– Просто мне нужно сменить обстановку. – Тут я узнала игравшую по радио песню и быстро потянулась к кнопке настройки. – Можно? – спросила я.
– Давай, крути.
Я пробежалась по станциям, пока не нашла более-менее безобидную. Я украдкой взглянула на Джесс, когда машина наполнилась новой музыкой.
– С каких это пор ты слушаешь рэп? – прищурившись, спросила она.
– Не знаю, – ответила я. – В общем, давно.
– И тебе это нравится? – недоверчиво произнесла она.
– Конечно.
Было бы куда труднее поддерживать с Джессикой нормальное общение, если бы мне пришлось еще и внутренне заглушать музыку. Я закивала головой, надеясь, что попадаю в ритм.
– Ну, ладно… – Она внимательно смотрела сквозь ветровое стекло.
– И как у вас теперь с Майком? – быстро спросила я.
– Ты его видишь чаще, чем я.
Этим вопросом ее разговорить не удалось, а я так надеялась…
– Да на работе особо не пообщаешься, – пробормотала я. – Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Да не совсем. Иногда с Коннером куда-нибудь сходим. Две недели назад вот с Эриком встречалась. – Она закатила глаза, и я почувствовала, что она могла бы много чего рассказать. Я ухватилась за эту возможность.
– С Эриком Йорки? И кто кого приглашал?
Она простонала, явно оживляясь.
– Да он, конечно! А я не смогла найти хорошего предлога, чтобы отказаться.
– И куда он тебя повел? – требовала подробностей я, зная, что она примет мое нетерпение за любопытство. – Давай-ка выкладывай все.
Джессика завела свою историю, а я поудобнее расположилась на сиденье. Я внимательно следила за ее рассказом, в нужных местах бормоча сочувственные слова и ахая от ужаса. Закончив с Эриком, она тут же стала сравнивать его с Коннером.
Фильм начинался рано, так что Джесс предложила сходить на первый вечерний сеанс, а потом где-нибудь поесть. Я с радостью соглашалась со всем, чего ей хотелось: в конечном итоге, я получила то, что нужно – чтобы Чарли от меня отстал.
Я не прерывала Джесс, пока та болтала во время рекламных роликов, – так мне было легче от них отвлечься. Однако я начала нервничать, когда начался фильм. По пляжу шла молодая пара, размахивая руками и с напускной легкостью обсуждая свои нежные чувства друг к другу. Я едва удержалась, чтобы не зажать уши руками и не начать напевать себе под нос. На любовную киношку я не подписывалась.
– По-моему, мы пришли на фильм про зомби, – прошипела я на ухо Джессике.
– Это и есть фильм про зомби.
– А тогда почему никого не едят? – в отчаянии спросила я.
Она посмотрела на меня расширенными от удивления глазами, в которых явно читалась тревога.
– Вот увидишь, скоро начнут, – прошептала она.
– Пойду за попкорном. Тебе взять?
– Нет, спасибо.
Сзади на нас кто-то зашикал.
Я задержалась у кафе, глядя на часы и гадая, какая же часть полуторачасового фильма уйдет на романтические объяснения. Я решила, что десяти минут более чем достаточно, но постояла у входа в зал, чтобы убедиться наверняка. Из динамиков я услышала ужасающий вопль и поняла, что можно возвращаться в зал.
– Ты все пропустила, – пробормотала Джесс, когда я вернулась обратно на свое место. – Теперь уже почти все превратились в зомби.
– Очередь большая была. – Я протянула ей попкорн. Она взяла пригоршню.
Остаток фильма состоял из жутких нападений зомби и бесконечного крика оставшихся в живых людей, чье количество быстро сокращалось. Казалось бы, мне не из-за чего было расстраиваться. Но мне вдруг стало не по себе, и сначала я толком не поняла почему.
Так продолжалось почти до самого конца, когда я увидела свирепого зомби, ковылявшего за дико визжавшей последней оставшейся в живых женщиной. И тут до меня дошло, в чем дело. Сцена представляла собой с нарастающей скоростью перемежавшиеся кадры искаженного ужасом лица героини и мертвой, застывшей маски ее преследователя, все быстрее настигавшего свою жертву. И я поняла, кто из них больше всего напоминает меня.
Я встала.
– Ты куда? Осталась всего пара минут, – прошипела Джессика.
– Пить очень хочется, – пробормотала я и ринулась к выходу.
Я присела на скамейку у выхода из кинотеатра и изо всех сил постаралась не думать о горькой иронии. Но ирония эта, как ни крути, в конце концов, сводилась к тому, что я превращусь в зомби. Вот этого я никак не ожидала.
Не сказать, чтобы я не мечтала стать каким-нибудь мифическим чудовищем, но только не жутким ходячим трупом. Я тряхнула головой, чтобы отогнать от себя эти мысли, и меня охватила легкая паника. Я не могла себе позволить думать о том, о чем когда-то мечтала.
Как же тяжело было осознавать, что я больше не героиня, что моя история закончилась!
Джессика вышла из кинотеатра и остановилась, наверное, раздумывая, где меня искать. Увидев меня, она испытала облегчение, но лишь на секунду, после чего облегчение сменилось раздражением.
– Ты что, испугалась? – удивленно спросила она.
– Да, – кивнула я. – Похоже, я страшная трусиха.
– Вот смех-то, – нахмурилась она. – Я не думала, что ты испугаешься, – это я все время визжала, а вот ты – ни разу. Так что не знаю, почему ты сбежала.
– Да просто испугалась, – пожала я плечами.
Она немного успокоилась.
– Это самый страшный фильм из всех, что я видела. Нам наверняка ночью кошмары приснятся.
– Это уж точно, – согласилась я, стараясь выдерживать обычный тон. Меня-то уж точно ждут кошмары, но зомби тут ни при чем.
Джессика бросила на меня быстрый взгляд и тут же отвела глаза. Может, обычный тон мне не удался?
– Ты где хочешь поесть? – спросила Джесс.
– Мне все равно.
– Ну, ладно.
По дороге Джесс болтала об актере, исполнявшем главную мужскую роль. Я кивала, когда она твердила, какой он классный, похоже, не помня, что видела там и других мужчин, а не только зомби.
Я не следила, куда вела меня Джессика. Я лишь смутно заметила, что вокруг стало темнее и тише. И не сразу поняла, почему именно стало тише. Джессика прекратила болтать. Я виновато посмотрела на нее в надежде, что она на меня не обиделась. А потом впервые за все время посмотрела по сторонам.
Мы шли по короткому неосвещенному участку тротуара. Магазинчики по обеим сторонам улицы уже закрылись до утра, глазея на нас черными витринами. За полквартала от нас снова начинались фонари, а еще дальше ярко светились золотые полукружья «Макдоналдса», куда вела меня Джессика.
На другой стороне улицы показалось одно работающее заведение. Окна были закрыты изнутри, и в них горела неоновая реклама пивных брендов. Самая большая вывеска представляла собой название бара – «У Одноглазого Пита». Мне стало интересно, оформлен ли он изнутри как пиратский корабль, – снаружи ничего разглядеть было нельзя. Металлическая дверь оказалась приоткрыта, из-за нее на улицу струился неяркий свет, слышался гул голосов и звуки позвякивавших в бокалах кубиков льда. Прислонившись к стене рядом со входом, стояли четверо мужчин.
Я перевела взгляд на Джессику. Она быстро шагала по тротуару, глядя прямо перед собой. Испуганной она не выглядела – просто осторожной, пытающейся не привлекать к себе внимания.
Я машинально замедлила шаг, оглянувшись на четырех мужчин и испытав при этом сильное дежавю. Другая улица, другой вечер, но обстановка почти такая же. Один из них даже оказался невысоким и смуглым. Когда я остановилась и повернулась к ним, он с интересом посмотрел на меня.
Я уставилась на него, застыв на тротуаре.
– Белла, – прошептала Джесс, – ты что?
Я покачала головой, сама не зная, что делаю.
– По-моему, я их знаю… – пробормотала я.
Что я творю? Мне бы со всех ног бежать от этих воспоминаний, выбросив из головы этих прислонившихся к стенке мужчин, погрузившись в защищавшее меня онемение, без которого я не могла жить. Зачем я, как в тумане, ступила на мостовую?
Казалось, слишком много совпадений было в том, что я оказалась с Джессикой в Порт-Анджелесе на темной улочке. Я впилась глазами в коротышку, пытаясь совместить его лицо с воспоминанием о человеке, который угрожал мне той ночью почти год назад. Я гадала, смогу ли опознать мужчину, если это действительно он. Часть того вечера превратилась в размытое пятно. Мое тело помнило его лучше, чем мой разум: напряжение в ногах, когда я решала, то ли бежать, то ли постоять за себя. Сухость в горле, когда я попыталась как следует завизжать. Натянутая кожа на костяшках пальцев, когда я сжала кулаки. Холодок по коже, когда темноволосый назвал меня «крошка»…
В этих мужчинах крылась какая-то неясная и неопределенная угроза, не имевшая никакого отношения к той ночи. Она состояла лишь в том, что они были незнакомцами, что здесь темно и их больше, чем нас. Но этого оказалось достаточно, чтобы голос Джессики надломился от страха, когда она крикнула мне вслед:
– Белла, да идем же!
Я не обратила на нее внимания, медленно шагая вперед, и мои ноги словно действовали сами по себе. Я не понимала почему, но туманная угроза, заключавшаяся в этих мужчинах, влекла меня к ним. Это был неосознанный порыв, но я так давно не ощущала вообще никаких порывов… И я последовала ему.
В моих жилах билось что-то незнакомое. Адреналин, поняла я, чуть было не исчезнувший, заставлявший сердце стучать быстрее и сражаться с отсутствием ощущений. Вот ведь странно: откуда адреналин, если я не испытывала страха? Казалось, я слышала эхо того вечера, когда я стояла вот так, на темной улице в Порт-Анджелесе с незнакомцами.
Я не видела никаких причин для страха. Я не могла себе представить, что в мире осталось хоть что-то, чего надо бояться, по крайней мере, физически. Это было одно из немногих преимуществ положения человека, потерявшего все.
Я дошла до середины улицы, когда Джесс догнала меня и схватила за руку.
– Белла! Тебе нельзя в бар! – прошипела она.
– А я туда и не собираюсь, – рассеянно ответила я, стряхнув ее руку. – Просто хочу кое-что посмотреть…
– Ты что, спятила? – прошептала она. – Жить надоело?
Этот вопрос привлек мое внимание, и я впилась в нее глазами.
– Не надоело. – Голос мой звучал дерзко, но это была правда. Даже в самом начале, когда смерть, вне всякого сомнения, принесла бы мне облегчение, я не думала о самоубийстве. Я слишком многим обязана Чарли. И в большом долгу перед Рене. Мне надо было подумать о них. И я пообещала себе не делать ничего глупого или необдуманного. Только из-за этого я до сих пор и дышала.
Вспомнив это обещание, я ощутила больно кольнувшее меня чувство вины, но то, что я сейчас делала, не имело особого значения. Я вовсе не собиралась подносить бритву к запястьям.
Глаза у Джесс округлились, челюсть отвисла. Я слишком поздно поняла, что ее вопрос «Жить надоело?» был риторическим.
– Иди ешь, – успокоила я ее, махнув рукой в сторону фастфуда. Мне не нравилось, как она на меня смотрела. – Я тебя скоро догоню.
Я отвернулась от нее, снова вперившись в мужчин, бросавших на меня веселые и любопытные взгляды.
– Белла, прекрати сейчас же!
Я приросла к тому месту, где стояла. Потому что теперь меня остановил вовсе не голос Джессики. Этот другой голос звучал яростно, знакомо и дивно, мягко, словно бархат, хоть и гневно. Это был его голос – я очень старалась не произносить его имя даже в мыслях, – и я удивилась, что при его звуках я не упала на колени и не стала биться в конвульсиях на тротуаре. Но боли не было, абсолютно.
Как только я услышала его голос, все сразу прояснилось. Словно я вынырнула из каких-то темных вод. Я остро ощущала все вокруг – зрительные картины, звуки, не замеченный мною раньше холодный ветер, хлеставший меня по лицу, запахи, доносившиеся из открытой двери бара. Я в оцепенении огляделась по сторонам.
– Возвращайся к Джессике, – приказал чудесный голос, который все еще звучал рассерженно. – Ты же обещала – никаких глупостей.
Я была одна. Джессика стояла в нескольких метрах, испуганно таращась на меня. Прислонившиеся к стене незнакомцы растерянно глазели на меня, гадая, что это я делаю, стоя столбом посреди улицы.
Я тряхнула головой, пытаясь хоть что-то понять. Я знала, что его здесь нет, но все же он находился невероятно близко от меня, близко впервые с… с конца. Злость в его голосе означала беспокойство, та же злость, что когда-то была мне так знакома – и которой я не слышала, казалось, всю жизнь.
– Держи слово. – Голос угасал, словно в приемнике убирали громкость.
Я стала подозревать, что у меня начались галлюцинации. Вызванные, несомненно, воспоминанием, дежавю, странной схожестью ситуаций.
Я быстро прокрутила в голове возможные варианты. Вариант первый: я сошла с ума. Так дилетанты описывают людей, слышащих голоса. Возможно.
Вариант второй: мое подсознание выдавало мне то, что считало для меня желательным. Исполнение желания – мимолетное избавление от боли через принятие ложного посыла, что ему не все равно: жива я или умерла. Предположения, что бы он сказал, если бы: а) был здесь и б) его хоть как-то волновало происходящее со мной. Возможно.
Третьего варианта я не нашла, поэтому надеялась, что работает второй вариант и это мое подсознание просто немного съехало с катушек, а не стряслось нечто, из-за чего меня бы срочно требовалось везти в больницу.
Отреагировала я едва ли разумно, хотя и ощутила благодарность. Звук его голоса был тем, что я боялась утратить, поэтому я чувствовала себя несказанно благодарной за то, что мое подсознание цеплялось за этот звук куда крепче, чем разум.
Мне нельзя о нем думать. Этот запрет я старалась соблюдать очень строго. Конечно же, я срывалась – я ведь человек. Но мне становилось лучше, и поэтому теперь мне удавалось не испытывать боли по несколько дней подряд. Взамен я получала полное онемение. Между болью и пустотой я выбрала пустоту.
А теперь я ждала боли. Онемение исчезло – чувства мои необычайно обострились после стольких месяцев пребывания в тумане, – но обычная боль не появлялась. Единственное, что меня беспокоило, – это горькое разочарование оттого, что его голос угасал. Настало время выбора.
Умнее всего было бы вырваться из этой потенциально неблагоприятной обстановки, явно чреватой умственным расстройством. Было бы глупо следовать дальнейшим галлюцинациям. Но его голос угасал.
Я сделала еще шаг вперед, чтобы убедиться в этом.
– Белла, повернись, – прорычал он.
Я с облегчением вздохнула. Именно злость я и хотела услышать – ложное, фальшивое свидетельство того, что ему не все равно, сомнительный подарок от моего подсознания.
Прошло всего несколько секунд, пока я в этом разбиралась. Несколько зрителей с любопытством смотрели на меня. Со стороны, наверное, казалось, что я размышляю, подойти к ним или нет. Как они могли догадаться, что я стою и наслаждаюсь неожиданным наплывом безумия?
– Привет, – произнес один из мужчин уверенно и в то же время немного саркастически. Он был светлокожий и светловолосый. Его поза говорила о том, что он считает себя симпатичным. Я не могла определить, так это или нет. У меня предвзятое представление о красоте.
