Меня передернуло. Ворг-нежить – противоестественно.
– Не верю, – проговорил я.
Азута пожала плечами и залпом осушила содержимое кружки.
– И я так казала, – произнесла она. – Но гном клялся своей секирой, что лично видел, толпу нежити.
– Удивила, – бросил я.
– Да? А закованный ворг на цепи среди них? В Мертвую степь небось тащили.
Я задумался. Если рассказ Азуты – правда, нашему брату грозит не то что, вымирание. Вечное рабство у хозяйки мертвяков! Это хуже самой позорной смерти. Лучше сразу кинуться со скалы, чем до конца времен прислуживать Ильве.
– Это просто смешно, – сказал я нервно. – Нежить боится нас.
Курт допил молоко и отставил кружку на край стола. Глаза покраснели, наверное, давно не спал. А может перед костром где-то долго сидел.
– Вообще-то, на их месте я бы тоже вас отлавливал, – сказал он, потягиваясь. – Знаешь старую гоблинскую поговорку? «Не можешь победить врага – сделай его союзником». Способ у них не очень, но делают четко.
– Хочешь сказать, – решил уточнить я, – из страха нас в нежить превращают?
– А из-за чего же? – удивился Курт. – Вы их главные враги. Остальные как-то уживаются с Мертвой степью, а вы, то и дело, наведываетесь.
Я оскалился и проговорил:
– С каких пор набеги на человеческие деревни стали мирным «уживанием»? Да и не часто мы наведываемся. Ну, приходила стая пару раз, ну утащила несколько мертвяков. Я подростком тогда был. И что? Они все равно множатся как зайцы. А кости их самые что ни есть полезные.
– Чем это? – поинтересовался гоблин.
– В них особый сок. Улучшает превращение, – ответил я.
Азута прикрыла губы ладонью.
– Фу, гадость какая, – сказала она, вставая из-за стола. – Ворг ест нежить. От одной мысли желудок к горлу подступает.
– Можно подумать, отрубать им голову менее противное занятие, – произнес я.
Сестра Курта собрала кружки, уместив в одной ладони все три. Все-таки она слишком массивна даже для гоблинши. Хотя все южные гоблины высокие и крепкие. Зато их собратья на севере – низкорослые карлики со скрипучими голосами. Ломятся на работу в таверны Межземья, там хорошо платят, хоть и приходится пахать без продыху.
– Ты вот что, Лотер, – сказала она, направляясь в кухню, – раздевайся.
Я вытаращил глаза. Курт, спокойно ковырявший в хлебном мякише, замер. Палец так и остался в хлебе, гоблин с недоумением посмотрел на сестру.
Вода в котле и забурлила. Капли шипят, попадая на дрова. Ощущение, что за очагом клубятся маленькие змейки.
– Болваны, – сказала Азута строго. – Ворг, будешь мыться. Я не дам ложиться на чистые простыни. С тебя грязь комьями отпадает. И разит. Даже не пойму чем. Случайно в козлином загоне не ночевал?
Я облегченно выдохнул. Сестра Курта высокая и статная, но гоблины – точно не мое.
Зеленомордый вытащил палец из хлеба и обтер его о штаны. Послышался сдавленный смешок. Я бросил суровый взгляд на гоблина, тот хмыкнул и прищурился.
– Ну, – начал я, – может и ночевал. Теперь уже не помню. Был какой-то постоялый двор на краю Центральных земель. Мест не было, но овчарня теплая и уютная.
– Ужасно, – сказала Азута брезгливо. – Ест всякую дрянь, спит, где попало. Поди, еще разбойник. Одно слово – ворг.
– Ну-ну, – предостерег ее брат. – Ты не больно наседай на него. Все-таки хищник, хоть и должник.
Он опасливо покосился на меня.
Холка встала дыбом, ощутил, как клыки стали удлиняться. Не обращение, конечно, так – свирепство. И опять это странное чувство, что за мной кто-то следит. Я глухо зарычал, но когда поймал на себе строгий взгляд Азуты – все моментально улеглось. Говорят, что нет ничего страшнее, разозленной женщины, а гоблинская она или гномская – без разницы.
Я понял, если действительно улягусь грязным на ее белье – головы не сносить. И оборот в медведя не спасет. Когда хлестают мокрым полотенцем, мало того, что больно, так еще и обидно.
– Уговорила, – сказал я побеждено. – Буду мыться.
Азута самостоятельно вытащила огромную дубовую лохань на середину комнаты. Долго возилась с установкой, чтоб не шаталась. Хотел помочь, но Курт остановил, шепнув на ухо – Не суйся. Решит, будто сочли хилой.
Молча наблюдали, как она наполняла лохань то горячей, то холодной водой. Если первую вылила прямо из котла в очаге, то вторую пришлось несколько раз таскать из бочки, что в сенях.
– Прошу купаться, – пригласила она и отошла в сторону. – Гостю положено мыться первым. Потом ты, Курт.
Гоблин взмолился:
– А меня за что?
– Еще спасибо скажешь, когда чесаться перестанешь, – пробурчала Азута, удаляясь из комнаты.
Мы несколько секунд молча смотрели, как от воды поднимается пар. Гоблинша не забыла накапать в лохань несколько капель пихтового масла, теперь вся комната наполнилась приятным хвойным запахом. Может оно и правильно – мыться почаще, может и шкура зудеть перестанет. Но не мужское это дело. И точно не ворговское.
Курт уперся ладонями в колени и поднялся.
– Ну, я это, пошел, – сказал он на выдохе. – Ты плескайся, а я с сестрой о семейном потолкую. Как намоешься – кричи. Слишком не старайся, а то сороки утянут.
Гоблин вышел, затворив дверь, чтобы не выпускать теплый воздух. Ночи в Восточном крае холодные, хотя днем жарко.
Я скинул скромную одежду – штаны и рубаху с широким воротом. Мешок с золотом бросил на стол и опустился в лохань. Мягкое тепло растеклось по телу. В домашних условиях купаться приятней, чем в холодных ручьях и реках.
Несколько минут лежал, не двигаясь, привыкал к новым ощущениям. Несколько раз чуть не уснул. Потом вымыл волосы оставленным на бортике мылом. Теперь буду пахнуть пихтой. Не то, что бы это плохо, но слишком уж сильно. Я должен пахнуть дорогой и пылью.
Спустя пятнадцать минут, вылез на маленький коврик возле лохани. Хотел отряхнуться по-волчьи, но заметил на стуле отрез ворсистой ткани – специально для меня положили. Пришлось воспользоваться.
Все же надо признать – чистота приятна, хоть и слишком хлопотна. Именно поэтому она так подходит гоблиншам, эльфийкам, гномкам и остальным женщинам.
Когда был маленьким, стая жила на опушке Изумрудного леса. У нас предпочитали перекидываться в волка. Уж не знаю – то ли традиция, то ли еще что-то. Я тоже привык к волчьему облику. Раз в неделю мать гоняла с братьями на ручей. Тот тек откуда-то из Мертвой степи и был жутко холодным. Люди брезговали подходить к нему из-за суеверий, а нам было плевать. Гораздо ужасней сам процесс омовения – с разбега прыгаешь в ледяную воду и барахтаешься, пока не разрешат вылезти. Еще и с головой нырять заставляют.
Я насухо вытерся, даже на голове волосы умудрился подсушить – хорошее полотенце, рыхлое. Затем быстро оделся и вышел в сени.
Там обнаружил Курта и Азуту, тихо о чем-то беседующих. При моем появлении гоблин дернулся, на лице отразилось раскаяние, словно втихую сожрал недельную провизию.
– А, Лотер, – сказал он расстроено. – Уже? Думал, будешь не меньше часа там плавать.
Я виновато развел руками.
– Что поделать – не могу долго в воде сидеть. Детская травма.
Азута с критическим видом осмотрела меня сверху вниз и обратно.
– Не похож ты на травмированного, – проговорила она. – От слова совсем.
Курт потер кончики клыков пальцами и обратился к сестре:
– Слушай, пойди, проверь, как там овцы у тебя. Не голодные?
Азута нахмурилась так, что надбровные дуги сошлись на переносице.
– Нет у меня никаких овец, – сказала она обиженно.
– Ну, тогда козы, – предположил гоблин. – Козы есть?
– Есть, – фыркнула Азута и вышла вон из сеней.
Я удивленно хмыкнул. Гоблины, а все равно следуют внутренним правилам. Наверное, сестра младшая, иначе не стала бы слушать, как отправляют подышать из собственного дома.
Раньше как-то не было надобности общаться с гоблинами. Теперь, оказывается, они гостеприимны, еще и к старшим почтительны. Я всегда считал зеленомордых дикарями. Хотя, сам, не много ни мало – ворг.
Когда мы остались одни, Курт оглянулся на двери и немного помялся. Такие телодвижения обычно предвещают что-то вроде: «слушай, тут такое дело».
– Слушай, – начал гоблин. – Тут такое дело. Азута торгует провизией с лордами Центральных земель, а они, сам понимаешь, напрямую связаны с гвардейцами и королем.
– Понимаю, – сказал я, чувствуя, как приподнимается шерсть на загривке.
– В общем, – проговорил гоблин, – в конце недели к ней приезжают за товаром. А завтра, как раз конец.
Гоблин виновато посмотрел на меня и закряхтел, потирая затылок. Я сделал два глубоких вдоха, зверь внутри успокоился, шерсть улеглась. Зеленомордый и так помог – не дал ограбить в таверне. Теперь придется долги отдавать.
– Да ладно, – сказал я ободряюще. – Понимаю. Утром уйду, даже следов не останется.
– Да неудобно как-то, – пробормотал Курт. – Вроде сам притащил в дом. А теперь гоню. Не гостеприимно.
Даже смешно стало – гоблин, рассуждающий о гостеприимстве, плохо сочетается со свирепой физиономией и крашаром, который, наверное, даже в постель берет.
Он вытащил из кармана небольшую коробочку. В ней оказалась красноватая густая масса с приятным запахом.
Я покосился на коробку. Слышал, что гоблины жуют какую-то гадость для роста зубов и крепости бивней. Но никогда не видел.
– Успокойся, – проговорил я. – Дело житейское. Не хочу навязываться. И так задолжал.
– Ну это да, – согласился гоблин. – Ты сказал, что отдашь долг. Почему-то кажется, не врешь.
Зеленомордый поковырял в коробочке, часть массы осталась на пальце, он сунул его в рот. Я наблюдал, как гоблин медленно жует, периодически чавкая из-за того, что бивни приоткрывают губы там, где должны смыкаться. Несколько секунд он будто не видел меня, затем пришел в себя и протянул мне коробочку.
– Попробуешь? – спросил он. – Бесценный опыт.
Зубы гоблина окрасились в бордовый цвет, создалось впечатление, что он только что загрыз кого-то и намеренно демонстрирует окровавленные резцы.
– Сомнительная гадость, – сказал я принюхиваясь.
Гоблин подсунул мне коробку под самый нос и проговорил обиженно:
– Никакая не гадость. Очень даже приятно на вкус. Это батлок. У Азуты целая плантация за пшеничным полем.
– И зачем он?
– Мы всегда его жуем, чтобы клыки и бивни укреплять, – пояснил гоблин. – Ну и вообще, гоблинам полезно.
Я с сомнением посмотрел на красную пасту в коробке. В плотной массе видны черные вкрапления и длинные прожилки. Не очень аппетитно.
– А это что? – спросил я и указал на черные точки.
Гоблин поднес коробку к самому носу и стал приглядываться. Через секунду лицо Курта просияло.
Он снова протянул мне короб и сказал довольно:
– Это колотые орехи и мак. Да бери уже. Думаешь, я каждому предлагаю батлок из своей коробки?
Делать нечего, пришлось согласиться. Я подковырнул тягучий шарик пасты и отправил в рот. На вкус батлок оказался сладковатым и немного пряным. Я старался жевать как можно медленнее, чтобы в случае неожиданностей успеть выплюнуть. На зубах захрустели орехи и маковые зерна. Голова моментально стала легкой и пустой, мысли о гвардейцах, Ильве и нежити показались незначительными. Даже удивился – зачем вообще о них думал.
Рот наполнился вязкой слюной. Я стал быстро глотать, чтобы не потекло изо рта.
– Во-во, а теперь плюй сюда, – сказал гоблин и подал небольшую миску, где уже лежала одна пережеванная порция.
Я выполнил его требования и вытер губы рукавом. Не то, чтобы совсем противно, но я предпочитаю мясо и кости. Даже если обращаюсь птицей, то непременно хищной. Но ощущении от батлока интересные.
– Голова немного чумная, – сказал я, сплевывая в миску.
– Это потому, что ты ворг, – проговорил гоблин. – Сейчас пройдет. В ближайшие пять минут не перекидывайся.
– Почему это? – спросил я настороженно.
Гоблин поставил миску с остатками бетеля на полку с кувшинами и протянул мне кружку воды.
– Не получится.
– Что-о? – зарычал я.
– Да, говорят, на воргов странно действует, – ответил Курт. – Затормаживает что ли. Это не страшно, просто надо подождать чуток и воды попить.
Я схватил кружку и буквально опрокинул в глотку. Голова перестала кружиться, мысли потекли ровные и четкие. Ну, слава богам и матери природе – нормализовалось.
