Полина мысленно порадовалась, что Клара не слышит Зою. Иначе бы острая на язык сестрица мигом высказала Мухиной все, что думает о читателях, которые скачивают книги в сети, а потом еще бурно выражают свое недовольство.
– А насчет собачек ты поспрашивай у знакомых – вдруг надо кому, – не отставала одноклассница. Видно, жить с четырьмя бульдогами в одной квартире Мухиной очень не хотелось.
– Зой, мне пора выходить!
– Как, уже? – Зоя огорчилась, как вампир, который вынужден прервать трапезу, едва войдя во вкус.
– Была рада повидаться! – выпалила Полина и выскочила на остановке. Ничего, что на три остановки раньше нужной. У нее еще есть время в запасе, чтобы прийти на работу вовремя.
Полина всегда спешила на работу, как на свидание. Для нее каждый рабочий день и был свиданием – с прекрасным Иваном Царевичем. Жаль только, что для него самого рабочий день был просто рабочим днем. Так уж вышло – не замечает синеглазый Иван Андреевич Царев ее любви. Она для него – вроде предмета обстановки. Факса на столе или фикуса в углу, который он постоянно забывает полить. Но это даже к лучшему, потому что у Полины есть лишний повод среди дня зайти в кабинет начальника – полить деревце, полюбоваться украдкой Иваном Андреевичем и помечтать, вдруг он поднимет глаза от монитора и наконец заметит ее, Полину.
– Опять мечтаешь, Зайчик?!
Полина как с размаху на стену налетела. Мухина стояла на следующей остановке, где ее быть не должно, и радостно улыбалась.
– А я смотрю, ты вдоль трамвайных путей чешешь, вот и сошла. А то неловко как-то простились.
– Зой, прости, мне некогда, – Полина попыталась обойти одноклассницу, но не тут-то было.
– Ты ведь на работу идешь вся такая деловая? Я тебя провожу, – Мухина зашагала рядом, глядя на нее сверху вниз, – посмотрю заодно, где ты вкалываешь. Ты ведь так и не сказала. Елками, что ли, торгуешь? – Она насмешливо взглянула на елочку, которую Полина по-прежнему несла в руках.
– Я помощник руководителя. А тебе на работу не надо? – с надеждой спросила Полина.
– А я сама себе хозяйка, – похвасталась Зоя. – Держу магазин с обувью в торговом центре неподалеку. Сегодня там продавец ишачит, а я отдыхаю. Кстати, я заметила, сапоги у тебя прошлогодние, такие уже не в моде. Приходи ко мне за новыми, скидку сделаю. – И она ловко сунула Полине визитку с адресом магазина. – Я еще туфли завезла к Новому году. Ты, кстати, где отмечать будешь? Уже решила?
Проблема, с кем и где встречать Новый год, перед Полиной никогда не стояла. Сколько она себя помнила, главный праздник отмечали дома, неизменной женской компанией – она с сестрой, мама, бабушка. Клара часто сбегала после боя курантов – к очередному мужчине, но ни один из поклонников сестры не удостаивался чести встретить Новый год в кругу семьи. А Полине было некого пригласить – в ее жизни было всего три коротких романа, и все завершились задолго до 31 декабря.
– Дома, значит, – понятливо кивнула Зоя. – И я тоже. Слушай, а может встречу одноклассников замутить?
– В новогоднюю ночь? – возразила Полина. – Зоя, Новый год встречают с родными и близкими.
– А кто может быть родней, чем люди, с которыми ты провел десять лет в одном классе? – Мухина уже загорелась своей идеей, и ее было не остановить. – Между прочим, Олег недавно развелся. Если тебе, конечно, это интересно.
– Мне неинтересно. – Олег Щегольков остался в далеком прошлом, вместе с уроками, контрольными, школьными дежурствами и домашними бутербродами на перемене, и воспоминания о нем выцвели, как чернила в старой тетрадке.
– Вот и ладушки, – повеселела Зоя. – Я тогда сама его в оборот возьму. Он знаешь, какой мачо стал, бороду отпустил! Я на одноклассниках его фотку видела – потом мне всю ночь эротические сны снились. Как мы в турецком отеле в бассейне ночью плескались…
– Я поняла, – прервала Полина.
– Ревнуешь, Зайчик? – Зоя пытливо заглянула ей в лицо. – А тебя, кстати, почему на одноклассниках нет?
«Чтобы ты не могла меня достать!» – чуть не вырвалось у Полины. Но она лишь пожала плечами. Не объяснять же, что о школьных годах у нее не осталось никаких теплых воспоминаний.
К счастью, у Зои зазвонил мобильный.
– Что у тебя, Казимировна? Опять мои девки шалят? – Зоя, нахмурившись, выслушала ругань из трубки и коротко рявкнула: – Уже еду!
– Замучила старая клюшка! – высказала Мухина, убирая телефон, и пояснила: – Мне квартира от бабки досталась, сдаю двум приезжим актрисулькам. А Казимировна, соседка снизу, все время мне с жалобами названивает. То мужиков они привели, то дискотеку устроили. Щас вон потоп у нее, видите ли. Поеду разбираться!
– Конечно, езжай! – Полина с облегчением спровадила Зою, пообещала заглянуть к ней в магазин (как-нибудь в следующем тысячелетии!) и заторопилась на работу.
Зайдя в кабинет, Полина сразу же поставила елочку на стол. Затем перевернула календарь – 16 декабря. Оглянуться не успеешь, как уже Новый год. Вот бы Иван Царевич прозрел и предложил ей встречать праздник вместе! Она бы тогда пригласила его в гости, познакомила с мамой, бабушкой и сестрой. А потом они бы вышли во двор, чтобы посмотреть на фейерверки, он бы ее обнял и шепнул на ушко…
– Полина, а почему вы в пальто?
Полина, смутившись, вскочила навстречу начальнику, вошедшему в приемную. Хороша же она! Сидит одетая за рабочим столом, уставилась на елочку, мечтает, как идиотка!
– Простите, Иван Царевич, то есть Иван Андреевич, – пунцовая от стыда Полина рванула на себе пальто и окончательно опозорилась перед начальником, рассыпав мелочь из карманов, заранее заготовленную для маршрутки.
– Сегодня я на трамвае, – выпалила, оправдываясь, Полина, и бухнулась Царевичу в ноги, подбирая монеты и чувствуя себя хуже некуда. Вот зачем она про трамвай брякнула?
– А я уже давно на трамвае не ездил, – низкий, с хрипотцой голос Ивана прозвучал неожиданно близко. Полина повернула голову – и уткнулась в синие колдовские очи, которые смотрели прямо на нее. Заметил, бухнуло сердце, наконец-то ее заметил!
– Хотите прокатиться? – ляпнула от волнения Полина.
– На трамвае? – красиво очерченные брови Царевича насмешливо изогнулись.
«Конечно, лучше бы на вашей машине! И чтобы вы отвезли меня домой и поцеловали на прощание. Можно даже два раза», – подумала Полина, загипнотизированно глядя в васильковые глаза своего начальника. Но вслух, к счастью, ничего не сказала.
А Царевич подобрал с пола оставшуюся монетку, поднялся с колен во весь свой высокий рост и протянул руку Полине. Их руки соприкоснулись – впервые за восемь месяцев с того дня, как новый начальник Иван Андреевич Царев переступил порог их офиса, получив в наследство от предшественника фирму на грани банкротства и исполнительную Полину в придачу…
Полина мыслями вернулась в прошлое. Санкции и бешено взлетевший курс валют больно ударили по их небольшому мебельному производству, диваны с импортными деталями сделались непомерно дорогими для покупателей средней руки. Сотрудники тогда не ждали ничего хорошего от смены руководства и боялись сокращения, а кто посмелее – те подыскивали новые места, но тщетно – в кризис с работой было туго. Однако Иван Андреевич Царев с первого дня развил бурную деятельность, поменял поставщиков на российских, пригласил молодого, но талантливого дизайнера – и вскоре они выпустили новую линейку диванов, красивых, удобных и доступных по цене. К декабрю стало ясно, что кризис миновал, фирме удалось удержаться на плаву, а сотрудникам – не потерять драгоценные места. Для Полины Иван Царевич был настоящим героем, совершившим невероятное, и вот сейчас герой сошел со своего пьедестала и впервые коснулся ее руки…
Полина поплыла – под ногами качнулся пол, а она медленно понеслась к розовым облакам, где на нее с улыбкой смотрело любимое лицо Ивана Андреевича. А потом он развернул ее ладонь и вложил в нее что-то прохладное и круглое, как обручальное кольцо. В ушах у Полины зазвенел свадебный марш, который перекрыл звучный голос начальника:
– Ваши два рубля.
Полина опустила глаза и увидела, что в потной от волнения ладошке лежит монетка. А Иван Царевич повернулся к ней спиной и задержался у стола, разглядывая игрушечную елочку.
– Откуда она у вас?
– Это бабушкина, – Полина смущенно запнулась, не зная, как объяснить, почему она принесла елочку на работу. Не рассказывать же, в какой суете уезжали родные и как в последний момент бабушка сунула ей игрушечное деревце во дворе дома.
– У моей бабушки Вали такая же была, на комоде стояла, – с улыбкой вспомнил Царевич. – Она ставила ее задолго до большой елки в гостиной и всегда оставляла под ней для меня две конфеты. Как сейчас помню – «Белочка» и «Мишка».
Полина замерла, боясь вздохнуть. Впервые за время их совместной работы Иван Андреевич с ней откровенничал.
– Вкуснее тех конфет я ничего не ел, – помолчав, добавил он.
А потом в приемной зазвонил телефон, Полина бросилась отвечать, соединять, и когда Иван Андреевич заперся в кабинете, чтобы переговорить с важным партнером, она не удержалась и позвонила старшей сестре, чтобы поделиться своей радостью.
– Проводила? – вместо приветствия спросила Клара.
– Проводила! Все в порядке, мама с бабушкой уже в поезде, – скороговоркой протараторила Полина и, понизив голос, выпалила в трубку: – А Иван Царевич подержал меня за руку!
– И ради этого ты оторвала меня от страстного секса с Арсением? Я почти дошла до кульминации! – с негодованием фыркнула сестра.
– Прости! – смутилась Полина. – Еще утро. Я не знала, что ты с мужчиной!
– Я не с мужчиной, – хмыкнула Клара. – Я с ноутбуком. Пишу жаркую сцену.
– А где Арсений? – совсем растерялась Полина.
– Арсений – это герой моего нового романа, балда! – звонко рассмеялась Клара. Смех у нее был русалочий, на высший балл по шкале обольщения. Когда Клара так смеялась в кафе, на нее оборачивались мужчины, а некоторые, на свою беду, подходили знакомиться. На беду – потому что ни один реальный мужчина не мог соперничать с теми идеальными героями, которых Клара придумывала в своих книгах.
– А я уже обрадовалась, что ты в кои-то веки с настоящим мужчиной, – вздохнула Полина.
– Увы, настоящие мужчины остались только в книгах, которые я пишу. А в жизни герои что-то не встречаются. Ну, и как там рука?
– Какая рука?
– Ну не моя же! Его, Царевича твоего! Крепкая? Сильная? Внушает надежды на совместное будущее, марш Мендельсона и страстную брачную ночь?
– Да ну тебя, Кларка, – рассердилась Полина. – Я к тебе со всей душой, а ты, как всегда, со всем цинизмом. Удивляюсь, как тебе удается писать любовные романы, над которыми рыдают читательницы. В тебе же романтики – как в пустыне Сахара снега.
– Зато в тебе ее – на двоих. И когда ты уже перестанешь сохнуть по своему неприступному шефу и найдешь себе нормального парня?
– Я уже нашла, – гордо объявила Полина. – А если ты мой выбор не одобряешь – то на свадьбу можешь не приходить.
– Эк тебя от прикосновения руки торкнуло! – хохотнула своим противным русалочьим смехом Клара. – Смотри, как до поцелуев дойдет – береги вставную челюсть.
– Какую еще челюсть? – растерялась Полина.
– Ну, если твой Царевич восемь месяцев ждал, чтобы тебя за руку подержать, то до первого поцелуя еще восемьдесят лет пройдет! – явно издевалась над ней старшая сестра.
– Не забудь вставить эту шутку в свой новый роман, – ядовито посоветовала Полина.
– Как только закончу секс с Арсением, так сразу! – пообещала Клара и отключилась. Последнее слово всегда оставалось за ней. Писательница все-таки. Дал же бог сестрицу!
– Кто звонил? – подал голос Арсений, недовольный, что их прервали на самом интересном месте.
– Сестрица младшенькая. Она в своего начальника влюблена, а он ее не замечает. Хотя сегодня вон за руку подержал. Правда, я не уточнила, при каких обстоятельствах… – Клара задумчиво покусала губы. – Как думаешь, это что-то значит?
– Ничего это не значит. Когда мужчина любит женщину, он ее добивается, а не держит за руку. – И он лениво потянулся на кровати, демонстрируя совершенное тело атлета.
– Что-то ты распоясался, дружок! – прищурилась Клара. – Не слушаешь меня ни черта. Героиню в постель затащил в первой же главе. Ты мне все каноны любовного жанра ломаешь! Не мог дотерпеть до третьей главы?
Когда она писала, то целиком жила своими героями. Они становились для нее реальней живых людей, и даже в перерывах между сценами она мысленно продолжала вести с ними разговоры и обсуждать как саму книгу, так и свою жизнь.
– Не мог, – обезоруживающе улыбнулся Арсений. – Такой уж я горячий парень. Таким уж ты меня придумала. – И он поиграл кубиками идеального пресса, так что писательница чуть не заскрежетала зубами от досады.
И почему в жизни не встречаются такие классные мужики, как те, которых она сочиняет в книгах?
– И хватит тут играть своими кубиками, – рассердилась она. – Ты вообще кто? Пожарный или стриптизер?
– Я могу быть пожарным, который подрабатывает стриптизом в клубе, – с азартом предложил Арсений.
– Поговори у меня! – пригрозила Клара. – Герой ночных грез моих читательниц не может опуститься до пошлого стриптиза. Иначе это уже не герой будет, а черти что, на попе стринги! И вообще, не слишком ли ты у меня сексуальный получился? – призадумалась она. – Может, кубики – это лишнее? И что за имя такое дурацкое – Арсений? Давай тебя будут звать Егором? Я думаю, это имя тебе больше подойдет.
– Слишком много думаешь, детка, – Арсений рывком повалил ее в койку. – Займемся делом.
И Клара бросилась в объятия своего книжного героя – только клавиши застучали. Когда она писала – то забывала обо всем на свете, и все, о чем сочиняла, переживала как наяву.
Он ее заметил, ликовала Полина, пока занималась обычной рутинной работой. Он ее заметил, заметил! На губах сама собой распускалась улыбка, голос, когда она отвечала на звонки, становился громче и мелодичней. А когда Полина взглянула в зеркало, чтобы подкрасить губы, из отражения ей улыбнулась прекрасная незнакомка – голубые глаза ее победно сияли, на щеках цвел нежный румянец, из гладкой прически выбился тот же непослушный золотисто-русый локон, только теперь Полина не стала его заправлять. Сегодня все изменится.
– Что вы сказали, Полина? – Иван Царевич стоял в дверях, держа в руках кофейную чашку.
Неужели она произнесла это вслух?
– Погода меняется, Иван Андреевич. Вы заметили, сегодня снег? – Она кивнула на окно, за которым снова кружила легкая метель. – Скоро Новый год.
– В самом деле, – удивился Иван Царевич, как будто наступления Нового года он не ожидал в ближайшие лет двадцать.
– Хотите еще кофе? – Полина поднялась из-за стола, подошла к мужчине чуть ближе, чем это позволено помощнице.
– Пожалуй, – он протянул ей чашку, и их пальцы на короткий, как вздох, миг снова встретились.
Сегодня все изменится. Уже меняется. Раньше Иван Андреевич не выходил в приемную, а вызывал Полину по телефону. Раньше пустая чашка стояла на краю стола, Полина забирала ее и тихо отступала к двери, а начальник даже глаз от монитора не поднимал. Раньше Полина чувствовала себя тенью, но сегодня она вдруг стала красивой и смелой. Она заглянула в глаза Ивану Царевичу и впервые увидела там себя.
– Давно хотел вам сказать, Полина… – Иван Андреевич запнулся, и это тоже было что-то новое.
Полина затаила дыхание. Сегодня все изменится. Он ее поцелует.
– Вы прекрасно готовите кофе, – Иван Андреевич улыбнулся и вышел в коридор.
Ничего. Полина сдержала разочарованный вздох. Все изменится, но не сразу. Ему нужно время, а она подождет. Она умеет ждать. Держа в руках кофейную чашку, как величайшее сокровище, Полина отправилась варить свой прекрасный кофе.
– Иван, ты в курсе, что скоро Новый год? – громко, словно находился рядом, а не за городом, на рыбалке, спросил отец в телефонной трубке.
– Ты присмотрел для себя новую удочку?
Новый год у Ивана Андреевича Царева ассоциировался исключительно с необходимостью купить гору подарков – практически не нужных, но категорически необходимых по этикету сувениров для деловых партнеров и традиционных шоколадно-кофейных наборов для сослуживцев. К счастью, с этой частью забот обычно справлялись секретарши. Полине он это поручит впервые, но она умная девочка, справится. Собственноручно он покупал подарок только для отца. Да и то, с тех пор как Иван потратился на дорогущие, но совершенно никчемные в средней полосе России рыболовные снасти, отец предпочитал выбирать подарок самостоятельно. Ивану же лучше – не надо ломать голову, остается только купить и вручить заядлому рыбаку удочку его мечты.
– Можно подумать, в удочках счастье! – вздохнул отец. – Сын, ты хоть помнишь, что Новый год – семейный праздник? Помнишь, как здорово было, когда мы все вместе – с мамой, бабушками и дедушками собирались у елки за праздничным столом?
– Конечно, помню, пап! – Иван, как наяву, ощутил дразнящий запах еловой смолы и манящий – мандаринов. К ним примешивался стойкий аромат духов «Красная Москва» – их уважали обе бабушки, нежное дыхание розовых болгарских духов мамы и крепкий перегар «Беломора» – высокий бородатый дед Борис, бывший моряк, смолил ими без остановки. За праздничным столом всегда было шумно и весело – бабушки пели песни, папа с дедом травили анекдоты, а мама подкладывала в опустевшие тарелки то селедку под шубой, то домашних пирогов и заливисто смеялась над папиными анекдотами. А маленький Ванечка играл с подарками у елки – в один год это была пожарная машина, в другой – железная дорога с поездом. И ему казалось, что нет на свете праздника чудеснее, чем Новый год – со снежными сугробами, сверкающими елочными шарами и ожиданием чего-то доброго и хорошего.
Но с тех пор все изменилось, и в Новый год людей за праздничным столом становилось все меньше. Сначала похоронили родителей отца – они ушли друг за другом в один год. Потом, совершенно внезапно и нелепо, от обыкновенного гриппа угасла мама, ему тогда было десять, и он как-то сразу повзрослел, из маминого любимца Ванечки стал папиным сыном Иваном. Детство закончилось вместе с мамиными объятиями и пирожками. Новый год они теперь отмечали вчетвером – с дедом Борей и бабушкой Валей. Песни за столом больше не звучали – бабушка затянет, бывало, свою любимую, про мороз, но так и оборвет на середине, не дождавшись, что ее поддержат. А потом не стало деда, и бабушка петь совсем перестала. Хотя Иван к тому времени уже хорошо зарабатывал и старался порадовать бабушку дорогими подарками, каких у нее никогда не было. Только уже не было ощущения волшебства, и вместо веселья накатывала тоска по утраченному семейному счастью. Бабушка Валя еще долго держалась, справила восьмидесятилетний юбилей, но в прошлом году в промозглом феврале простились и с ней.
Последний Новый год был невеселым – за столом их было всего двое, он да отец. Забегали поздравить соседи, но быстро вернулись к их шумным семействам, оставив Ивана с отцом томиться в своем одиночестве. От французского шампанского было горько, от магазинного оливье – тошно. Люди по телевизору чему-то радовались, о чем-то мечтали – а Ивану только и хотелось, чтобы Новый год скорее закончился и можно было вернуться к работе, она одна наполняла его жизнь смыслом.
– Женился бы ты поскорей, сын! – вымолвил отец, нарушая томительную паузу. – Дети бы появились, вот бы Новый год и снова стал семейным и добрым.
