– Сри минангкаб! Тысячекратно нюхая пыль из-под сандалий вашего превосходительства, о сри минангкаб доблестной Тугрии, осмелюсь высказать, трижды воззвав…
– Короче, пальцем деланный!
– Здесь еще один!
– Лазутчик?
– В недоумении молю Лобастую Форель просветить сущеглупого…
– Короче! Удавлю!
– Он голый, сри минангкаб!
– Голый? Странно… Ладно, тащите его к остальным.
Меня сноровисто вздернули на ноги и поволокли куда-то. Сизый с похмелья рассвет лился меж холмов, копясь в ложбине озерцами тумана, одуряюще пахли полевые вертухайчики, топорщились алые стручки дикого перечня, и в кустах лженосорожника стрекотали навзрыд влюбленные жужелицы. Было зябко, но не слишком. Носильщики сопели без особого дружелюбия, я для интереса согнул колени, мешком обвиснув в чужих руках, и вскоре поплатился за наглость, – резкий толчок, и Влад Снегирь, доверху набитый гениальностью, летит головой вперед, сшибая с ног мягкого, взвизгнувшего от боли невидимку.
– Цыц, вне утробы зачатые!..
Подо мной зашевелились. Вглядевшись, я обнаружил, что лежу голышом на милейшей девице, опрокинутой моим появлением на спину, и с удовольствием пялюсь в румяное личико. Внешность красотки слегка портил нос, длинноватый по отношению к мировым стандартам, но при прочих несомненных достоинствах, явственно ощутимых, нос даже придавал барышне некую пикантность, отчего спящий слегка восстал (если, конечно, вы понимаете, о чем я!).
– М-м-м, – дружелюбно сказал я. – Хмэ-э-э… А?
Твердая ладонь мазнула по холке. Тайный доброхот, спаситель прелестных мамзелей, явно пытался ухватить злодея за шиворот, в чем не преуспел за отсутствием последнего. Вторая попытка удалась лучше: вцепившись в плечи, меня сняли, оттащили и посадили в лужу – остывать. Через минуту девица также подошла ближе, но ложиться по новой и раскрывать объятия не спешила.
– Эти камнеглазые забрали вашу одежду? – спросила она, глядя мне прямо в лицо, ибо потупить взор девице мешала скромность. – Проклятые тугрики! Вы нуждаетесь в защите, добрый аскет?
Я тупо смотрел на Носатую Аю. Мой собственный персонаж собственной персоной (извиняюсь за отъявленную тавтологию!) сидел на корточках, пылая заботой о «добром аскете», – впрочем, «Рука Щита» донкихотствовала по отношению ко всем угнетенным, – плод воспаленной фантазии В. Снегиря с сочувствием моргал, роняя скупую девичью слезу, а мне хотелось провалиться сквозь землю. Или хотя бы заполучить штаны. О моя каморка в храме Кривой Тетушки! О мои портки с безрукавкой! О-о-о! Где вы сейчас? Тоскуете ли по вашему хозяину?!
Дангопея от Ла-Ланга в тыще километров…
– М-м-мы, – задумчиво булькнуло в горле. – Ках-х-х…
– Бут, он, наверное, немой! Или заика, как Мозгач! Бедняжка!
– Сама ты заика, – обиделся я. – Хочешь автограф?!
Знакомая ладонь ухватила мое ухо. Свернула в трубочку, дернула.
– Ай! Больно!
– Будешь оскорблять Аю, – Бут-Бутан, Куриный Лев, грозно вышел вперед, подбоченясь, – оторву напрочь. И заставлю съесть. Не посмотрю, что аскет. Понял?
Что-то в его интонациях было от Петрова. Я начал размышлять, что именно, но почти сразу прекратил. Лишь сейчас стало ясно, отчетливо и однозначно, насколько смешно выглядит мой герой, пытаясь кому-то угрожать. Пусть даже мне, неуклюжему демиургу, задумавшему и воплотившему это ходячее противоречие тела и духа, не говоря о более драчливых оппонентах. Тощий, взъерошенный, из рукавов торчат костлявые запястья; глубоко запавшие глаза пылают страстным огнем – так глядит фокстерьер Чапа, пес соседа с пятого этажа, самозабвенно облаивая ротвейлеров и стаффордширов.
Солдат в кожаной куртке шагнул из тумана:
– Пр-рекратить базар! Ишь, лазутчики…
Рядом чавкнуло. Со всхлипом, с душевным чмоканьем трясины, заглатывающей жертву. Я и глазом моргнуть не успел, как массивный Петров, не ко сну будь помянут, образовался между нами и солдатом. Тугрик попятился, вскидывая копье: зрелище было не для слабонервных. Петров, в чем мать родила, деловито огляделся, нимало не смущаясь похабным видом себя, любимого. Потянул носом, чихнул.
– Какой козел?.. – мрачно спросил отставной майор. После чего увидел меня, и во взгляде Петрова ясно отразилось: «А-а… вот какой…»
– Сри минангкаб! С тщанием вылизывая колесницу господина, имею возвестить, в недомыслии расстилаясь…
– Короче, наружу вывернутый!
– Здесь новый! Жирный…
– Тоже лазутчик?
– Столбенея и беленясь, умишком скорбным не в силах постичь…
– Короче! Загрызу!
Чмокнуло сбоку. Чавкнуло поодаль. Всхлипнуло ближе к его превосходительству. Булькнуло у костров дозорных, хлопнуло за спиной солдата. Ложбина стала напоминать финскую баню: нагишом, хихикая, вопя, тряся телесами и визжа от прохлады, вокруг начали возникать старые знакомые. Требовал немедленно добавить Распашонка. Эльф искал Петрова, алкая мести. Обживал укромный кустик страдалец Шекель-Рубель. Славка Неклюев тащил за руку спокойную, как крокодил, Березку, – Лидка, идол фэнтези-феминисток, в костюме Евы оказалась вполне съедобной! – чего-то требуя от Петрова. Майор отгавкивался.
– Снегирь, паскуда! – донеслось до меня. – Его работа!
– Какой круг?!
– Похоже, третий! Я думал, он с Гобоем договор подмахнул…
– Дрянь текст, – равнодушно заметила Березка, ловя мой восхищенный взгляд и поворачиваясь спиной для лучшего обзора. – Проходняк. Снегирь, ты в тираж вышел?
Ответить я не успел. От костров к нам бежали солдаты, размахивая оружием, сри минангкаб гнусаво блажил: «Взять этих! Которые!..», а ближайший вояка, тот самый велеречивый придурок, с перепугу ткнул в Березку копьем. Фыркнув, Лидка увернулась с прытью, несообразной для дамочки средних лет, образ жизни сидячий, любимый вид спорта – ориентирование по запаху. Второй раз ударить вояке помешали: Петров, отодвинув копье, пнул Лидкиного обидчика в «роковое место».
После чего набрал полную грудь воздуха.
– Мочи ментов! – огласил ложбину рык майора Сидорова, столь памятный младым уркам Куряжской колонии, славнейшей меж пенитенциарными учреждениями страны. Правда, в Куряже майор-воспитатель вряд ли призывал к таким противоправным действиям.
– Мочи!
– Душу выну!
– Сри минангкаб! Их много!..
– Сыны Тугрии! Плечом к…
– Их очень много!
– Мочи!
Чмокало. Чавкало. Булькало. Человек тридцать критиков, литераторов, фэнов, редакторов, художников-иллюстраторов и прочих воинственно настроенных полиграфистов сцепились с передовым дозором тугриков. Голые черти, неуменье искупавшие задором, а страх – убежденностью, что во сне ничего плохого случиться не может, они кидались на копья, сбивая врага с ног, колотя головой о камни, упоенно вгрызаясь в шеи и конечности. Танком пер майор Петров, животом прикрывая осатаневшую Березку, Неклюев являл миру чудеса жизнеспособности, забывший о поносе Шекель-Рубель вселял страх. Юркий Эльф вертелся в гуще событий, ужасный в пламенеющих очках, и даже я, поддавшись общему азарту, сунул кому-то в челюсть. Кажется, Петрову, но он не заметил. Дважды, сталкиваясь в суматохе с Лидкой, я слышал, как она язвительно бросала: «Творила!» Думаю, в данном контексте это было именем существительным и именовало совершенно конкретное существо. Но я не обижался, тем более что в хриплом голосе Березки крылся даже слабый намек на уважение. Битва кипела забытым на огне чайником, друзья-коллеги, погибшие от копий, вспыхивали бенгальскими огнями, расплескивая туман, искры катились по траве, трепетали в воздухе, «сыны Тугрии» пятились, взывая к Лобастой Форели, а вокруг чмокало, булькало, чавкало…
– Мужики! Лидку… эти гады Березку… Мочи!
– Мочи-и-и-и-и!!!
Ко мне прорвался Бут-Бутан. Лицо Куриного Льва пылало вдохновеньем пророка:
– Бей! Бей их! Макай! – Слегка перепутав боевой клич, малыш захлебывался восторгом. – Я знаю! Знаю, кто ты! Ты – Лучший-из-Людей! Его дух! Я… мы будем такими, как ты! Тобой! Целым! Мы… Аю, гордись, – он упал на тебя!..
Красный от смущения и куража, я смотрел вослед бегущим тугрикам.
Чуя приход «пшика».
XII. Открытие, плавно переходящее в бар и бред
Прочь интеллектуальные эксперименты, прочь нытье и копание в душах! Они серьезные ребята, не уважающие дилетантизм. Они пришли с кованым железом в руках, черными поясами, университетскими дипломами и уверенностью в том, что прекрасно знают историю. Хорошим тоном считается с презрением относиться к собственной продукции и посмеиваться над массовым читателем.
Новые времена – новые игры.
Из статьи в «Литературном клозете», № 6, стр. 12
У дверей конференц-зала меня поджидал Петров, грандиозней Колизея и душевней утопления комдива Чапаева. Екнуло сердце: похоже, будь его воля и найдись в пансионате карцер…
– Ты чего творишь, пернатый? Охренел?!
– А чего я творю?
– Горбатого лепишь?! Ладно, пошли в зал. После открытия забиваем стрелку здесь, у входа. И не вздумай слинять! Понял?!
Вот это «понял» меня достало.
– Слушай, у тебя бодун, да?! Злой как собака, на людей бросаешься…
– Добро б на людей. А то на всяких страусов…
Последняя реплика прозвучала чуть более миролюбиво. Ничего, пока открытие, туда-сюда – перебесится.
Начало традиционно затягивалось. По рядам гуляли бутылки пива и фляги с коньяком; стайка «молодых писателей», сверкая лысинами, лениво бродила по залу; время от времени недорезанным поросенком визжал микрофон, сопротивляясь насилию звукооператора. Наконец на сцене объявился оргкомитет во главе с Робертом Саркисовым: все в костюмах, при галстуках, один лишь Робби – в цветастой гавайке навыпуск и джинсах. Молодцом! Прямо сердце радуется.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/genri-layon-oldi/orden-svyatogo-bestsellera-ili-vyyti-v-tirazh/?lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
