Анна Малышева "Пианино из Иерусалима"

– Он не позвонит. – Голос Иланы прозвучал жестко, и художница была готова поклясться – в нем ясно слышались презрительные нотки. – Обычно ему хватает одной отповеди. Я с ним сама разберусь. Давайте не будем больше это обсуждать. Лучше повторим ваши действия. Вы едете в Вифлеем и обращаетесь по адресу, который я вам дала. Вы должны найти Ракель Хофман, она работает гидом-волонтером в Музее истории мошава. Утром я написала ей, что вы приехали. Она готова принять картину и передать вам пианино. Платить ничего не надо. Картина передается в дар Музею мошава. Пианино, как думала Ракель, тоже являлось экспонатом музея, но потом выяснилось, что ни в одной описи оно не значилось. Так что это просто старый, не имеющий никакой ценности инструмент, который много лет простоял в сарае. Ракель с удовольствием от него избавится. Она предупредила, что пианино в плохом состоянии. Все предельно ясно, так?

Александра кивнула, забыв, что собеседница не может ее видеть.

– Вы отправляете пианино в Москву, и ваша миссия выполнена, – закончила Илана. – Только не откладывайте визит на завтра. Я заинтересована в том, чтобы все совершилось как можно быстрее. И без того много времени потеряно с Филом. Я должна была сразу понять, что на него где сядешь, там и слезешь…

– Я постараюсь сегодня же все и закончить, – пообещала художница. – Что ж, если вопросов больше нет, я приступлю немедленно.

– И да, если вам снова будет звонить Генрих, просто не отвечайте, – раздалось в трубке. – У него и всегда-то характер был неважный, а с возрастом и вовсе испортился. Каждый день новая блажь или новые страхи. Удачи!

И она дала отбой.

Александра взглянула на часы и набрала номер Павла. После нескольких долгих гудков ей ответил сонный голос. Художница поспешила извиниться:

– Я вас разбудила? Все, кладу трубку.

– Нет-нет, я не спал, так, валялся! Едем?

– Мне ужасно неудобно вас эксплуатировать…

– Да в чем неудобство-то? Я уже и машину заправил. Через полчаса спускайтесь, буду ждать внизу.

Торопливо одеваясь и собирая сумку, Александра твердо решила настаивать на том, чтобы оплатить хотя бы бензин. «Илана платит мне тысячу долларов в сутки, а этот Павел явно не купается в деньгах!» Она взяла синий пластиковый конверт, который передала ей Илана. Помимо документов – немногочисленных, впрочем, – в нем лежало два бумажных конверта, поменьше. В одном Илана передала Александре аванс, как она выразилась, – три тысячи долларов наличными. «За трое суток, – сказала она. – Думаю, больше времени это никак не займет. Но если вы управитесь за сутки, деньги все равно останутся у вас!»

Александра достала свой конверт, пересчитала купюры – после расчетов с квартирной хозяйкой их стало значительно меньше. Двести долларов переложила в бумажник. В другом конверте лежали деньги для расчетов с транспортной компанией. Илана, судя по всему, везде предпочитала расплачиваться наличными.

Напоследок художница пролистала документы – в Москве она взглянула на них только мельком. Адрес в Вифлееме. Координаты транспортной компании в Хайфе. Письменное согласие Иланы на вывоз картины из России. И ксерокопия ее паспорта.

Когда Александра бросила взгляд на эту ксерокопию в Москве, она решила, что Илана скопировала разворот загранпаспорта. Сейчас же, вчитавшись, художница обнаружила, что перед ней ксерокопия паспорта гражданина Британии. «UNITED KINGDOM OF GREAT BRITAIN AND NORTHERN IRELAND… ILANA MAGR. BRITISH CITIZEN»[2 - Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии. Илана Магр. Британский гражданин (англ.).].

«Кого только не встретишь в этих переулках на Знаменке, – думала Александра, закрывая за собой дверь гостиничного номера. – Даже британских граждан, с виду вполне себе москвичей, желающих любой ценой привезти из Израиля старое расстроенное пианино…»

Павел сидел на диване в углу лобби, уткнувшись в телефон. Когда раздвинулись двери лифта, он поднял голову и помахал Александре.

– У нас есть время или вы торопитесь? – спросил он, поднимаясь и опуская телефон в нагрудный карман куртки. Александра отметила, что он успел побриться. Навязчивый аромат лосьона после бритья вызвал у нее желание чихнуть. Редеющие русые волосы Павла были расчесаны на косой пробор и казались влажными. Он сменил свитер на белую рубашку.

– Собственно, я хочу закончить дела как можно скорее, – призналась Александра. – Меня ждут в Москве.

– Как я вам завидую, – произнес Павел, открывая перед ней дверь отеля. – Меня уже давно никто нигде не ждет.

Его постоянные попытки перевести разговор на личные проблемы начинали угнетать Александру. Ответить на подобные замечания ей было нечего. Не замечать их – невежливо. Она дипломатично вздохнула.

Павел отпер машину и пригласил ее сесть:

– Сейчас хорошее время, утренние пробки уже рассосались, вечерних еще нет. Итак, Вифлеем Галилейский?

– Вифлеем, – повторила Александра.

– Вам не надо позвонить предупредить о своем приезде? Вас ждут? Будет жалко, если съездим зря.

– У меня есть телефон. – Александра достала синий пластиковый конверт, извлекла оттуда лист с записями. – Вот – Ракель Хофман. Адрес и телефон. Она знает, что я приехала в Израиль и должна вот-вот появиться у нее. Но я не знаю, говорит ли она по-английски.

– Давайте, – Павел не слишком церемонно отнял у нее листок. Вытащил телефон, набрал номер. Почти сразу в трубке послышался бодрый женский голос. Павел быстро заговорил на иврите. Александра поняла только слово «Москва», произнесенное с непривычным ударением, на первом слоге. Разговор закончился быстро.

– Нас ждут с самого утра, – сообщил Павел. – Она спросила, когда мы можем забрать пианино. Как я понял, ей не терпится от него избавиться.

– Здесь у меня адрес транспортного агентства. – Александра показала ему другой лист.

Павел глянул и поморщился:

– Эти? Ни в кое случае. Обдираловка! Найдем лучше и дешевле.

– Что бы я без вас делала. – Александра спрятала бумаги. – А вам не кажется, что надвигается шторм?

Небо над морем совсем почернело. Порывы ветра достигли такой силы, что «фольксваген» заметно содрогался. С набережной исчезли многочисленные бегуны и велосипедисты. Только парень, выгуливавший на сворке сразу трех собак, не торопился уходить. Беспородные упитанные псы, возбужденные ветром и волнами, с упоением топтались у линии прибоя, что-то выглядывая в гроздьях пены и скрученных водорослей.

– А нам-то что? – заметил Павел, выруливая со стоянки. – Мы ведь от моря уедем. Вифлеем – тихое местечко. Там и время, кажется, застыло. Да вы сами сейчас убедитесь.

* * *

Ливень обрушился на шоссе, как только машина остановилась на первом светофоре. Незнакомый город за стеклами окон сразу превратился в текучее море огней, неразличимых, бесплотных. «Дворники» бешено сгоняли с лобового стекла воду, но Александра едва могла различить габаритные огни едущей впереди машины. Мгновенно возникла пробка. Но Павел был спокоен и даже весел:

– Как вам погодка? Тут, внизу, у моря, бывают такие наводнения в сезон дождей – машины плавают, как танкеры… Просто страшно. Один раз я видел, как тут плыл кабан!

– Кабан?! – изумленно переспросила Александра.

– Ну да, натуральный дикий кабан, здоровенный. Я сзади увидел его, сперва решил, что мотоцикл затопило и он плывет задом кверху. А это кабанище, матерый. Они с Кармеля прибегают, с горы, из заповедника. Роются в помойках. Отстреливать их нельзя, в Израиле охота запрещена.

Александра почти прижалась лбом к оконному стеклу, больше угадывая, чем разглядывая, торговые центры, тесно застроенные кварталы, сгрудившиеся на всех полосах автомобили и фуры, грузовые краны в порту, похожие на остовы доисторических чудовищ… Прямо у окна мелькнул мотоциклист, взревел мотор, в стекло плеснула вода. Павел раздраженно фыркнул:

– Как они ездят, эти…

– Эти? – обернулась Александра.

– Это Ближний Восток, не забывайте, – снисходительно пояснил он. – Очень ближний, и очень восток. Тут до сих пор некоторые товарищи выливают помои из окон и бросают мусор на лестнице. И в школу ходили далеко не все. Я говорю об определенном контингенте, конечно. Вам не нужно вникать, к счастью…

Впереди маячило что-то огромное, темное, увенчанное алыми огнями.

– Кармельский тоннель, – прокомментировал Павел.

Грохот ливня по крыше прекратился мгновенно, смутная водяная мгла сменилась ровным желтым светом под бетонными гладкими сводами. Все то время, пока машина ехала через тоннель, Александра сидела чуть подавшись вперед, крепко сжав кулаки. Когда по кузову «фольксвагена» вновь загремел дождь, она откинулась на спинку сиденья и глубоко вздохнула.

– Боитесь тоннелей? – не глядя на нее, осведомился Павел.

– Да… Есть такое, – через силу улыбнулась Александра. – Глупо, но я их недолюбливаю. И даже знаю почему, но это не очень помогает справиться. Как-то в детстве родители повезли меня на море отдыхать. Мы отправились на автобусную экскурсию и должны были проехать через тоннель. И возле тоннеля, на склоне горы, на всех кустах валялись разбросанные вещи: раскрытые чемоданы, какие-то обломки, куски автобусных кресел… Кое-где я заметила кровь. Потом мне сказали, что на рассвете, на въезде в тоннель, какой-то автобус столкнулся с грузовиком. В те времена про жертвы обычно умалчивали, но и так было ясно, что без жертв не обошлось. А в тоннеле было совершенно темно. Никакой подсветки, кроме фар автобуса. И пока мы оттуда не выехали, я, можно сказать, не дышала. С тех пор тоннели для меня…

– Вам бы у психолога побывать, – заметил Павел. – Он бы помог.

– Ну, эта фобия мне не так уж мешает жить. – Александра снова смотрела в окно. Водяная завеса начинала заметно редеть, немного посветлело. Теперь художница различала буро-зеленый, окутанный туманом холмистый рельеф над городом. – Там вон и есть гора Кармель?

– А? – Павел едва глянул в ее сторону. – Да, это она. Дивное место, но не в такую погоду, конечно. Да и сама Хайфа вам должна понравиться. На завтра нам обещают хорошую погоду, надеюсь хоть что-то вам показать.

– О, я на это совсем не рассчитываю, – улыбнулась Александра. – Я ведь не туристом сюда приехала. Нам долго ехать?

– Здесь все сравнительно рядом, – пожал плечами ее спутник. – Израиль маленький. Хотя… Он похож на Страну чудес и Зазеркалье. То, что кажется близким, оказывается вдруг далеко, и наоборот. Многое существует и работает по законам абсурда. Если эту логику принимаешь – то живешь не хуже людей. А если нет…

Он внезапно замолчал. Заинтригованная Александра напрасно ждала продолжения. Дождь перестал. В бетонированных канавах вдоль шоссе бежали бурные потоки мутной воды. Сквозь плотные облака сочился белесый послеполуденный свет. Город закончился вместе с горным массивом – теперь машина ехала среди полей, разделенных лесопосадками. Бархатная зелень, блестящие полосы воды, тонкий пар, встающий от влажной земли, – все это погружало Александру в мечтательное состояние. «Да почему бы и не помечтать?» – спросила она себя, жадно ловя взглядом невероятное смешение деревьев и цветущих кустарников по обе стороны дороги. Здесь, как в райском саду, все росло вперемешку: кипарисы и ливанские кедры, оливы и лимонные деревья, приземистые дубы, огромные раскидистые кактусы, усыпанные оранжевыми плодами, пальмы и какие-то высокие деревья с белыми стволами и плакучими ветвями, которые Александра сперва приняла за березы, а потом за тополя.

– Это эвкалипты, – развеял ее сомнения Павел. – Можете перед отъездом себе веничек в баню нарезать. Мои московские гости все с веничками уезжают.

– Я в баню хожу не часто, – улыбнулась Александра. – Даже не подозревала, что в Израиле растут эвкалипты!

– В Галилее все растет, – заверил ее спутник. – Даже маслята. Хотите по грибы сходить?

– В декабре? Как в сказке – за подснежниками…

– Насчет подснежников – крокусы как раз вылезают. Вчера был на природе, видел парочку. Скоро их будет море! И крокусы, и цикламены, и анемоны всех цветов – ногу будет некуда поставить. По мне, так зима – самое лучшее время в Израиле. Жаль, что вы к нам ненадолго!

– Жаль, – откликнулась она, провожая взглядом маленький поезд – всего несколько вагонов, деловито едущий вдоль шоссе. Александра едва успела на него взглянуть – машина свернула с главного шоссе и ушла влево, на извилистую дорогу, стиснутую оливковыми рощами и виноградниками. Небо все больше расчищалось. Далеко впереди уже пестрили яркие пятна солнца, и сочная зелень ослепляла. Дорога еще сузилась. Перед ними с проселочной гравийной дороги на шоссе вывернул трактор с прицепом. Павел не успел его обогнать и теперь вынужден был сбросить скорость. Он нервничал, но Александра вовсе не была в претензии – она жадно рассматривала пейзаж.

– Хорошо? – спросил Павел, косясь на ее довольное лицо.

– Хорошо! – подтвердила она.

– Вот и мне первые месяцы было хорошо… Это пока туристический восторг не уляжется. Потом начинаются проблемы, вопросы… И ты уже никому не интересен, как в первые дни. С новичками сперва все нянчатся, а потом их просто бросают на произвол судьбы. Мол, пора тебе уже привыкнуть, стать самостоятельным, в совершенстве знать иврит… Хлебнуть свою порцию сами понимаете чего. Диана тоже сперва восхищалась каждым кустиком и цветочком. Потом начала плакать… А потом до нее вдруг дошло, кто во всем виноват. Вообще во всем! Я, разумеется. Да сверни уже куда-нибудь! – внезапно рявкнул Павел.

Последние слова относились к трактору, который невозмутимо тарахтел впереди со скоростью пятьдесят пять километров в час. Но трактор ехал с ними до самого конца – Павел сообщил Александре, что они почти прибыли на место.

– Сейчас увидите этот мегаполис, – мужчина глубоким выдохом проводил трактор, свернувший вправо перед самым въездом в Вифлеем. – Райское местечко с необычной историей.

– Много здесь народу живет?

– Ужасно много. Человек восемьсот, думаю. Любуйтесь!

* * *

Сразу за воротами начиналась аллея, обсаженная огромными старыми деревьями, переплетавшими пышные кроны над узкой проезжей частью. Сперва Александра приняла их за старые дубы, потом, поближе рассмотрев листву, усомнилась в своей версии.

– Что это за деревья? – спросила она Павла.

– Дубы, наверное, – ответил он, посматривая по сторонам. – Не похоже. Листья другие, и желудей нет. И стволы не такие. А издали – дуб, да.

– А вот видите, – он указал налево, – кафешка, называется как-то вроде «У старого дуба».

– Но дерево рядом с ним – совсем не дуб! – настаивала Александра.

– А тут все так, – загадочно ответил Павел.

– Простите, я становлюсь занудой, – рассмеялась художница. – Старость, наверное.

Машина ехала медленно – проезжую часть то и дело пересекали «лежачие полицейские». Александра могла рассматривать старые дома вдоль обочины. Это был совсем не такой Израиль, каким она себе его представляла. Двухэтажные особняки с деревянными резными балконами, синими деревянными ставнями, оконными переплетами в мелкую клетку, керамическими табличками с именами владельцев у дверей… Черепичные крыши в изумрудных бархатных покровах мха. Сады без оград, старые, запущенные, заросшие розовыми кустами, голубыми и белыми глициниями, многоцветной бугенвиллеей… Резкий запах навоза с фермы, скрывавшейся за домами. Теплое, протяжное мычание коров. Вдохновенное пение муэдзина из соседнего арабского села. Рыжий растрепанный петух, стоявший у обочины, дерзко рассматривал их машину, будто собираясь напасть. Маленький спаниель с шелковистыми кудрявыми ушами мирно дремал прямо поперек дороги. Павлу пришлось остановиться и посигналить, только тогда собака с неохотой встала и ушла к себе во двор.

– Здесь всего несколько улиц, нам какую? – Павел повернул к спутнице голову. – Она мне сказала адрес, но я забыл.

Александра сунула ему под нос бумаги.

– А, это где-то здесь. Дома-то без номеров, все по именам. Ищите табличку «Хофман».

– Да я же не читаю на иврите, – напомнила Александра. И тут же воскликнула, указывая направо: – Вон «Хофман», там и по-английски есть!

Павел резко затормозил. Сзади раздалось звяканье велосипедного звонка. Их обогнала девушка на спортивном велосипеде, в ярко-зеленом шлеме и обтягивающих лайкровых шортах. Девушка свернула на подъездную дорожку к маленькому домику, на который указывала Александра. Остановившись у крыльца, велосипедистка уперлась в нижнюю ступеньку загорелой мускулистой ногой, расстегнула шлем, взмахнула головой, расправляя слежавшиеся черные волосы.

– Геверет! – крикнул ей Павел, опустив стекло. – Зе бейт шель мишпаха Хофман[3 - Сударыня, это дом семьи Хофман? (ивр.).]?

Велосипедистка обернулась. Александра увидела коричневое от загара, прорезанное сетью морщинок веселое лицо женщины лет шестидесяти.

– Ани Ракель Хофман[4 - Я Ракель Хофман (ивр.).], – звонко ответила она. – Говорите по-русски?

– Ой, – Александра радостно заторопилась, распахивая дверцу машины. – Как хорошо! Это я приехала из Москвы, меня зовут Александра!

Она пошла к маленькому белому дому, заранее протягивая руку для рукопожатия, потому что Ракель тоже протянула свою. Женщины поздоровались. Ладонь у Ракель была сухая, жесткая, Александра ощутила колючие мозоли у основания пальцев. Хозяйка дома улыбалась и сыпала вопросами, на которые Александра едва успевала отвечать:

– Вы уже бывали в Израиле? А, вы здесь впервые? Вам нравится? Как доехали? Где вы остановились? А, знаю, это очень хороший отель. Давайте обедать!

– Давайте, – приблизился Павел, озираясь с очень довольным видом. – Какой у вас красивый сад!

Ракель просияла еще больше и заговорила еще быстрее:

– Я все делаю сама! Эти розы есть только у меня. Мне прислали из Голландии. Я буду участвовать в конкурсе… Давайте сядем здесь!

Она провела гостей на веранду, крошечную, заставленную всякой всячиной – пустыми керамическими горшками, пластиковыми мешками с торфом и удобрениями, садовыми инструментами. В углу приткнулся стол со столешницей, облицованной кафельными треснувшими плитками. Рядом стояло четыре пластиковых стула. Ракель торопливо обмахнула полотенцем стулья и столешницу:

– Садитесь! Я только разогрею.

Александра уселась, оглядела сад, открывавшийся за перилами. Она сидела рядом с окном, выходившим в кухню. Стол одной стороной примыкал вплотную к окну, так что блюда можно было подавать оттуда напрямую. Чем и занялась Ракель: сдвинув вбок стекло, она протянула Александре стопку тарелок:

– Держите!

Александра расставила тарелки, не переставая бросать взгляды внутрь помещения. Кухня даже при беглом осмотре ее очаровала. Побеленные стены с неровной штукатуркой. Пол, выложенный красным кирпичом, почерневшим от времени. Большая газовая плита в глубокой нише, под жестяным вытяжным колпаком. Вместо современной кухонной мебели – несколько массивных деревянных буфетов и большой разделочный стол, также стоявший вплотную к окну. На этот стол Ракель быстро ставила тарелку за тарелкой, продолжая приговаривать:

– Держите! Держите!

Александра переставляла с одного стола на другой тарелки и блюдца с закусками и приправами: горячие лепешки с семечками, салаты, соленья… Напоследок Ракель открыла духовку, замахала полотенцем, чтобы разогнать жар, и вытащила большой противень. Ухватив его полотенцем, она почти бегом бросилась на веранду и с грохотом поставила его посредине кафельного стола:

– Петушки!

На противне исходили паром два упитанных запеченных цыпленка, обложенных картофелем. Ракель еще раз метнулась на кухню и принесла бутылку белого вина, штопор и три бокала, которые с необыкновенной ловкостью зажала между пальцами одной руки.