Полин работала ассистенткой дантиста. Митчелл все пытался убедить ее нацелиться на что-нибудь лучшее в своей жизни. Он был убежден, что она достойна гораздо большего. А ее эти попытки частенько раздражали – мол, ассистенты стоматолога тоже нужны.
– А потом, когда я ехала домой, у автобуса спустило колесо, и пришлось ждать следующего, – посетовала Полин, – а в нем ехать стоя, со всеми другими автобусными беженцами, как сельди в банке.
– Жизнь – борьба, – сказал Митчелл.
Она поглядела косо.
– Издеваешься над моими страданиями?
– Что ты. Вовсе нет.
– Как у тебя прошел день?
– Сегодня опросил около двадцати человек, фанатеющих от нюханья трусиков, – сказал Митчелл.
Видео встало на паузу.
– Реально или стёб? – Полин перекатилась на бок, озорно улыбаясь. Эту улыбку Лонни обожал.
– Нет, не стёб.
– И что ты открыл?
– Открыл, что большинству людей ужас как не нравится, когда их расспрашивают о пристрастии к такому фетишу.
Улыбка Полин стала задорнее. Митчелл улыбнулся в ответ. Маечка на ней сидела чуть наискось, обнажая изгиб грудей. Он придвинулся ближе, обнимая ее одной рукой и привлекая к себе.
– А тебя разговоры о нюханье трусиков заводят? – влажно прошептала Полин ему на ухо.
– Нет, – ответил он тоже шепотом. – Меня заводит, когда ты рядом.
Скользя рукой по животу, она медленно его поцеловала. Митчелл перекатился на спину, притягивая ее к себе.
Глава 6
Он стоял на укромной полянке в одной из рощиц Баттермир-парка. Около недели назад полиция обнаружила тело Кендел Байерс. Это не входило в его планы, хотя беспокоиться нет причины. Осторожность была соблюдена.
Глазами он поискал то место, где четыре месяца назад разбросал сотни желтеньких цветочных семян. Гляди-ка: приятно глазу… Поляну усеивали десятки цветов. Это всё в память о ней. Она любила желтое, почти каждый день надевала желтые рубашки и платья…
Он пришел на поляну, чтобы поразмыслить о совершенно особом дне, дне свидания. С той поры минуло уже больше тридцати лет, а воспоминание все еще оставалось негасимо ярким в его памяти. При мысли об этом он улыбнулся, оглядывая цветы вокруг. День выдался теплый и солнечный, и парк кишел людьми. Проводили совместный досуг семьи; влюбленные парочки рука об руку прогуливались по мощеным дорожкам; бодро шагали собачники со своими любимцами, преданно семенящими рядом. И особняком был еще один человек, путешествующий по волнам своей памяти. В мыслях о Кендел Байерс, и о давнем дне с еще одной красивой девушкой, и о невидимой нити, которая связывала их обоих.
Он так долго спал, прежде чем пробудиться… Годы, потерянные на рутину, монотонную работу, прохладные встречи с другими людьми; длинная череда бесцветных дней и ночей без сновидений… Он почти жалел всех этих людишек в парке, ведущих такую вот беспросветно унылую жизнь, обреченных впустую коротать свой недолгий жизненный срок.
Они слишком слепы для того, чтобы видеть правду. Что в жизни есть нечто большее. Чистые мгновения трепета и радости. Их только нужно найти. Кендел их постигла. Перед самой смертью она все осознала, и он это ощутил.
Он чувствовал, как внутри него растет вожделение. Скоро это время наступит снова. Он почти вживую представлял себе момент, когда нестерпимая сладость удара оборвет жизнь его следующей жертвы. Сердце забилось быстрее, стоило представить, как это происходит – посреди ночи, невдалеке от ее дома…
Смерть будет сладостно-мучительной.
А пока надо жить предвкушением. Что может быть приятней?..
* * *
Иногда Митчелл видел себя кем-то наподобие гончей. Когда вынюхиваешь след, ловишь запах, преследуешь по пятам, настигаешь… Бывает, что запах иногда рассеивается, и тогда гончая обнюхивает все вокруг, пытаясь поймать его снова, делает несколько неверных выпадов, но наконец возвращает след и устремляется в погоню.
В других случаях, когда дела шли невнятно и малопредсказуемо, он сравнивал себя с курчонком, клюющим землю в поисках каких-нибудь съедобных крошек. Тюк-тюк-тюк. Что это – вкусное семечко? Нет, просто камешек. Тюк-тюк… О, что-то нарыл! Скрепка для бумаг? Что она здесь делает? Тюк-тюк-тюк. Абсолютно наобум, с надеждой тыкаясь клювиком в землю снова и снова. Нет, ничего съедобного. Наконец этот курчонок утомляется и начинает прикидывать, что, пожалуй, так и не найдет себе ничего стоящего.
Именно на это походило расследование убийства Кендел Байерс. Ради каждого зернышка им с Джейкобом приходилось перелопачивать кучи песка и гальки.
У отца Кендел на день убийства было железное алиби. Каждое утро с шести утра он работал в своем продуктовом магазине. Из года в год, не пропуская ни дня. В подтверждение были записи с камер наблюдения и клиенты, подтверждавшие его алиби. По его утверждению, дочь он никогда не обижал; то же самое повторяли его жена и сын.
Тюк-тюк-тюк.
У Кендел было восемнадцать постоянных клиентов и тридцать два перспективных, что покупали у нее раз или два. Ручейком стекались алиби. Большинство клиентов жили за границей. Не обнаруживалось ни намека на так называемые «гнусные» имейлы, которые якобы получала Кендел; не было таковых и в чатах на «Реддит», которые прислал Ронни Кулерман. Возможно, их не было вообще, а Кендел выдумала их только для того, чтобы Дебби не пошла по той же дорожке. Кто знает…
Тюк-тюк.
Растения, обнаруженные в легких Кендел, ничем не отличались от тех, что и в других прудах и озерах по округе. Возможно, версия детективов об убийстве была в целом верна, но четкой уверенности не было.
Тюк-тюк-тюк.
В базе данных ФБР не было выявлено никаких совпадений ДНК или отпечатков ни на одном из предметов, найденных на месте преступления.
Тюк-тюк.
Параллельно велся поиск других подобных преступлений, где кто-то тоже утонул, а затем был закопан неподалеку. Или преступлений, связанных с женщинами, торговавшими по интернету своим нижним бельем. Результат нулевой.
Тюк.
Курчатам впору угомониться.
Глава 7
У Кеннета Бейкера имелись свои доводы.
Кокаин? Черт возьми, он его нюхал каждый день. И вообще, как можно в этом безумном мире функционировать без кокса? Выдавать производительность, необходимую для современной жизни, не прибегая к энному количеству «сахарной пудры»? Да перестаньте. Так что с коксом было все в порядке.
Из той же оперы и алкоголь. Без вопросов. К тому же легален. Можно зайти в магазин, затариться вискарем и выйти – свободно, безо всяких объяснений. Или кто-то назовет лучший способ заснуть, чем стакан-другой вискарика или джина? То-то. Поэтому нынче он вообще не мог заснуть, предварительно что-нибудь не дерябнув.
Но мутить оба эти зелья?..
Надо было соображать.
И вот в тот раз его реально накрыло. Мотор колотился как бешеный. Мозг захлестнули гигантские волны эйфории. А когда сошли, он понял, что его колотит от ярости. Кто-то орал. Это был он сам.
– Так вот, значит, чем ты мне платишь? – вопил он. – После всех тех лет, что мы провели вместе? Всех денег, которые я в тебя вбухал? Я о тебе заботился! Потакал всем твоим прихотям, а теперь… что?!
По его щекам струились слезы. Как такое могло случиться? Его жизнь загублена.
Он схватил свою безответную жертву так, что пальцы побелели. Жертва безропотно молчала, но Кеннет это молчание игнорировал.
– Между нами все кончено! – рыдал он. – Станция называется «конечная», дорогуша! Всё! Поздно пытаться что-то менять. Все кончено. Кон-че-но!
Он протопал из спальни, волоча за собою жертву. На кухне приостановился, рванул на себя ящик стола и нашарил там пистолет. Раньше Кеннет пользовался им разве что в тире, но сегодня вечером он был полон решимости пустить его в ход по назначению.
Распираемый взрывной наркотической дурью, он пинком распахнул входную дверь. Пути назад не существовало.
Эти отношения должны были закончиться раз и навсегда. Летальным исходом.
* * *
Офицер Танесса Лонни открыла переднюю дверцу патрульной машины и села, протянув пластиковый стаканчик кофе своему напарнику Сержио Бертини.
– Держи, – сказала она. – Я попросила сделать особо крепкий.
– Спасибо. – Сержио с благодарностью кивнул и, отхлебнув, блаженно прикрыл глаза. – Боже, как мне этого не хватало…
– Опять не спал? – спросила Танесса, отпивая из своего стаканчика. Часы на информационной консоли показывали час ночи. Сержио и Танесса припарковались у автозаправки, заступив на свою патрульную смену всего час назад. Этот промежуток времени – с полуночи до восьми утра – назывался «кладбищенским» и длился для них на протяжении последних шести недель, начавшись сразу после того, как Танесса окончила полицейскую академию.
– Это все Габриэла, – вздохнул Сержио. – Постоянно меня будит. С ума можно сойти.
Танесса кивнула с сочувствием, которого на самом деле не испытывала. Вся эта история с Габриэлой могла и не начаться, если б не сочетание нелепой привязанности и цепи ошибок. Танесса предупреждала Сержио, что он пожалеет об этом. Но сыпать соль на раны было не в ее духе, поэтому она ничего ему не сказала, только ободряюще дотронулась до плеча.
Он повернулся к ней, и девушка машинально отметила, что его глаза были красными и опухшими. Хотя вообще-то Сержио не всегда был таким угрюмым и усталым. Он был симпатичным и обаятельным. Загорелый, широкоплечий, с «породистыми» чертами лица и белоснежными зубами – хоть сейчас отправляй его на съемки в рекламе зубной пасты. Танесса всегда считала человеческие зубы важным пунктом – плохие ее откровенно раздражали. К тому же Сержио был лыс, так как каждую неделю брил голову, и это, на ее взгляд, придавало ему сексуальности, пусть и немного специфичной.
– Орет благим матом, – пожаловался Сержио. – Днями напролет. Жуть. Аж в ушах звенит.
– Да, представляю, – вздохнула Танесса.
– Да еще и кусается! Когда пытаюсь ее успокоить, она меня цапает. Вот, посмотри! – Он показал царапину на пальце.
– Так взял бы и избавился от нее, – робко предложила Танесса.
– А как? – измученным голосом спросил Сержио. – Кто ее возьмет?
– Брать и не надо, – терпеливо пояснила Танесса. – Просто открой окно, и она улетит.
Танесса предупреждала его: покупать попугая – самая идиотская затея из всех возможных. Однажды попугая завела ее кузина. Это отвратное создание если не спало, то неустанно верещало на весь дом. Эта птица настолько всем надоела, что, избавившись от нее, хозяева едва не устроили вечеринку.
– Нет, на это я пойти не могу, – с непреклонностью мученика сказал Сержио. – В одиночестве она не выживет.
– Кто знает, – Танесса пожала плечами. – Ты вот подумай…
Но ее прервала рация:
– Всем подразделениям. Сообщение о выстрелах на углу Адамс и Сидар-роуд.
Танесса схватила свой плечевой микрофон и нажала кнопку связи:
– Четыре пятьдесят один, выезжаем. Прием.
Сержио поставил свой кофе в подстаканник и завел мотор. Они находились совсем рядом с местом происшествия, примерно в пяти минутах езды. Танесса пристегнулась и, сделав последний глоток, тоже сунула свой стакан в подстаканник.
Если и есть что-то приятное в ночной смене, так это отсутствие транспорта. Танесса и Сержио ехали по свободным от шума и суеты улицам Гленмор-Парка, а в небе висела одинокая луна. Машины встречались редко, и их водители, завидев патрульный автомобиль, поспешно проверяли – пристегнуты ли у них ремни, включены ли фары?
В какой-то момент Сержио сбавил скорость при виде бездомного, неторопливо толкающего перед собой магазинную тележку с грузом пластиковых бутылок. В остальном же поездка протекала гладко и бесшумно.
Они не особенно торопились, хорошо зная, что большинство выстрелов, как правило, – шалости детворы с петардами или хлопки неисправных глушителей. Даже в случае настоящей перестрелки те, кто ее учиняет, к прибытию патруля уже находятся далеко.
Поездка проходила в молчании, и Танесса, пользуясь ситуацией, обдумывала предстоящий день рождения матери. Надо бы подобрать хороший подарок, чтобы не вышел такой же конфуз, как в прошлом году, когда они купили сумочку, а мама так ни разу с ней и не вышла… Надо будет обсудить все это с Митчем и Ричардом завтра утром, перед тем как завалиться спать.
Они подъехали к углу Сидар и Адамс, предсказуемо безлюдному. Обычно это был тихий район, населенный в основном молодыми родителями и пожилыми пенсионерами. По правую сторону улицы тянулись двух- и трехэтажные дома разной степени обветшалости. Слева был небольшой сквер, темный и заброшенный – качели и горка, едва различимые в призрачном свете луны. Днем здесь, скорее всего, гуляли молодые мамы и няни с детишками, но сейчас единственными обитателями сквера были разве что спящие на скамейках бездомные. Дорожное полотно покрывали трещины и выбоины с порослью сорной травы.
Откуда же могли раздаваться выстрелы? Танесса огляделась, пытаясь уловить малейшие проявления жизни, но свет во всех окнах был погашен и никого не видно.
– Что ты думаешь? – спросила она у Сержио.
– Да нет здесь ничего… – Он пожал плечами. – Но давай чуток проедемся, чтобы местные успокоились.
Они вернулись в салон и медленно поехали вперед, разрывая ночную тьму синим мерцанием огоньков патрульной машины. Это был своего рода сигнал, что полиция здесь и всё в порядке.
– Погоди, – сказала Танесса, резко подаваясь вперед, когда они проезжали мимо тупикового проулка, в котором стояли мусорные баки – А это что такое?
Сержио послушно притормозил. Проулок был погружен в тень, и внутри этой тени свет от фар высветил человеческую фигуру.
Человек стоял неподвижно, глядя в другую сторону, и, кажется, вел оживленный разговор с кем-то, кого они не могли видеть. Сержио остановил машину, и Танесса медленно направилась к мужчине, держа руку на пистолете.
– Прошу прощения! – подала она голос. – Сэр?
– …так долго были вместе, – причитал мужчина плачущим голосом. – Разве так можно? Два месяца работы, и всё коту под хвост…
Пьяный. На ногах стоит нетвердо, поза неустойчивая, но что-то в нем вызывало у девушки беспокойство. Было слышно, как сзади из машины вылез Сержио.
– Ты! Это все твоя вина! – частил мужчина, повышая голос. – Я не хотел этого делать! Неужели у тебя действительно была надежда, что это останется безнаказанным?
– Сэр, – сказала Танесса, стараясь звучать как можно суровее, – это полиция. Прошу вас повернуться, медленно.
Внутренне напрягшись, она вытащила свой «Глок».
