– Беги домой. Поговорим еще.
Арнау прибежал как раз к началу ужина; он и двое младших детей Грау – Гиамон, его ровесник, и Маргарида, на полтора года постарше их, – ужинали в кухне. А двое самых старших, Жозеф и Женис, должны были отужинать наверху с родителями.
Прибытие гостей сделало Грау еще более нервным.
– Я сам буду руководить всем, – заявил он Гиамоне, когда начались приготовления к праздничному ужину, – а ты займешься женщинами.
– Но как ты себе это представляешь?.. – попыталась протестовать Гиамона.
Однако Грау, не слушая жену, уже отдавал распоряжения Эстранье, толстой и очень наглой кухарке-мулатке, которая, склонив голову перед хозяином, исподтишка поглядывала на хозяйку, пряча улыбку.
«Как бы он хотел, чтобы я отреагировала? – думала Гиамона. – Он разговаривает не со своим секретарем, и не в гильдии, и не в Совете Ста. Неужели он считает, что я не способна позаботиться о гостях? Или он решил, что я не соответствую их уровню?»
За спиной своего мужа Гиамона попыталась навести порядок среди слуг и приготовить все так, чтобы празднование Рождества удалось, но Грау разошелся не на шутку, вмешиваясь во все, включая заботу о роскошных накидках гостей. Гиамона вынуждена была отойти на второй план, который уготовил ей муж, и ограничиться тем, чтобы улыбаться женщинам, которые смотрели на нее свысока.
Грау напоминал командующего войском на поле боя: он разговаривал то с одними, то с другими и одновременно указывал слугам, что они должны были делать, кому и что подавать. Однако чем больше он жестикулировал, тем более напряженной и неловкой становилась прислуга. В конце концов все рабы – кроме Эстраньи, которая была в кухне и готовила ужин, – стали следить за Грау, стараясь не пропустить его поспешных приказов.
Оставшись без присмотра, так как Эстранья и ее помощницы, отвернувшись от них, занимались приготовлением блюд, Маргарида, Гиамон и Арнау смешали курицу с шербетом и пирожными и, не переставая шутить, обменивались кусками. После этого Маргарида взяла кувшин с вином и, не разбавив вино водой, сделала большой глоток. Кровь мгновенно прилила к лицу девочки, ее щеки раскраснелись, а глаза стали блестеть еще ярче. Потом она потребовала, чтобы ее родной и двоюродный братья сделали то же самое.
Арнау и Гиамон выпили, стараясь вести себя так же, как и Маргарида, но закашлялись и с полными слез глазами бросились искать воду. Быстро охмелев, все трое начали смеяться без причины – для этого им было достаточно посмотреть друг на друга, на кувшин с вином или на толстый зад Эстраньи.
– Прочь отсюда! – крикнула кухарка, услышав насмешки детей.
Дети, весело смеясь, бегом бросились из кухни.
– Тсс! – зашикал на них один из рабов, стоявших у лестницы. – Хозяин не разрешает детям здесь находиться.
– Но… – начала было Маргарида.
– Никаких «но»! – повторил раб.
В этот момент спустилась Хабиба, чтобы взять еще вина. Минуту назад хозяин посмотрел на нее горящими от гнева глазами, потому что один из гостей захотел налить себе вина, а вытекло только несколько жалких капель.
– Смотри за детьми, – напомнила Хабиба рабу, проходя мимо него. – Вина! – крикнула она Эстранье, не успев еще зайти в кухню.
Грау, боясь, что мавританка принесет обычное вино вместо того, которое следует подать, поспешил за ней.
Дети перестали смеяться и, оставаясь у лестницы, с любопытством смотрели на беготню, в которую внезапно включился сам хозяин дома.
– Что вы здесь делаете? – спросил Грау, увидев их рядом со слугой. – А ты? Что ты здесь стоишь? Иди и скажи Хабибе, что вино должно быть из старых кувшинов. Запомни: если перепутаешь, я с тебя шкуру спущу. Детей – в кровать!
Слуга бегом бросился в кухню.
Дети смотрели друг на друга, дурашливо гримасничая; их глаза искрились от выпитого вина.
Когда Грау снова побежал вверх по лестнице, они громко расхохотались.
«В кровать»? Маргарида бросила взгляд в сторону двери, открытой настежь, поджала губы и сделала большие глаза.
– А дети? – спросила Хабиба, когда снова увидела слугу.
– Вино из старых кувшинов… – забормотал он.
– А дети? – повторила она.
– Старые. Из старых… кувшинов.
– Где дети? – настаивала Хабиба.
– Хозяин сказал, чтобы ты шла укладывать их спать… – Он запнулся. – Из старых кувшинов, да? С нас спустят шкуру…
Барселона праздновала Рождество, город оставался пустынным, пока люди не пошли на полуночную мессу, чтобы принести жертвенного петуха.
Лунная дорожка, отражавшаяся в море, была похожа на улицу, которая тянулась до самого горизонта.
Дети сидели на берегу и все трое смотрели на серебристый след, сверкающий на поверхности воды.
– Сегодня никого не будет здесь, у моря, – тихо произнесла Маргарида.
– Никто не выходит в море на Рождество, – добавил Гиамон.
Оба повернулись к Арнау, который покачал головой.
– Никто не заметит, – настаивала Маргарида. – Мы пойдем и вернемся очень быстро. Тут всего несколько шагов.
– Трус, – презрительно заявил Гиамон.
Они побежали до Фраменорса, францисканского монастыря, который возвышался у крайней восточной части городской стены, почти у моря. Добравшись туда, дети уставились на прибрежную полосу, простиравшуюся до монастыря Святой Клары, расположенного у западной границы Барселоны.
– Смотрите! – воскликнул Гиамон. – Флот города!
– Я никогда не видела берег таким, – восхищенно добавила Маргарида.
От Фраменорса до монастыря Святой Клары берег был забит самыми разными кораблями. Ничто не портило этого великолепного вида. Примерно сто лет назад король Хайме I Завоеватель запретил строительство на берегу Барселоны – об этом Грау рассказывал своим детям, когда они вместе с их наставником сопровождали его в порт, чтобы посмотреть, как загружают и разгружают корабль, совладельцем которого он был. Берег должен был оставаться свободным, чтобы моряки могли причаливать к нему на своих судах. Но никто из детей не обратил тогда ни малейшего внимания на объяснение Грау. Что странного в том, что корабли вытащены на песок пляжа? Они здесь всегда были.
Грау переглянулся с наставником.
– В портах наших врагов или наших торговых конкурентов, – объяснил наставник, – корабли на берег не вытаскивают.
Все четверо детей Грау сразу же повернулись к учителю.
Враги! Вот это их заинтересовало…
– Конечно, – вмешался Грау, гордясь, что дети наконец-то уделили ему внимание. Глядя на улыбающегося наставника, он добавил: – Генуя, наш враг, имеет великолепный естественный порт, защищенный от моря, благодаря которому генуэзские корабли остаются на воде. Венеция, наша союзница, расположена в большой лагуне, и к ней тянется множество каналов; штормы не доходят туда, и корабли могут стоять спокойно. Порт Пизы соединен с морем по реке Арно, и даже Марсель обладает естественным портом, в котором суда защищены от бушующего моря.
– Еще фокейские греки использовали порт Марселя, – добавил наставник.
– У наших врагов порты лучше? – спросил Жозеф, старший сын. – Но мы их победим, мы хозяева Средиземноморья! – выкрикнул он, повторяя слова, которые столько раз слышал из уст отца.
Все остальные согласились. А как же иначе?!
Грау ожидал объяснения от наставника.
– Да, у Барселоны всегда были лучшие моряки. Но сейчас у нас нет порта, и все же… – начал тот.
– Как – нет порта? – выкрикнул Женис, перебивая его. – А это?
– Это не порт. Порт должен быть укрытым местом, защищенным от моря, а то, что ты видишь… – Наставник махнул рукой в сторону моря, которое омывало берег. – Запоминайте, – сказал он после паузы, – Барселона всегда была городом моряков. Давно, много лет тому назад, у нас был порт, как и у всех тех городов, которые упомянул ваш отец. Во времена римлян корабли укрывались за холмом Табер, который находится примерно там. – Он указал на внутреннюю часть города. – Но земля постепенно отбирала у моря его территорию, и порт прекратил существование. Потом у нас был порт Комталь, который тоже исчез, и, наконец, порт Хайме Первого, находившийся еще в одном естественном укрытии, у скалы Фальсийских гор. Знаете, где сейчас эта скала?
Дети посмотрели друг на друга, потом повернулись к Грау, который, лукаво улыбаясь, как будто ему не хотелось, чтобы наставник узнал об этом, ткнул пальцем в землю.
– Здесь? – хором спросили дети.
– Да, – ответил наставник, – именно на этом месте мы и стоим. Она также исчезла, и Барселона осталась без порта, к тому времени мы уже были моряками – самыми лучшими, и остаемся самыми лучшими… но без порта.
– Тогда, – спросила Маргарида, – какую роль играет порт?
– Наверное, это лучше объяснит твой отец, – ответил наставник, и Грау согласился.
– Очень, очень важную роль, Маргарида. Видишь этот корабль? – спросил Грау, показывая дочери на галеру, окруженную маленькими лодками. – Если бы у нас был порт, можно было бы разгрузить его на пристани, без всех этих лодочников, которые перевозят товар. Однако, если бы сейчас началась буря, суда оказались бы в большой опасности и им пришлось бы на время уйти из Барселоны.
– Почему? – продолжала расспрашивать девочка.
– Потому что они не смогли бы дрейфовать в шторм и рисковали разбиться о причал и затонуть. Поэтому законы, Ордонансы о морском побережье Барселоны, требуют, чтобы в случае шторма корабль уходил под укрытие портов Салоу или Таррагоны.
– У нас нет порта, – с грустью произнес Гиамон, словно жалуясь, что его лишили чего-то чрезвычайно важного.
– Нет, – подтвердил Грау, смеясь и обнимая сына, – но мы продолжаем оставаться лучшими моряками, Гиамон. Мы – хозяева Средиземноморья! И у нас есть берег. Сюда причаливают наши корабли; когда заканчивается период навигации, здесь их чинят и строят. Видишь верфи? Там, на берегу, напротив этих аркад?
– А мы можем подняться на какой-нибудь корабль? – спросил Гиамон.
– Нет, – серьезно ответил ему отец. – Корабли – это святое, сынок.
Арнау никогда не ходил на прогулку с Грау и его детьми.
И даже если дети гуляли с Гиамоной, он оставался дома под присмотром Хабибы, но потом двоюродные братья рассказывали ему все, что видели и слышали.
Очень часто речь шла о кораблях.
И вот он увидел корабли в эту рождественскую ночь. Все сразу! Здесь были маленькие лодки: баркасы, шлюпки и гондолы; средние по размерам суда: фелюги, кастильские лодки, плоскодонки, калаверы, трехмачтовики, галиоты и барканты, а также несколько просто огромных – четырехмачтовики, коки и галеры, которые, несмотря на свои внушительные размеры, обязаны были прекращать плавания с октября по апрель – по королевскому запрету.
– Эй! – снова позвал Гиамон.
На верфях, напротив Регомира, горели костры, вокруг которых прохаживались часовые. От Регомира до Фраменорса, сгрудившись у берега, молчаливо покачивались корабли, освещенные луной.
– За мной, моряки! – воскликнула Маргарида, подняв правую руку. Она представила себя капитаном, который ведет своих людей, не боясь ни штормов, ни корсаров, и побеждает генуэзцев и мавров, вновь покоряя Сардинию. В ее ушах звучали крики в честь короля Альфонса, когда матросы, перепрыгивая с борта на борт, брали на абордаж вражеские корабли, а Маргарида выходила из битв победительницей!
– Кто здесь?
Трое ребят, испугавшись, метнулись к фелюге.
– Кто здесь? – снова услышали они.
Маргарида подняла голову над бортом. Три факела двигались между кораблями.
– Пойдемте отсюда, – прошептал Гиамон, дергая сестру за подол платья.
– Нельзя, – ответила Маргарида, – они перекрыли нам дорогу…
– А в сторону верфей? – спросил Арнау.
Маргарида посмотрела в направлении Регомира. Там появились еще два факела.
– Туда тоже нельзя, – пробормотала она.
«Корабли – это святое!» – говорил им Грау, и они хорошо запомнили эти слова.
Гиамон начал хныкать. Маргарида заставила его замолчать.
– В море! – приказала капитанша, когда туча закрыла луну.
Они перепрыгнули через борт и бросились в воду.
Маргарида и Арнау увидели, что Гиамон скрылся под водой, а затем вынырнул, стараясь не шуметь; все трое затаили дыхание, наблюдая за факелами, двигавшимися между судами. Вскоре охрана приблизилась к кораблям, стоявшим у берега. Маргарида неотрывно смотрела на луну, молча молясь, чтобы она оставалась закрытой тучей.
Проверка, казалось, длилась вечность, но никто из охранников не догадался посмотреть в море. А если бы кто-то и обнаружил их, ничего страшного не произошло бы. В конце концов, город праздновал Рождество, да и к тому же это были всего лишь трое испуганных ребятишек, сильно промокших и озябших.
Было очень холодно…
На обратном пути домой они так продрогли, что Гиамон даже не мог идти; у него стучали зубы, дрожали колени, мышцы сводило судорогой. Маргарида и Арнау схватили его под мышки и побежали к дому.
Когда они вернулись, гости уже ушли, а Грау, обнаружив, что дети сбежали, вместе с рабами собирался идти на поиски.
– Это Арнау, – заявила Маргарида, когда чернокожая рабыня купала Гиамона в теплой воде. – Он уговорил нас пойти на берег. Я не хотела…
Девочка подкрепила свою ложь слезами. Ее слова прозвучали настолько убедительно, что отец ей поверил.
Ни теплая ванна, ни одеяла, ни горячее питье не смогли помочь Гиамону. Лихорадка усиливалась. Грау послал за доктором, но и его старания не принесли больному облегчения: малыша продолжало лихорадить.
