Постоянная связь означает, что мужчина получает статус конкубина и его женщина отчисляет часть своих пенсионных баллов ему на счет. Социальная справедливость в действии. Социально сильные должны помогать социально слабым.
– Тем более, – не сдавалась Лена. – Если он в любой день рискует заразиться и умереть, может, секс со мной – его последний секс в жизни?
– Невозможно думать об этом каждый день.
– А о пенсионных баллах можно?
Я кивнула. Лена кисловато улыбнулась:
– А как же страсть? А романтика?
– Задай этот вопрос пенсионному фонду.
– Очень смешно.
Подошла с подносом ее коллега Адель, подсела:
– Что смешно? Я тоже хочу посмеяться.
– Я все это припомню, когда буду голосовать, – шутливо буркнула Лена. И повернулась к Адели: – Почему все мужики – сволочи?
Адель – семейный идеал. Со своей партнершей они вместе со школы. Двое детей, которым родители подыскали экзотические имена. Уютный дом, секции, кружки, совместные хобби. Море общественной работы. И никаких сексуальных связей вне семьи. Конечно же. Иначе Лене не нравилось бы ее донимать.
Адель спокойно ответила:
– В узком сегменте рынка предложение всегда будет ограниченным. Мужчин мало.
– А красивых мужчин – еще меньше, – со вздохом согласилась Лена. – Делать-то что?
– Попробуй некрасивых, – предложила я.
Лена изобразила, что ее тошнит.
– Начни встречаться с женщинами, – предложила Адель. – Их много.
– Начни встречаться с орангутангами, – съязвила гетеросексуальная Лена. – Их тоже много.
– Как выходные, Адель? – поспешила я сменить тему, пока разговор не пропитался ядом.
– Мы с Невой и Тайгой запускали змея. Потом повели их на танцы.
Лена хмыкнула, но благоразумно заткнула себе рот ложкой йогурта.
Подошла Оксана:
– Ариадна, ты что, не видишь, я тебе машу? Зову тебя, зову…
Я поднялась:
– Ох, извини. Я видела. Думала, ты просто к нам подсесть хочешь.
Оксана нахмурилась:
– Прости, что прервала ланч. Надеюсь, ты хоть что-то съесть успела.
Адель и Лена подняли головы:
– Что такое?
– У нас новое дело, – только и сказала Оксана. – Идем.
Когда Оксана завела меня в отдельный кабинет и даже закрыла дверь, пусть прозрачную, я поняла: что-то случилось.
– Учти, – начала Оксана. – Пока никому ни слова. Никому.
Случилось не просто что-то, а нечто экстраординарное.
– Оксан, ты меня пугаешь, – призналась я.
Та мрачно кивнула:
– Пропал кролик.
13.10
Я вынула телефон. Посмотрела на дом, сверила адрес. Кисловский переулок. Все верно. Сюда. Из-под моих ног уходила дорожка к входной двери. Таунхаус, построенный на месте снесенного ветхого дома, ничем, кроме цвета стен, не отличался от соседних. Такой же большой ухоженный сад. Такая же тишина благополучия. Один из наиболее престижных микрорайонов Москвы. Еще бы – самый центр, но отдельные дома с просторными садами.
В этом доме жила семья министра гендерной интеграции. Той самой женщины с тонкими губами, которую я привыкла видеть только в новостях. Греты. И теперь у нее пропал кролик.
Я увижу ее саму. Ее семью. Увижу ее дом. Суну нос, чего уж там, назовем все своими именами. Меня щекотало любопытство.
Я прошла по дорожке, стараясь делать вид, что не глазею по сторонам. Позвонила в дверь. Тишина. Позвонила еще раз. Ничего. Я немного растерялась. Отступила на шаг. Неужели дома никого? Заглянула в окно. И тут дверь открылась. На пороге стояла невысокая женщина с восточными чертами лица. Айна, вспомнила я имя и фотографию в учетной карточке кролика. Узкие глаза смерили меня. Вышло и правда неловко: будто я в окна подглядывала.
– Я звонила, но…
– Что вам надо? – Голос громкий и грубый.
– Здравствуйте, Айна. Я из полиции. Отдел преступлений против личностей, не являющихся людьми. Меня зовут Ариадна. Ваш кролик…
Вид у нее был до того мрачный, что я постаралась успокоить:
– Не тревожьтесь. Далеко он не удрал. Я слежу за GPS-показаниями с его чипа, он где-то в радиусе дома.
Она фыркнула мне в лицо:
– Ну не стойте, проходите, – приоткрыла шире дверь.
– Я хотела бы начать с осмотра места происшествия.
Согласно правилам, кролики должны содержаться в саду, огороженном сеткой, ширина ячеек которой пропускает птиц. Держать их в доме запрещено.
– Туда. За домом, – махнула рукой Айна. Не улыбнулась, не предложила воды. Но и не пошла за мной. Просто убедилась, что я повернула за угол, а сама скрылась в доме. Ну-ну.
Я обошла вольер по периметру. Сетка соответствовала всем требованиям. Но в этом я и не сомневалась: политики не из тех, кто нарушает правила, ты же на виду у всех. Угол сетки завернулся. Я сделала несколько фотографий. Ясно, что дыру проделал не кролик: она была достаточно большой, чтобы пролез… я пролезла сама туда и обратно и убедилась: чтобы пролез человек. И пошла к деревянному кроличьему домику, по пути внимательно осматривая траву. Она была сочная, светло-зеленая. Самый распространенный сорт «Анна Аткинс», устойчивый к холодам, но не враждебный местной флоре. Рекомендуют всем, кто держит кроликов. Грета и здесь четко следовала инструкциям. Я поворошила траву. Кое-где она была примята, но не настолько, чтобы следы человека отпечатались четко. Их мог оставить любой из жильцов. Вынула телефон и еще раз проверила файл с их именами и фотографиями: Грета, 38 лет, Айна, 36 лет, Туяра, 15 лет, Том, учитель, 19 лет, – он один был без фотографии, так как не был членом семьи. Деревянный кроличий домик задвинут в укромный угол под кустом. Я опять сверилась с файлом, все чисто: падуболистная магония – не имеет противопоказаний.
Я оглядела сад: старые яблони, корявые и низкие. За хвойной вечнозеленой оградой просматривались соседские дома. Может, кто-то что-нибудь видел. Но не удивлюсь, если нет. Когда ваша соседка – популярный политик, вы из кожи вон лезете, чтобы не смотреть в ее сторону, тем самым демонстрируя, что вы человек воспитанный и деликатный. Но я, конечно, на всякий случай допрошу и соседей.
С телефоном в руке я наклонилась к входу в кроличий домик. В ноздри ударил уютный запах соломы. Я поворошила: увидела бурые зернышки кроличьих фекалий. Положила несколько в пакет, запечатала – экскременты о многом могут рассказать. Домик был как домик. Дерево еще не посерело от воздуха, было желтым и свежим. Домик ровно такой, как требуется. Купленный – сфотографировала клеймо с серийным номером – у сертифицированного производителя. Угол, где дальняя стена сходилась с крышей, привлек мое внимание. Черный разъем для электронного устройства был пуст. Я услышала шорох за спиной. Быстро разогнулась. Стукнулась о край крыши. Обернулась, потирая затылок.
– Осторожнее. – Передо мной стояла Айна.
– Когда вы заметили, что кролик пропал? – спросила я.
Ее черные глаза казались прорезями в маске.
– Туяра говорит, что сразу же вам позвонила.
Я кивнула.
– Мы его не обижали, – презрительно сказала Айна. Сцепила руки на груди.
– Нисколько не сомневаюсь, – улыбнулась я.
– Все сразу думают: раз сбежал, значит, допекли.
Сбежал? Только если у него были кусачки. Да и дыру вырезал крупноватую. Польстил себе размером, прямо скажем. Но этого я Айне не сказала. Показала на кроличий домик:
– Вы поставили там видеокамеру.
– Ну да. Вроде того. Наблюдать повадки. Туяру спросите. Она этим занималась.
Ее глаза остановились на прозрачном пакетике в моей руке.
– Экскременты, – пояснила я. – Для анализа.
Она вдруг вскинулась:
– Вы что?! Думаете, мы его отравили?!
Я опешила. А лицо Айны было перекошено от бешенства.
– Совсем уже? Вы соображаете… – прошипела она.
Мне пришлось отступить на шаг.
– Уходите! Как вам… У вас хоть минимальный такт есть?
Мне захотелось фыркнуть: «А у вас – хоть минимальное представление о вежливости?» Но тут задняя дверь открылась.
– Мама!
Айна запнулась, только вперила в меня гневный взгляд. На пороге кухни стояла девочка-подросток. Черные косы, скуластое лицо, а глаза светлые – похожа и не похожа на Айну.
– Привет, Туяра. – Я отвернулась от Айны.
– Вы по поводу Ангела? – В голосе девочки слышалось отчаяние.
– Я из полиции, насчет кролика. Туяра, скажи, пожалуйста, тут в его домике камера…
– Да, я купила круглосуточную зоокамеру. Наблюдать. Вдруг Ангел что-то интересное сделает. Многие ставят камеры. – Туяра сбежала с крыльца. Шмыгнула, присела на корточки, так что ее косы махнули по соломе, сунула не глядя руку в угол. Медленно вынула пустую руку. На лице удивление. – Камеры нет. Но она точно была… Вчера утром была. Я проверяла, сколько заряда осталось в батарее.
Она растерянно посмотрела на мать. Растерянно? Или с подозрением? Лицо Айны не выражало ничего.
– Разберемся, – сказала я. – Это все поправимо. Скажи, пожалуйста, запись с камеры ведь шла на домашний компьютер? На твой?
Туяра помотала косами:
– Нет, это была недорогая камера. Мама против дорогих вещей.
Я заметила почти неуловимое движение Айны, и Туяра осеклась.
– Запись шла на флешку, ее надо было вынимать и скачивать.
– Как часто?
– Каждые сутки.
– Ты ее вынула? Сегодня, когда обнаружила, что кролик пропал?
Вдруг Туяра заплакала. Ткнулась лбом матери в плечо, зарыдала уже в голос:
– Это не я!
Айна обхватила ее, стала гладить затылок, а мне прошептала:
– Уходите. Как вам не стыдно!
Я взбесилась. Но постаралась говорить ровно:
– Прошу прощения, но я не очень понимаю, почему вы со мной так разговариваете. Если вы решили, что я настроена против вас или в чем-то вас подозреваю, то…
– Это не я взяла камеру!
– Я это уже поняла, – заверила я. – Я имею в виду…
– Да идите вы!.. Со своим поганым кроликом! – завопила Айна. – Оставьте уже нас в покое! – Обернулась на дом и во всю мощь легких гаркнула: – Томми!
