– Взрыва на борту не было, Иван Семенович, – проговорил Артамошин, когда огромный платок был скомкан и убран в карман мужчины. – Никакого вмешательства извне! Сбой в работе системы. Несчастный случай. Никакого злого умысла.
– Да, да, да… Мне уже говорили. Да, да, да… – он часто закивал. – Но за это тоже кто-то должен понести наказание!
– Абсолютно с вами согласен. Комиссия специалистов разбирается в причинах неполадок, приведших к катастрофе. Как только ими будет сделано окончательное заключение, дело передадут в соответствующие инстанции. Состоится следствие. Виновные будут наказаны.
– Да, да, да…
Пробормотав это, он замолчал. Посидел минуту, не двигаясь, потом вздрогнул и глянул на Артамошина так, будто только что прозрел.
– Я понял! Я понял, к чему вы ведете! – Он замотал указательным пальцем у себя перед носом. – Вы сейчас пытаетесь оградить своего коллегу от подозрений, усыпить мою бдительность, свалить все на безмолвное железо. А он… Он останется незапятнанным. Понятно: честь мундира. Вы с ним на одном поле и все такое… Но я докажу, что это он! Докажу! Чего бы мне это ни стоило. Ему не удастся уйти от правосудия. Я достану его. Я всю свою жизнь положу на то, чтобы достать его. Знаете почему?
Артамошин послушно спросил:
– Почему?
– Потому что жизни у меня больше нет…
Он ушел, осторожно закрыв за собой дверь. В первые дни он громко ею хлопал и открывал пинком. Ему это прощалось.
Минут пять Артамошин сидел, прикрыв глаза ладонью. Потом он потянулся к внутреннему телефону и позвонил.
– Это последний на сегодня. Заходи, – произнес он в трубку.
Егор вошел через три минуты, сел на тот же самый стул, на котором только что ежился от внутренней боли Иван Семенович Шныров, и посмотрел на Артамошина.
– По-прежнему считает меня виновным?
– Да. Думает, это ты что-то такое сотворил, подбросил в багаж и не полетел.
– У меня не было багажа.
– Знаю. Я-то знаю! – воскликнул капитан, роняя руки на стол. – Докажи ему попробуй! Где-то высмотрел аналогичные случаи. И теперь выносит мне мозг, выедает душу. Он болен, понимаешь! По-настоящему болен.
– Понимаю. Как не понять! – Егор вытянул ноги, скрестил на животе пальцы, качнул головой. – Лучше бы я улетел тогда, а не остался в кафе надираться.
– Идиот, – ворчливо отозвался Артамошин. – А о Машке ты подумал, делая такие вот заявления? Что бы с ней стало теперь? Дом малютки, потом детский дом. Сиротство, и никаких надежд на то, что найдутся какие-то родственники. У Ирины никого не было. У тебя никого нет.
– У Ирины осталась троюродная сестра.
– И что? Она не готова была ее удочерять. Сама тебе призналась.
– Призналась. Но помогает же мне! Не знаю, что бы делал без нее. Все на ней.
– Да, да, она помогает, но за деньги, Егор! Ты нанял ее, как квалифицированную няньку. Платишь хорошо. Вот она и помогает. А за просто так вряд ли бы она стала взваливать на себя такую ответственность. Так что Машка твоя все же счастливая. В один день потерять и мать, и отца – это было бы слишком.
– Расскажи Ивану Семеновичу Шнырову. А также Ольге Витальевне Авдеевой и старикам Власовым. Сколько их еще осталось – непримиримых, уверенных в моей виновности?
– Пожалуй, и все, – почесал в макушке капитан. – Всех остальных мне удалось убедить, ознакомив с предварительным заключением комиссии. А эти стоят намертво: ты террорист.
– Твою мать, а! – печально фыркнул Егор. – Я мать своего ребенка в тот день потерял. Это как? Как ими воспринимается?
– Им уже известно, Егор, что ты не жил с ней.
– Да ладно! – Он резко сел ровно и недоуменно заморгал. – Что значит: известно?
– И не только это. Они много чего о тебе накопали. И об Ирине тоже. Чую, досье на тебя собрано приличное.
– Вот как? – Егор поднялся и заходил по кабинету, специально выделенному Артамошину для общения с пострадавшими. – И что конкретно ты чуешь?
Он встал лицом к окну, уставился на клумбу, заливаемую дождем, и с грустью подумал, что Машка снова сегодня пропустит прогулку. И надо было, все же надо было соглашаться на аренду загородного дачного дома! Вика настаивала. Утверждала, что им с девочкой там будет лучше. Всегда на свежем воздухе, даже в дождь, поскольку дом был с большой верандой. Соседи держали живность, и еда была бы экологически чистой, а ребенку, и так искусственно выкормленному, это как раз кстати.
Он обещал подумать и все оттягивал решение. Риелтор звонил Вике уже несколько раз, просил ускориться с решением. Она умоляла пока не сдавать дом другим желающим.
Может, и стоило арендовать его? И не так далеко от города. Он мог бы каждый вечер ездить к ним ночевать. Да, на дорогу уйдет времени в разы больше. Но Машке загородная жизнь только на пользу.
– Я чую, эта оппозиция отыскала информацию о том давнем деле с погибшим подростком.
– И что? – Егор почувствовал, как кровь отхлынула от лица, – это воспоминание всегда было болезненным. – Было долгое разбирательство, суд, в конце концов. Меня признали невиновным, восстановили в должности. Что с того, если они это подняли?
– А то, что она теперь не одна. У нее будет целая толпа единомышленников.
– Соучастников, сказал бы я, – жестко перебил его Егор. – Она очень долго вела на меня охоту. Забыл? Я мог бы засадить ее за целый ряд покушений на меня.
– Ты ее простил, – напомнил Артамошин.
– Пять раз! – фыркнул Егор. – Я простил ей пять эпизодов. А мог бы…
– Но не стал же. – Артамошин пожал плечами. – Ты ее простил. А она тебя – нет. Возможно… И теперь они ее найдут. И она – сто процентов – будет с ними в сговоре. Теперь ей станет проще тебе отомстить. Пусть даже их руками. Она ведь знает о тебе все, все, все! Все твои привычки и маршруты. Они ведь не поменялись за пять лет, нет?
Егор промолчал. Как он мог поменять маршрут, если он всегда был одним: дом, работа, дом, работа. Ну, еще по пути в ближайший супермаркет за продуктами. Теперь вот еще аптека прибавилась, потому что появилась Машка. Где он должен был тогда петлять? Ездить в окружную, простаивая в многокилометровых пробках? В угоду непримиримой мстительнице, свихнувшейся после смерти брата?
– Я не был виноват в том, что она плохо присматривала за мальчишкой. В том, что он отстреливался из автомата по полицейским.
– Ты же знаешь, что он не стрелял, – укорил его Артамошин.
– Автомат был в его руках, – возразил Егор. – И все, кто был рядом со мной, это видели.
– Но он не стрелял. У него даже не было патронов. За него стрелял кто-то еще. Тот, кому удалось скрыться с места преступления. Ты действовал по инструкции, да. И я бы поступил так же. Но…
– Что «но»? – он повернулся к Артамошину.
– Ей было плевать тогда на все наши уставы и правила. Она потеряла единственного родного человека. И не простила. Теперь у меня болит душа за тебя, дружище! Их стало слишком много. Слишком. – Артамошин мрачно глянул. – Тех, кто жаждет твоей крови.
Глава 3
Прыжок, мах ногой, два последовательных удара руками: левой-правой. Уклон влево-вправо, прыжок. Присед, руки в упор в пол, ноги выбросом назад. Резкий подъем, прыжок, мах ногой…
Сердце колотилось в горле, пот заливал глаза, виски сдавило, но она продолжала тренировку.
– Александра! – громко окликнули ее от входа в зал. – К тебе пришли.
Она не ответила, зная, кто это. Больше некому. Это сто процентов группа несогласных с заключением экспертов по авиакатастрофе, случившейся год назад.
Ей было жаль этих несчастных, но она ничем не могла им помочь. Возвращением с того света она не занималась. Чем угодно, но только не этим! Иначе Ванька был бы с ней здесь, рядом. Занимался бы спортом, общественно-полезным трудом, рос нормальным, крепким, без асоциальных привычек, приведших к трагедии.
Так сказал ей психолог, которого она посещала почти принудительно. Чтобы не попасть в тюрьму за свои выходки, подстегнутые местью.
Это было ЕГО требование.
– Не хочу, чтобы ты ушла следом за своим братом…
Так он ей сказал, и она пошла к психологу. Доктор постепенно, шаг за шагом, вернул ей желание жить. Правильно жить. Как не жил никогда ее беспутный брат. Как не жила она после его гибели.
А потом явились эти. Сначала они приезжали только за тем, чтобы раздобыть сведения о НЕМ.
– Никто, кроме вас, не знает его лучше, – проникновенно глядя ей в глаза, льстила ей молодая женщина с азартно горевшими глазами. – Вы изучали его привычки. Знаете, что он любит, где и когда.
Она вдруг перепугалась и принялась мямлить, что все давно забыла. И смысла нет ни в чем, в мести особенно.
– А мы не собираемся ему мстить, – торопливо опровергла ее догадки женщина. – Мы просто будем наблюдать за ним и ждать.
– Чего? – поинтересовалась Саша.
– Того, когда он оступится…
Она их мягко выпроводила, не сказав ни слова. Они приехали потом еще, и еще, и еще раз. Один из них – с вкрадчивым взглядом и некрасивой, на ее взгляд, фамилией Шныров – оказался весьма обеспеченным человеком. С какой-то блажи он сблизился с руководством их спортивного лагеря и принялся спонсировать его деньгами. И месяца полтора-два назад один из руководителей вызвал ее к себе и очень неприятно с ней разговаривал.
– Александра, ты должна, понимаешь, должна быть с ним вежливой!
– Я ему не грубила, – изумленно округлила она глаза.
– Дай ему то, что он хочет! – повысил голос руководитель.
– В смысле?
– Он ведь что-то от тебя требует. Так?
– Допустим.
– Так дай ему это, слышишь! Этот Шныров уже неплохо вложился и обещал еще и с оборудованием для кухни помочь. А у нас там плиты с прошлого века стоят. Тебе ли не знать! Помоги ему.
– Хорошо…
Она пообещала и забыла. А Шныров явился и потребовал. Пришлось ему что-то рассказать о ЕГО привычках. Вкратце.
– Говорите, любит в выходной день посидеть на озере и посмотреть на воду? – переспросил он.
– Да. Любит. Может просидеть часа полтора, не двигаясь.
– И лицо его при этом?.. – Шныров глянул вопросительно.
– Что – лицо? – не поняла его взгляда Саша.
– Что выражает? Скорбь, радость, равнодушие? Каким бывает в такие минуты его лицо?
Его лицо, когда он сидел у озера, превращалось в маску, сказала бы она. Маску смерти. Мускулы расслаблялись, уголки рта провисали, глаза были полуприкрыты. И – да, он тосковал в такие моменты. Точно тосковал. О причинах можно было только догадываться.
– Равнодушным. Обычным. Расслабленным, – соврала она Шнырову.
– Медитирует, значит, – с плохо скрытой ненавистью пробормотал он.
– Возможно. У вас все?
Она старалась быть вежливой и предупредительной. Но мужик ее просто достал, и она соскочила с места, чтобы уйти. Он ринулся за ней следом и проводил до самого домика, где у нее была отдельная комната с ванной и крохотной кухней. Как спортивный инструктор она пользовалась такой привилегией.
Шныров в тот день не отставал ни на шаг. В ее комнату ввалился без приглашения и долго рассказывал о своей семье, погибшей по вине подполковника Степанова.
– Это он! Я уверен! Он виноват! Они бы никогда… Они были бы со мной, если бы не он!
Саша его почти не слушала. Она поставила на плиту кастрюльку, чтобы сварить себе гречневую кашу. В общую столовую она ходила крайне редко. Предпочитала питаться у себя.
– Кофе не предложите? – вдруг шумно задышал ей в затылок Шныров.
Она резко обернулась и поймала его «тот самый взгляд». Она догадалась, о чем он думал, когда торчал за ее спиной, и поспешила его выпроводить.
– Я еще вернусь, – пообещал он, сходя с деревянных ступенек домика. – Мы еще вернемся…
Он не соврал. Они еще приезжали. И по очереди, и все сразу. Пытались ее разговорить. Склонить на свою сторону.
– Мы с вами в одной лодке, Сашенька, – подслеповато щурился в ее сторону старик Власов. – Мы единомышленники. Он, и никто другой, виновен в гибели наших близких. И вашего брата тоже. Разве вы простили его? Простили?..
ЕГО – да. Себя – нет. Она не имела права оставлять брата так надолго одного. Не имела права совершать бесконечные походы и восхождения в горы, оставляя его на попечение соседей.
Она виновата в его падении. Она виновата в его гибели.
А ОН лишь нажал на спусковой крючок.
– Что вы от меня хотите? – спросила она напрямую в тот день, когда они приехали всем скопом.
– Мы хотим, чтобы вы стали нашим… – Шныров пожевал губами, подыскивая нужные слова, и закончил, не придумав ничего лучше: – Оружием!
– Убийцей? Вы хотите моими руками с ним расправиться? – уточнила она.
И минуту наблюдала, как гости настороженно переглядываются.
