиром.
Капитан был не из пугливых, но при виде этого существа и у него по спине бегали мурашки.
– Ваше благородие, вам сегодня ехать куда-то! – напомнил слуга, и капитан вынырнул из череды невеселых мыслей.
– Лошадь привел?
– Привел, вон во дворе стоит – мардиганской породы.
– Мардиганской породы… много ты понимаешь, дурак. Неси умываться.
Слуга поставил таз и встал с кувшином наготове.
Капитан умылся, промокнул лицо и шею полотенцем, после водной процедуры в его голове стало проясняться. Пригладив волосы, он выглянул в окно – во дворе действительно стоял строевой конь уже под седлом.
