– А ты способная? – спросил Симон и засунул табак под верхнюю губу.
– Была номером два в выпуске.
– И как долго ты собираешься прослужить в убойном?
– Что вы имеете в виду?
– Если тебе не понравилось в нарко, почему тебе должно понравиться в убойном?
Она снова замешкалась. Симон понял, что попал в цель. Она из тех, кто недолго пробудет здесь в качестве гостя, а потом, вполне возможно, уйдет наверх по этажам и служебной лестнице. Способная. А может, вообще уйдет из полиции, как ушли все способные сотрудники отдела экономических преступлений. Исчезли вместе со своими знаниями и оставили Симона одного. Полиция не место для тех, кто умен, амбициозен и хочет хорошо жить.
– Я ушел с места преступления потому, что там больше нечего было искать, – сказал Симон. – Расскажи, с чего бы ты начала.
– Поговорила бы с его близкими, – произнесла Кари Адель, оглядываясь в поисках стула. – Определила бы его передвижения перед попаданием в реку.
В реку, а не в речку. Это указывало на то, что она жила на востоке западной части Осло, где все ужасно боялись, что из-за употребления уменьшительно-ласкательных суффиксов люди отнесут их к жителям «неправильного» берега, и совершенно не употребляли таких суффиксов.
– Хорошо, Адель. А его близкие…
– …это его жена, которая должна была вскоре стать бывшей женой. Она недавно выгнала его из дома. Я поговорила с ней. Он жил в пансионе «Ила». А здесь есть стул…
Способная. Определенно способная.
– Он тебе сейчас не понадобится, – сказал Симон, поднимаясь.
Она была выше его сантиметров на пятнадцать. И все-таки за один его шаг делала два. А все из-за узкой юбки. Красивая юбка, но скоро она перестанет ее носить. Убийства расследуют в джинсах.
– Вам не стоит проходить внутрь.
Марта стояла у входной двери в пансион «Ила» и разглядывала этих двоих. Женщину она вроде бы видела раньше. Такой рост и худобу легко запомнить. Отдел по борьбе с наркотиками? У нее были светлые безжизненные волосы, почти никакой косметики и лицо с выражением легкого страдания, присущее избалованным деткам богачей.
Мужчина был ее полной противоположностью. Всего метр семьдесят ростом, возраст – за шестьдесят, на лице глубокие морщины. Но не только: еще и морщинки от улыбки. Седые густые волосы и глаза, в которых она прочитала «добрый», «с хорошим чувством юмора» и «упрямый». Так она автоматически изучала всех постояльцев во время обязательного вступительного собеседования, во время которого им предстояло выяснить, какое поведение и какие проблемы их здесь могли ожидать. Случалось, она ошибалась. Но не часто.
– Нам необязательно заходить, – произнес мужчина, представившийся комиссаром Кефасом. – Мы из отдела по расследованию убийств. Дело касается Пера Воллана. Он жил здесь…
– Жил?
– Да, он умер.
Марта стала хватать ртом воздух. Ее первая реакция на сообщение о смерти очередного постояльца всегда была такой. Ей казалось, она делает это, чтобы удостовериться, что сама еще жива. Потом наступило удивление. Удивление оттого, что она не удивилась. Пер ведь не был наркоманом, он не сидел в приемной у смерти вместе с остальными. Или сидел? И потому, что она видела это и неосознанно поняла, обычное глотание воздуха сменилось таким же обычным мысленным комментарием: «Этого следовало ожидать». Но на этот раз все не так. Все по-другому.
– Его нашли в реке Акерсельва, – говорил тем временем мужчина.
У женщины на лбу стояла печать «НА ОБУЧЕНИИ».
– Вот как, – сказала Марта.
– Кажется, вы не удивлены?
– Нет. Наверное, нет. Это всегда шок, но…
– Но люди наших профессий к этому привыкают, правда? – Мужчина кивнул на затянутые пленкой окна: – Я не знал, что «Транен» закрылся.
– Здесь будет модная кондитерская, – произнесла Марта и обхватила себя руками, словно замерзла. – Для мамочек, пьющих кофе латте.
– Они и сюда вторглись. Ладно. – Симон кивнул одному из старожилов пансиона, проходившему мимо на подкашивающихся по-наркомански ногах, и тот молча кивнул в ответ. – Здесь много знакомых лиц, как я погляжу. Однако Воллан работал тюремным священником. Отчет о вскрытии еще не готов, но следов от уколов мы у него не обнаружили.
– Он жил здесь не как наркоман. Он помогал нам, когда у нас возникали проблемы с бывшими заключенными. Они доверяли Воллану. И мы предоставили ему временное жилье, когда ему пришлось съехать из дома.
– Да, мы в курсе. Мне интересно, почему вы не удивились, хотя знали, что он не был наркоманом. Это ведь мог быть несчастный случай.
– А это был несчастный случай?
Симон посмотрел на высокую худышку. Она медлила, ожидая знака с его стороны, и наконец открыла рот:
– Мы не обнаружили никаких признаков насилия, но тропинки у реки – это криминальная территория.
«У реки», – отметила Марта. Строгая мама, поправлявшая ее речь за обеденным столом. «Ты никогда не выйдешь замуж за приличного человека, если будешь разговаривать, как портовый грузчик».
Комиссар Кефас склонил голову набок:
– О чем вы думаете, Марта?
Он ей нравился. Казалось, ему не все равно.
– Думаю, он знал, что умрет.
Полицейский поднял бровь:
– Почему вы так решили?
– Из-за письма, которое он мне передал.
Марта обошла вокруг стола в переговорной, находившейся прямо напротив приемной на втором этаже. Им удалось сохранить готический стиль, и эта комната, вне всяких сомнений, была самой красивой в здании. Да и конкурентов у нее было не много. Марта налила кофе комиссару, усевшемуся, чтобы прочитать письмо, которое Марта обнаружила в конверте, оставленном для нее в приемной Пером Волланом. Его напарница сидела рядом с ним на краешке стула и набирала на телефоне сообщение. Она вежливо отказалась от предложенных кофе, чая и воды. Как будто думала, что вода в этом здании полна каких-то редких микробов. Кефас протянул письмо коллеге:
– Здесь написано, что он завещает все свое имущество вашему пансиону.
Его коллега отправила сообщение и кашлянула. Комиссар повернулся к ней:
– Да, фрёкен Адель?
– Теперь больше нельзя говорить «пансион», теперь это называется общежитием.
Кефас искренне удивился:
– Почему это?
– Потому что у нас имеются социологи и медпункт, – сказала Марта. – И считается, что это больше чем пансион. Кроме того, само слово «пансион» приобрело негативное звучание. Пьянка, шум и ужасные условия. Поэтому и решили немного приукрасить действительность и именовать наше заведение по-другому.
– Но все-таки… – произнес полицейский. – Он захотел отдать все имущество вам?
Марта пожала плечами:
– Сомневаюсь, что у него много имущества. А вы заметили дату рядом с подписью?
– Он написал это вчера. И вы считаете, он сделал это, так как знал, что умрет. Иными словами, вы полагаете, что он совершил самоубийство?
Марта задумалась, потом ответила:
– Не знаю.
Высокая худышка кашлянула:
– Прекращение семейных отношений, насколько мне известно, является обычной причиной самоубийств у мужчин старше сорока.
У Марты появилось ощущение, что эта молчаливая женщина располагает точными статистическими данными по любому вопросу.
– Он казался подавленным? – спросил Симон.
– Скорее огорченным, чем подавленным.
– Вполне обычно, что люди, склонные к самоубийству, совершают его в тот момент, когда начинают выходить из депрессии, – произнесла женщина с таким выражением, будто читала прямо из книги. Двое других собеседников посмотрели на нее. – Сама депрессия часто характеризуется апатией, а для самоубийства требуется произвести определенные действия.
Звоночек подал сигнал, что ей на телефон пришло сообщение.
Кефас повернулся к Марте:
– Пожилого мужчину выгоняют из дома, и он пишет вам нечто вроде прощального письма. Почему не самоубийство?
– Я не говорила, что полностью отрицаю самоубийство.
– Но?
– Казалось, он боится.
– Боится чего?
Марта пожала плечами, подумав, не создает ли она себе ненужных проблем.
– У Пера были темные стороны. Он этого не скрывал. Он говорил, что стал священником, потому что ему требовалось больше прощения, чем другим.
– Вы хотите сказать, что он совершал поступки, за которые не каждый его простил бы?
– Никто бы его не простил.
– Вот как. Мы сейчас говорим о тех грехах, в которых особенно часто замечают священнослужителей?
Марта не ответила.
– И по этой же причине его выкинули из дома?
Марта помедлила. Этот полицейский был умнее многих других, с которыми ей доводилось встречаться. Но можно ли ему доверять?
– На моей работе учишься искусству прощать то, что простить невозможно, комиссар. Конечно, вполне возможно, что Пер не мог сам себя простить и выбрал такой выход. Но возможно и то…
– …что кто-то другой, например отец ребенка, подвергшегося домогательствам, решил не идти официальным путем и не подавать заявления, которое могло бы усугубить состояние жертвы. При этом неизвестно, накажут ли Пера Воллана. А если накажут, то наказание в любом случае будет слишком мягким. Так что этот человек сам вынес приговор и сам привел его в исполнение.
Марта кивнула:
– Когда дело идет о твоем ребенке, то это вполне по-человечески. Разве не бывает, что в своей повседневной работе вы наказываете так, как не может наказать закон?
Симон Кефас покачал головой:
– Если мы, полицейские, поддадимся таким соблазнам, закон утратит всякое значение. А я верю в закон. И в то, что правосудие надо осуществлять с закрытыми глазами. Вы подозреваете кого-то конкретно?
– Нет.
– Долги за наркотики? – спросила Кари Адель.
Марта покачала головой:
– Если бы он употреблял, я бы знала.
– Я спрашиваю, потому что я послала сообщение одному агенту из отдела наркотиков и спросила его о Пере Воллане. Он ответил… – Она достала телефон из узкого кармана пиджака. Вместе с телефоном из кармана вылетел игральный шарик, со стуком упал на пол и покатился на восток. – «Видел несколько раз, как он разговаривал с одним наркодилером», – прочитала она, поднимаясь и направляясь вслед за шариком. – «Видел, как он брал четверть, но не платил».
Кари Адель засунула телефон обратно в карман и схватила шарик, не успевший докатиться до стены.
– И какой вывод вы делаете из этого? – спросил Симон.
– Здание клонится в сторону площади Александра Хелланда. Наверное, с той стороны больше синей глины и меньше гранита.
Марта рассмеялась в голос.
Высокая худышка улыбнулась:
– И что Воллан был должен денег. Доза героина стоит триста крон. И не четверть, а ноль два. Две дозы в день…
– Не так быстро, – сказал Симон. – Наркоманам не отпускают в кредит, верно?
– Да, это необычно. Может быть, он оказывал им услуги, а они расплачивались героином.
Марта всплеснула руками:
– Он не употреблял, я же вам говорю! Половина моих обязанностей заключается в том, чтобы следить, находятся ли постояльцы под кайфом, понятно?
