978-5-04-159455-8
ISBN :Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 14.06.2023
Но Эмме я этого говорить не стала, только нахмурилась:
– Тебе, брат, не о свадьбах надо думать, а о завтрашнем представлении.
Братец учится в Академии культуры и подрабатывает приглашенным актером на разных мероприятиях. Разброс ролей у него широчайший – от Винни-Пуха в костюме ростовой куклы до Гамлета в рубашке с кружевами.
– На завтра у меня все готово, – заверил меня юный талант и потянулся за веником, чтобы смести с крыльца ореховую скорлупу. – Нет только денег на такси, но ты же мне дашь?
Я оставила ему деньги и ценные руководящие указания, взяла орехи и отправилась к себе. Вернее, в нашу с Петриком съемную квартиру.
На даче, которую с подачи моей покойной прабабушки Зины все называют милым словом «именьице», я не живу, а только наведываюсь туда иногда. В последнее время – даже реже, чем Эмма, которому я великодушно отдала свой ключ. У моего сводного брата нет собственной жилплощади, а от матушки и отчима очень хочется держаться подальше.
Вечерело, и по-хорошему мне надо было вызвать такси или позвонить шоферу Караваева Косте, которого шеф уже приучил к тому, что он как бы наш общий водитель. Но в свете того, что я подозревала Мишаню в подлой измене, беспокоить Костю решительно не хотелось: от подлого изменщика мне ничего не надо!
А такси в именьице я вызывать не люблю. Может, это и не заметно, но у меня тонкая душевная организация, и она страдает всякий раз, когда таксисты самыми нехорошими словами ругают нашу проселочную дорогу.
Да мне идти-то по ней всего с полкилометра, потом будет мост через реку, а за ним уже – город со всей его инфраструктурой. Сяду там на трамвайчик, еще и денежки сэкономлю…
Размышляя таким образом и посматривая по сторонам, я бодро топала по глубокой колее, продавленной в глинистой почве автомобилями, пока мой взгляд не зацепился за нечто неожиданное.
Опля! Алое закатное солнышко слепящим пламенем отразилось в полированной поверхности. Ну-ка, ну-ка, что тут у нас такое? Я выбралась из колеи и, путаясь ногами в цепких вьюнках, двинулась на манящий блеск.
Неподалеку от нашего дачного товарищества есть небольшой пустырь, превращенный несознательными гражданами в стихийную свалку. Выбрасывают туда преимущественно строительный мусор, поломанную мебель, старый домашний скарб и прочую рухлядь. Иногда на эту свалку истории незаслуженно отправляются вполне годные вещи. К примеру, именно отсюда в нашу с Петриком квартирку перекочевала изящная деревянная консоль – трехногий гримировальный столик, мечта красавицы-кокетки.
На сей раз кто-то, не мелочась, сплавил на помойку целый рояль!
Да, облезлый, поцарапанный, колченогий, в пятнах от стаканов, но – рояль! Самый настоящий, не бутафорский!
Изумляясь, как затейливо у кого-то широта души сочетается со скудоумием, я подобралась поближе к инструменту и подняла крышку над клавиатурой.
Время и идиоты не пощадили благородный инструмент, и его улыбка, когда-то наверняка белозубая, потускнела и сделалась щербатой. Я сокрушенно покачала головой, но все же пробежалась пальцами по клавишам. Прабабушка воспитывала меня как благородную барышню – заставляла учить французский и ходить в музыкальную школу…
Увы, сыграть что-нибудь на этом рояле не представлялось возможным. Даже мелодию «Чижика-Пыжика» исполнить не получалось, потому что клавиши были безголосые. Они послушно проминались под пальцами, а звук не шел, только слабый глухой стук… Или шорох?
Я вспомнила, как в детстве экспериментировала, подсовывая между струнами и молоточками развернутые газеты: это превращало обыкновенное пианино в старинный клавесин. Какая, интересно, начинка в этом инструменте?
Но заглянуть в рояльное нутро и посмотреть, что там, у меня не вышло. Вандалы-идиоты зачем-то прибили крышку инструмента гвоздями!
– Ах так? – Я почувствовала себя задетой. – Это вызов? О’кей, Люся Суворова его принимает!
Я поискала тут же, на свалке, но ничего подходящего для того, чтобы вскрыть заколоченный рояль, не нашла. Ну и ничего страшного, я недалеко ушла от именьица, а там у меня, как в Греции, все есть!
– Мне срочно нужен ломик! – Я ворвалась на свой участок, как фурия.
– То молоток, то ломик… Ты бы определилась, – меланхолично отозвался братец, покачиваясь в гамаке.
Я молча пролетела мимо него в сарай и загремела там инструментами, подбирая наиболее подходящий. Вот эта железная палка с раздвоенной загнутой лапкой, думаю, как раз подойдет!
– Это же не ломик, а гвоздодер, – просветил меня братец, когда я пробегала мимо него в обратном направлении. – Эй, а зачем тебе…
Но я уже снова пылила по проселку.
Я мигом добежала до свалки, чуть ли не с разбегу вонзила под крышку бесхозного музыкального инструмента свой немузыкальный, поднажала, закряхтела. Рояль затрещал.
За этими звуками я даже не сразу услышала сдвоенное заинтересованное пыхтение, но потом по моей голой ноге щеткой прошелся шерстистый бок, а над ухом послышался знакомый голос:
– Это что? Настоящий рояль в кустах?!
– Тяни крышку вверх, – скомандовала я Эмме.
– А что там? – Братец послушно потянул, а я еще поднажала.
– Вот откроем – и узнаем!
Кра-ак! Крышка чуть приподнялась, и здоровенные гвозди стальными зубами зависли над образовавшейся щелью.
– Там точно что-то есть, – почему-то шепотом убежденно сказал Эмма, заглянув в темные недра рояля.
– Конечно. Там много чего есть – струны, молоточки… Тяни еще, давай откроем полностью.
Палка, призванная удерживать рояльную крышку в поднятом состоянии, отсутствовала, и я пристроила вместо нее свой гвоздодер.
– Молоточки?! – первым посмотрев в значительно расширившуюся щель, возмутился братец. – Да, как же! Блин, зачем мы сюда полезли?!
В рояле в позе зародыша лежал голый человек.
– Он настоящий? – Братец снова перешел на шепот.
– Кто?
– Труп!
– Все тут настоящее: и рояль, и кусты, и труп, успокойся, – пробормотала я автоматически, почти не соображая, что именно говорю. – Хотя, возможно, труп все-таки не настоящий…
– Игрушечный?!
– Витя, ты меня пугаешь, что за детство у тебя было, какой еще игрушечный труп… Я к тому, что он, может, живой еще! – Я потянулась и осторожно пощупала голую лодыжку.
– Пульс надо щупать на запястье или на шее, – тут же раскритиковал мои действия Эмма.
– Я туда не дотянусь… Слушай, а он холодный!
– Значит, настоящий. – Эмма вздохнул.
Я машинально пощекотала голую розовую пятку, и нога слабо дернулась!
– Не настоящий! – обрадовалась я. – Подержи крышку… – Я убрала свою импровизированную распорку в виде гвоздодера.
– Не добивай его, Люся, не надо! – слезно взмолился Эмма.
– Ты совсем уже? – очень трудно нетравматично покрутить гвоздодером у виска, но у меня получилось. Я талантливая! – Говорю, крышку держи! Будем доставать его оттуда…
С большим трудом и немалым количеством ругательств мы кое-как добыли из недр рояля ненастоящий труп. Он нам никак не помогал, но хотя бы не сопротивлялся. Только слабо постанывал, пока мы его тянули, как в сказке: Люся за репку, Эмма за Люсю, собака за Эмму… Жаль, кошки и мышки не было, мы бы быстрее справились.
Брякнувшись на усыпанную мусором траву, выдернутая репка болезненно кхекнула, но сразу оживать не стала.
– Это что вообще такое? – спросил Эмма с неоправданной, на мой взгляд, претензией.
– Понятия не имею, – сердито ответила я.
А мой внутренний голос торжественно возвестил:
«Это дежавю!»
Да, уже было со мной такое: стояла я в полнейшем безрадостном недоумении над распростертым на травке мужиком, то ли живым, то ли вовсе нет, и – главное! – совершенно незнакомым![1 - Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Брачный вопрос ребром».]
– Говорят же, что всякая история повторяется дважды: сначала как трагедия, потом как фарс. Или наоборот, не помню точно, – проявил эрудицию братец, угадав, о чем я думаю.
Ну еще бы: он и при той, первой, сцене с телом на траве присутствовал! Как раз в виде тела.
– Так у нас сейчас трагедия или фарс? – задумалась я вслух.
– А это от него зависит. – Эмма осторожно подпихнул мужика носком ботинка. – С виду он вроде целый, но вот очнется или нет…
– Да куда он денется! – Я присела и энергично похлопала голыша по щекам.
Он застонал. Слабо, но отчетливо недовольно.
– Так, Эмма! Дуй в именьице и притащи холодной воды! И что-нибудь из одежды, а то у меня руки не поднимаются реанимировать голого мужика, как-то это очень неприлично…
– Ну да, ну да, ты же у нас без пяти минут замужем. – Эмма умчался, напоследок умудрившись снова больно царапнуть мою свежую душевную рану.
Эх, где сейчас мой любимый Мишаня? И с кем? Может, совсем как я – наедине с чужим голым телом? В лиловых отсветах заката, в душистой весенней ночи…
Мелькнула несвоевременная мысль о том, что надо бы Мишане позвонить, но я прогнала ее. Караваев непременно спросит меня, где я, с кем и чем занимаюсь, а что я ему отвечу? Нагло врать любимому не хочется, а честно отвечать: «Я на свалке оживляю незнакомого голого мужика» – определенно не стоит. У Караваева хорошее чувство юмора, но он ревнив. То есть шутку оценит, но конкурента прибьет. А может, и меня вместе с ним. Так и придушит, хохоча…
С дружным топотом примчались Эмма и сопровождавший его в забеге Брэд Питт.
– Вот! И вот. – Братец сунул мне в руки полуторалитровую пластиковую бутыль и бросил прямо на голыша ворох тряпок.
Очень удачно – самое неприличное прикрыл.
Я благодарно кивнула, открутила крышечку с бутылки, набрала полный рот холодной воды и с громким «П-ф-ф-ф!» брызнула ею в лицо незнакомцу – энергично, как поливалка на парковой клумбе.
Питт, на которого тоже попало – а нечего вечно лезть не в свое собачье дело! – негодующе взвизгнул и отскочил в сторону.
– Твою мать, – не открывая глаз, промямлил незнакомец.
– Он заговорил! Вот что живая вода делает! Давай еще раз! – обрадовался Эмма.
Я снова набрала в рот воды так, что щеки раздулись, как у хомяка, и организовала голышу повторный душ.
– Да какого хрена… – Мокрая физиономия скривилась, ресницы с красиво повисшими на них каплями задрожали.
– Просыпаемся, просыпаемся! – Я похлопала голыша по мокрым щекам. – Доброе утро, страна!
– Вечер вообще-то, – поправил меня братец.
– Какая? – разлепив один глаз, спросил голыш.
– Какая страна? Россия! – с готовностью ответил ему услужливый Эмма.
– Какая зараза меня намочила? – Неблагодарный незнакомец открыл второй глаз и посмотрел прямо на ту заразу. – Ты кто?
– Во-первых, не ты, а вы, мы с вами еще незнакомы, – обиделась я. – Во-вторых, у меня к вам тот же самый вопрос: вы кто?
– Смотря для кого…
Голыш заворочался, сел, смахнул с себя тряпки, увидел, что под ними, ойкнул и снова прикрылся. Я с удовольствием отметила, что его щеки порозовели.
Надеюсь, не только в результате общего улучшения самочувствия, но и от стыда.
– Для тех, кто вас из гроба вытащил! – с пафосом произнес Эмма.
– Откуда?! А… – Спасенный опять побледнел и сомлел.
Я укоризненно посмотрела на брата.
– А что? Не так, что ли? Он в заколоченном рояле, как в гробу, лежал!
– Суровая правда, высказанная с шокирующей прямотой, – пробормотала я, осторожно, чтобы не угодить на мокрое, присаживаясь рядом с обморочным голышом. – Ладно, давай подумаем, что теперь делать…
– В полицию звонить. Ситуация такая подозрительная…
Голыш несогласно застонал.
– Сдается мне, он не хочет в полицию, – сказала я.
– А кто бы захотел? На ночь глядя, без документов, голый…
– Кстати, да, давай-ка его оденем!
Ворочая голыша, как большого пупса, мы облачили его в футболку и спортивные штаны с крутого плеча и крепких бедер Караваева.
– Ну вот, так он уже похож на человека, – полюбовался делом наших рук Эмма.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом