– И мы все не прочь увидеть это, Морган, – раздался глубокий жуликоватый голос.
Я поднял глаза. Нам улыбался Винс Масука.
– Ты бы тогда не знал, что делать, Винс, – ответила ему Деб.
Он улыбнулся еще шире своей открытой фальшивой улыбкой из учебника.
– Почему бы нам не попробовать?
– Мечтай, мечтай, Винс, – сказала Дебби, неожиданно надув губки, чего я не замечал за ней лет с двенадцати.
Винс кивнул на смятый бумажный пакет на столе:
– Сегодня была твоя очередь, дружище. Что ты мне принес?
– Извини, Винс, – сказал я. – Дебби съела твой пончик.
– Надеюсь, я смогу когда-нибудь съесть ее рулет с джемом. Ты должен мне большой пончик, Декс, – произнес Винс, хитро глядя на нас.
– Самый большой за всю твою жизнь, – съязвила Дебора.
– Дело не в размере пончика, дело в мастерстве пекаря, – парировал Винс.
– Прошу вас, – вмешался я. – Вы вывихнете себе мозги. Вам не идет так умничать.
– А-ха, – сказал Винс со своим ужасно фальшивым смешком. – А-ха-ха-ха. Увидимся, – подмигнул он. – Не забудь мой пончик.
И двинулся по залу в сторону своего микроскопа.
– Так что же ты все-таки выяснил, Декс? – спросила Деб.
Деб считает, что меня постоянно посещают всплески интуиции. У нее есть на то основания. Обычно мои вдохновленные догадки касались жестоких подонков, которые каждые несколько недель от нечего делать нападали на бестолковых растяп. Несколько раз Дебора оказывалась свидетелем того, как мне удавалось раскопать то, что больше никому не приходило в голову. Она никогда ничего не говорила по этому поводу, но моя сестра – чертовски хороший коп, так что она довольно долго в чем-то меня подозревает. Деб не знает, в чем именно, но чувствует, что здесь что-то не так, и это ее страшно беспокоит, ведь она, как ни крути, все-таки любит меня. Она последнее живое существо, которое любит меня. Это не жалость к самому себе, это самое холодное и самое чистое самопознание.
Я не вызываю симпатии. Следуя плану Гарри, я пытался завязать отношения с другими людьми, даже – случались и такие глупые моменты – любовь. Ничего не срабатывало. Что-то во мне сломано или напрочь отсутствует, поэтому рано или поздно кто-то замечает мое актерство, а то наступает одна из тех ночей.
Я даже не могу завести какого-нибудь зверя, они ненавидят меня. Как-то я купил собаку. В безостановочной и безумной ярости она два дня выла и лаяла на меня, пока я не избавился от нее. Я попробовал черепаху. Всего раз дотронулся до нее, и она так больше и не высунулась из своего панциря – умерла через несколько дней. Чтобы не видеть меня и чтобы я ее не трогал, она предпочла умереть.
Никто больше меня не любит и не полюбит. Причем не «даже», а «именно» меня. Я знаю, кто я есть и что я не тот, кого можно любить. Я один в этом мире, совсем один, если бы не Дебора. Да того самого Нечто внутри меня, которое не так уж часто выходит наружу, чтобы поиграть. Впрочем, на самом деле оно играет не со мной, ему всегда нужен кто-то еще.
И насколько я способен, я забочусь о ней, о моей дорогой Деборе. Возможно, это и не любовь, но я бы хотел видеть ее счастливой.
И вот она сидит передо мной, моя дорогая Дебора, и выглядит несчастной. Моя семья. Смотрит на меня, не зная, что сказать, но с каждым разом она все ближе и ближе к тому, чтобы произнести это.
– Ну, – говорю я. – На самом деле…
– Я знала! У тебя что-то есть.
– Не мешай моему трансу, Дебора. Я в контакте с царством духов.
– Давай говори! – Ей не терпится.
– Он не до конца расчленил левую ногу, Деб…
– То есть?
– Лагуэрта считает, что убийцу обнаружили. Тот занервничал и не закончил дело.
Дебора кивнула:
– Она велела мне расспросить проституток, не видели ли они чего-нибудь прошлой ночью. Кто-то ведь должен был что-то видеть.
– И ты туда же! Думай, Дебора. Если его прервали… испугали и он не закончил дело…
– Мешки! – выпалила она. – Он все равно затратил много времени на упаковку трупа в мешки, на уборку. – Дебора удивилась. – Черт! После того как его прервали?
Я похлопал в ладоши и одобрительно посмотрел на нее:
– Браво, мисс Марпл!
– Тогда в этом нет никакого смысла.
– Au contraire[13 - Напротив, наоборот (фр.).]. Если времени полно, но ритуал не завершен должным образом – и запомни, Деб, ритуал – это почти все! – в чем тогда дело?
– Ради бога, почему ты не можешь просто сказать? – отрывисто произнесла она.
– Так неинтересно.
Тяжелый вздох.
– Черт побери! Хорошо, Декс. Если его не прервали, но он и не закончил, черт!.. Упаковать важнее, чем расчленить?
Я посмотрел на нее с жалостью:
– Нет, Деб. Думай. Это уже пятый такой случай. Четыре левые ноги разрезаны безукоризненно. И вот – номер пять… – Я пожал плечами и поднял бровь.
– А, черт, Декстер! Откуда мне знать? Может, ему и нужно было всего четыре ноги. Может… Не знаю, клянусь Богом! Что?
Я улыбнулся и покачал головой. Для меня все было так понятно.
– Кайф сломался, Деб. Что-то пошло не так. Не сработало. Какого-то изначально магического фрагмента, от которого все зависит, не оказалось на месте.
– И я должна была до этого додуматься?
– Кто-то ведь должен додуматься?.. И вот он кое-как доводит дело до конца в расчете на вдохновение, а его нет!
Она нахмурилась:
– То есть он остановился. И больше не будет этого делать?
– О боже, Деб! – рассмеялся я. – Как раз наоборот. Если ты священник и искренне веришь в Бога, но не можешь найти нужный способ служить ему, что ты сделаешь?
– Буду стараться, – ответила она, глядя на меня. – Пока не узнаю, как надо… Иисусе! Ты это имеешь в виду? Скоро он снова?..
– Всего лишь подозрение, – сдержанно ответил я. – Я могу и ошибаться.
Но я-то уверен, что не ошибаюсь.
– Мы должны так устроить, чтобы поймать его по горячим следам. А не искать несуществующего свидетеля. – Деб встала и направилась к двери. – Я позвоню позже. Пока.
Я заглянул в белый бумажный пакет. Внутри было пусто. Прямо как я: чистый и свежий снаружи и пустой внутри.
Я сложил пакет и бросил его в корзину для бумаг. Нынче мне предстояла работа, настоящая официальная работа полицейского эксперта. Нужно было напечатать длинный отчет, рассортировать сопровождающие его фотографии, систематизировать улики. Рутинное дело, двойное убийство, которое, скорее всего, так никогда и не дойдет до суда. Но я люблю, чтобы все, чего бы я ни касался, было хорошо организовано.
К тому же дело интересное. Очень трудно было разобраться со следами крови: брызги артериальной – от двух жертв, которые перед смертью, несомненно, двигались, веера красных капель, отброшенных электропилой; отличить поврежденное место от неповрежденного практически невозможно. Мне пришлось извести две бутылки люминола, который помогает обнаружить мельчайшие следы крови, страшно дорогого – по двенадцать долларов за бутылку.
На самом деле, чтобы определить углы разлета брызг крови, мне пришлось натянуть по комнате нитки – древняя техника, сегодня уже воспринимается как алхимия. Брызги крови были поразительно отчетливыми: яркие, дикие и смертельные, они покрывали стены, мебель, телевизор, полотенца, простыни, занавески – жуткий апофеоз летящей крови. Думаю, даже в Майами кто-то должен был это слышать. Двух человек живьем кромсают электропилой в элегантном и дорогом номере отеля, а соседи только прибавляют звук в телевизорах.
Вы можете сказать, что дорогой наш усердный Декстер слишком увлекается своей работой, но я люблю основательность, я хочу знать, где прячется самая последняя капля крови. Профессиональные основания для этого очевидны, однако они не так важны, как личные. Быть может, однажды психиатр из государственной исправительной системы поможет мне выяснить, почему именно.
К тому времени, когда мы попали на место преступления, обрубки тел были уже холодными, и нам, наверное, никогда не найти парня в итальянских мокасинах ручной работы седьмого размера. Правшу, с некоторым излишком веса и потрясающим ударом слева.
Однако я сделал все правильно и с пользой. Я выполняю свою работу не для того, чтобы ловить плохих парней. Зачем мне это? Нет, я выполняю свою работу, чтобы превращать хаос в порядок. Заставляю непослушные следы крови вести себя как следует, а потом ухожу. Другие могут пользоваться моей работой для поимки преступников; мне все равно, но не в том дело.
И если когда-либо я окажусь настолько неосторожным, что меня поймают, обо мне скажут, что я монстр-социопат, больной и извращенный демон, которого и человеком-то назвать нельзя, и отправят меня, скорее всего, умирать на старом добром электрическом стуле – в самодовольном благочестивом зареве. Если когда-нибудь поймают этого парня в мокасинах седьмого размера, то скажут, что он был плохим человеком, который пошел по кривой дорожке из-за социальных сил, и, поскольку так неудачно им сопротивлялся, его посадят в тюрьму на десять лет, а потом выпустят, и денег у него будет достаточно на костюм и новую пилу.
В конце каждого рабочего дня я понимаю Гарри еще немного лучше.
Глава 6
Пятница. Вечер. Пятница в Майами – вечер свиданий. Верите или нет, но для Декстера это тоже Вечер Свидания. Как ни странно, я тоже кое-кого нашел. Что-что? Глубоко мертвый Декстер назначает свидание девкам-дебютанткам? Секс среди живых? Неужели моя потребность в имитации жизни зашла так далеко, чтобы фальсифицировать оргазмы?
Дышите спокойно. Секс тут ни при чем. После многих лет чудовищных проб и ошибок, застенчивых попыток выглядеть нормальным я наконец подцепил того, кто мне нужен.
В жизни Рите досталось почти столько же, сколько и мне. Слишком молодой вышла замуж, десять лет пыталась сделать так, чтобы брак заработал, но заработала только двоих детей. У ее очаровательного дружка было несколько легких проблем. Сначала алкоголь, потом героин, верите или нет, и наконец, крэк. Скотина, он избивал ее. Ломал мебель, орал, выбрасывал вещи из окна, угрожал. Насиловал ее. Заражал жуткими наркоманскими болезнями. И все это на регулярной основе, а Рита терпела, работала, дважды вытаскивала его с того света. А потом он начал преследовать детей, и Рита наконец решила: хватит.
Конечно, теперь ее лицо зажило, а сломанные руки и ребра – рутинное дело для всех травматологов Майами. Сейчас Рита вполне презентабельна, прямо то, что монстр заказал.
Развод был окончательным, скотину посадили. И что же дальше? О эти тайны человеческого разума! Как-то, почему-то милая Рита решила снова с кем-нибудь познакомиться. Она была абсолютно уверена, что поступает правильно, но в результате частых побоев, которые ей наносил любимый, бедняжка полностью потеряла интерес к сексу. Так, если только какая-нибудь мужская компания время от времени.
И она искала того самого, правильного парня: чувственного, нежного и готового ждать. Разумеется, поиск был долгим. И нужен-то ей был этакий воображаемый мужчина, которому важнее поговорить или сходить в кино, чем заняться сексом, – для этого она была просто не готова.
Я сказал «воображаемый»? Ну конечно. У реальных мужчин таких свойств нет. Большинство женщин, у кого за плечами двое детей и один развод, знают об этом отлично. Чтобы выучить сей бесценный урок, бедняжке Рите надо было выйти замуж слишком рано и слишком неудачно. И в качестве побочного продукта ее реанимации от ужасного замужества, вместо того чтобы осознать, что все мужики – звери, она нарисовала себе милый романтичный портрет совершенного джентльмена, готового бесконечно ждать, пока она, как нежный цветок, постепенно не раскроется.
Вот так. Серьезно. Допускаю, что такого мужчину и можно было найти в викторианской Англии с публичными домами на каждом углу, где в перерывах между цветистыми торжественными тирадами о любви он мог выпустить пар. Но насколько я знаю, не сейчас, не в двадцать первом веке и не в Майами.
И все же я прекрасно имитирую все эти штуки. Нет, правда, мне на самом деле даже нравится. К сексуальным отношениям интерес у меня отсутствует. Мне нужна маскировка, а для этой цели Рита подходит идеально.
Как я уже сказал, она вполне презентабельна. Небольшого роста, изящная и дерзкая, стройная атлетическая фигура, светлые волосы и голубые глаза. Она фанат фитнеса, все свободное время проводит в беге, езде на велосипеде и тому подобное. На самом деле попотеть – одно из ее любимых занятий. Мне приходилось проезжать с ней на велосипеде весь парк Эверглейдс, бегать по пять миль и даже тягать железо в тренажерном зале.
Но лучшее из всего – это ее двое детишек. Астор восемь лет, Коди – пять, оба очень тихие ребята. А как же иначе? Дети, родители которых так часто пытались убить друг друга с помощью разных предметов обстановки, должны быть немного замкнутыми. Все дети, выросшие в зоне ужаса, такие. Но они могут воспитываться и вне этой зоны, в конце концов, посмотрите на меня. Ребенком я перенес массу безымянных и безвестных ужасов, и тем не менее вот он я: полезный гражданин, опора общества.
Может быть, этим частично и объясняется моя странная любовь к Коди и Астор. Они мне и правда нравятся, и сей факт кажется нелогичным. Мне прекрасно известно, что я собой представляю, я многое в себе понимаю. Однако одна из черт моего характера, которая действительно меня озадачивает, – это отношение к детям.
Я их люблю.
Они важны для меня. Небезразличны.
И я в самом деле не могу этого понять. Мне действительно наплевать, если вдруг все существа во Вселенной неожиданно испустят последний вздох, может быть, только за исключением меня самого и, наверное, Деборы. Остальные люди представляют для меня еще меньший интерес, чем садовая мебель. Как красиво говорят психиатры, у меня напрочь отсутствует чувство реальности по отношению к другим. И сия истина меня как-то совсем не тяготит.
Но дети… дети – это другое.
Я «встречаюсь» с Ритой уже почти полтора года, и за это время я постепенно завоевал расположение Астор и Коди. Я всегда веду себя спокойно. Не причиняю им никаких неприятностей. Помню их дни рождения, дни, когда надо подписывать дневники, праздники. Я прихожу к ним домой, и они уверены, что с ними ничего не случится. Мне можно верить.
Звучит иронично. Хотя так оно и есть.
Я единственный мужчина, которому они могут верить. Рита думает, что это часть процесса продолжительного и постепенного ухаживания. Докажи ей, что дети любят тебя, и кто знает?.. Но на самом деле они значат для меня намного больше, чем она сама. Надеюсь, что еще не поздно: я бы не хотел видеть, что они растут похожими на меня.
Дверь открыла Астор. Свисающая до колен футболка с надписью «Озорники» ей явно велика. Рыжие волосы убраны в два поросячьих хвостика, а на спокойном детском лице вообще никакого выражения.
– Привет, Декстер, – так же без эмоций произнесла она.
Два слова для нее – уже длинный разговор.
– Добрый вечер, прекрасная юная леди, – сказал я голосом лорда Маунтбеттена. – Позвольте заметить, что вы прекрасно выглядите сегодня вечером.
– О’кей, – ответила она, придерживая дверь. – Он здесь, – сообщила она через плечо в темноту комнаты.
Я зашел внутрь. Коди стоял прямо у нее за спиной, как будто страхуя – на всякий случай.
– Коди, – сказал я и протянул ему упаковку вафель «Некко».
Он принял ее, не отводя от меня глаз, и опустил руку со сладостями, даже не взглянув на них. Он откроет упаковку только после того, как я уйду, поделит пополам с сестрой.
– Декстер? – крикнула Рита из соседней комнаты.
– Я. Ты когда-нибудь научишь детей манерам?
– Нет, – тихо ответил Коди.
Шутка. Я уставился на него. Что дальше? Может быть, в один прекрасный день он запоет? Будет танцевать чечетку на улице? Обратится в национальный комитет Демократический партии?
Поправляя серьгу в виде обруча, влетела Рита. Вид у нее довольно провоцирующий. Практически невесомое светло-голубое шелковое платье до середины бедра и, конечно, ее лучшие кроссовки. Я раньше никогда не встречал, да и не слышал вовсе, чтобы женщина надевала на свидание удобную обувь. Очаровательное создание.
– Привет, красавчик! – крикнула Рита. – Я сейчас поговорю с няней, и мы уходим.
