– О господи, извини, пожалуйста, ну надо же! – Она хватает бумажную салфетку и принимается возить ею по моей груди.
– Перестань! – шиплю я, указывая на заляпанную кремом книгу стоимостью пятьдесят пять фунтов, которая лежит на столе. – Ты сюда посмотри!
Пенни смотрит на нее с таким выражением, точно впервые видит, и принимается оттирать салфеткой. Пары аккуратных движений было бы достаточно, но она трет со всей силой и протирает глянцевую пленку.
– О господи, стало только хуже, – бормочет она. – Так, делаем ноги.
– Мы не можем просто взять и уйти!
Она вскакивает со стула и хватает меня за руку.
– А что еще остается? Заново припрессовать пленку?
– Ну, возможно, нам следует за нее заплатить…
– Не говори ерунды, – шипит она. – Двигай давай!
Меня не радует тот факт, что мы свалили из кафе. Мне нравится это место, и приятно, что оно процветает, когда так много заведений закрывается. А если все будут приходить сюда и пачкать кремом? И вдруг это попало на камеры видеонаблюдения?
Возможно, я слишком бурно реагирую и никому нет дела до испорченной книги. Но я – невротик по натуре и хотела бы быть пофигисткой, как Пенни, только сделана из другого теста. Я переживаю из-за того, что могу кого-то огорчить или обидеть. Переживаю из-за Спенсера, хотя он совсем взрослый, имеет водительские права и гоняет на своей вонючей «Шкоде», заваленной пакетиками чипсов, банками колы и остатками фастфуда (садясь в его машину, я всегда жалею, что на мне нет защитного комбинезона – типа тех, что используют при работе с асбестом). И, конечно же, меня волнует его рацион и сбалансированность питания.
Я переживаю из-за Иззи – действительно ли она смирилась с нашим разрывом или просто делает вид. Переживаю из-за своего будущего – останусь ли я до конца своих дней личным помощником в «Флаксико», неужели у нас в саду водятся крысы, и если так, то вдруг они проберутся в дом и ночью укусят Иззи.
– Пошевеливайся! – рявкает, оглядываясь на меня, Пенни, в то время как я семеню за ней, точно служанка за госпожой. И вот мы у выхода из кафе. Она выбегает первой, и мы устремляемся вниз по пешеходной улице и благополучно сворачиваем за угол.
Она останавливается и переводит дух. День теплый и довольно душный, и у меня волосы прилипли ко лбу.
– Ну, угораздило же нас, – заявляет она.
– Черт возьми, Пенни, – восклицаю я, – ты хоть понимаешь, что теперь мы туда ни ногой?
– Это еще почему? Нас никто не видел.
– Мы все обляпали и вляпались!
Она мотает головой, берет меня под руку, и мы движемся в сторону метро.
– Ты слишком много переживаешь.
– Я в курсе.
– И мне действительно жаль твой топик.
– Не важно, он старый.
Я ловлю ее взгляд – подруга улыбается, и меня разбирает смех. И снова ей удалось отвлечь меня от пагубных мыслей про новую пассию моего благоверного.
– Знаешь, что я думаю? – спрашивает она.
– Что? – Я предвкушаю очередной мудрый совет.
– Я думаю, – заявляет она, когда мы спускаемся в метро, – если они не хотят, чтобы посетители ели пирожные, то зачем они их продают?
Глава десятая
Среда, 24 июля
До того как это случилось со мной, я считала, что после ухода мужа больно первые недели, а затем мало-помалу жизнь налаживается. После бури, так сказать, наступает затишье. И по большей части это действительно так: довольно цивилизованно и вполне по-деловому. Я стараюсь держаться максимально достойно, когда Энди приезжает за Иззи или за своими вещами. Я даже предлагаю ему чаю (причем не плюю в чашку) и помогаю относить к машине сумки с книгами и медицинскими журналами.
Но в другие дни я чувствую себя так, точно мое сердце разбито снова, и закипаю от ярости и обиды. Я безутешно рыдаю в отделе молочных продуктов супермаркета. Съезжаю на обочину по дороге домой и сижу в машине, обливаясь слезами и понимая, что буду выглядеть кошмарно, когда приеду за Иззи в городской лагерь или к подруге домой, но не могу взять себя в руки. Плаваю в бассейне и представляю себе, как Энди занимается этим с ней, и мои слезы смешиваются с хлорированной водой. Я звоню ему с намерением выплеснуть гнев, но только всхлипываю и нажимаю «отбой». Это происходит какими-то припадками, а затем следует пара недель, когда слез нет вообще.
Порой мне хочется не плакать, а орать, крушить все подряд и избить его. В такие мгновения я сделала брешь в плетеной мусорной корзинке, расколотила его любимую кружку и шариковой ручкой продырявила его старый садовый свитер. К счастью, Иззи этого не видела. Мысль о том, что я ей нужна, – это просто спасение.
Сейчас она в постели – только что пробило девять, – и Энди здесь, все копается с бумажными коробками, которыми завален шкаф на верхней площадке.
Он мог бы загрузить их в машину и свалить с глаз долой, но нет – ему нужно перенести все в гостиную и, не считаясь с моими чувствами, долго и мучительно перебирать бумаги. Я слоняюсь туда-сюда, что-то прибираю, поправляю и жду, когда он уедет.
– А дома это сделать никак нельзя? – отрывисто спрашиваю я.
– Да, конечно, – бормочет он. – Еще немного. – И продолжает просматривать документы.
Воскресный день в обществе Пенни был замечателен хотя бы тем, что разжег во мне очередную искру гнева. В конце концов, когда ее сердце было разбито, она не упивалась жалостью к себе, а напилась и забросала машину яйцами.
Подруга трескала трубочку с кремом в книжном кафе, потому что ей так хотелось. И пусть это плохо кончилось, но суть в том, что ей наплевать на последствия. Надо брать пример с Пенни, решаю я.
– А я не хочу, чтобы ты занимался этим здесь, – рявкаю я.
– Да? – Энди удивлен и принимается собирать свое барахло.
– И еще хочу спросить, – продолжаю я с колотящимся сердцем, – у тебя есть причины не пускать Иззи к себе на квартиру?
– Э-э, вообще-то нет, – он недоуменно моргает.
– Потому что если они есть, то лучше тебе сказать об этом, а не вешать мне лапшу на уши.
– Хорошо. О господи, – Энди качает головой так, точно я веду себя неадекватно, – просто там мало места.
– Да ну?
– Ну да! – Он хватает набитую бумагами коробку и направляется к двери.
Я чувствую, что на подходе приступ гормональной ярости, который мне неподконтролен, и принимаюсь медленно и глубоко дышать, чтобы успокоиться.
– Я не собираюсь отпускать ее к тебе с ночевкой, – говорю я. – Просто погостить, чтобы она могла увидеть, где ты живешь. Думаю, ей будет полезно.
– Почему? – Он хмурит лоб, и это выглядит почти комично.
– Это удовлетворит ее любопытство, разумеется. Так она будет знать, что ты живешь в хорошем месте и ей там рады.
– Так-то оно так, только там действительно тесновато, – говорит он, укладывая назад аккуратно подстриженные волосы, в которых просвечивает седина.
– Она еще маленькая, как-нибудь влезет, – отрывисто говорю я, и тут в комнату заходит Иззи. – Солнышко, ты должна быть в постели, – начинаю я, но дочь пропускает мои слова мимо ушей.
– Мы проходим сантиметры в школе, – объявляет она. – Во мне один метр и двадцать два сантиметра – точь-в-точь как у Мейв.
– Да что ты? – шумно изумляется Энди, вставая. – Вау! Я понятия не имел, что ты такая высокая…
Она упирает руку в бедро.
– Почему я не могу прийти к тебе домой, папочка?
– Ох… – Муж бросает в мою сторону взгляд, в котором читается: «Спасибо большое, что втягиваешь дочь в наши разборки». Можно подумать, что это моя вина. – Мне просто нужно кое-что разобрать и навести порядок к твоему приходу, заинька.
– По мне, и так сойдет, – хмурится она.
– Нет, не сойдет, – у него краснеют щеки и в каждом движении чувствуется сильное желание убраться вместе с барахлом отсюда подальше.
Я выхожу за ним к машине.
– Энди?
– Я не в настроении, – пыхтит он, захлопывая крышку багажника.
– Не в настроении для чего?
– Для допроса…
Я смотрю на него – это человек, который поднял целую бучу из-за булочек без масла, и это притом, что в мире столько голодных, которые обрадовались бы простой печенюшке из больничной столовой, а еще он месяцы напролет мне врал как сивый мерин. И как меня угораздило влюбиться в него? Я что, белены объелась?
– К тебе дочка просится, – рявкаю я, – а не, блин, герцогиня Кентская… – Я разворачиваюсь на каблуках и двигаю назад к дому.
– Вив! – кричит он мне в спину.
– Что? – я оборачиваюсь и гневно смотрю на него.
– Пожалуйста, не надо так бурно реагировать. Мы можем поговорить минутку?
– Я ухожу. Иззи нужно быть в кровати.
– Всего одну минутку.
Я тяжело вздыхаю и плетусь обратно к машине.
– Слушай… – Он замолкает. – Извини, пожалуйста. Я ее приглашу к себе, но только не сейчас, хорошо?
– Как угодно, – уже спокойнее буркаю я.
– Но, м-м… Я действительно хотел тебя кое о чем попросить. – Он снова замолкает. – Ты не против, если я увезу ее на недельку?…
– На недельку?! – восклицаю я. – То есть на целую неделю?
– Э-э… да, – кивает Энди. – Само собой, я пока не говорил ей об этом. Хотел сначала с тобой обсудить.
– Ясно, – я чувствую внутри пустоту. Значит, теперь у нас так – мы возим дочку отдыхать по отдельности. Ну, разумеется. А что еще я хотела? – Да, конечно. И куда ты думаешь поехать?
– К Льюису с Ниной. Там затевается общий сбор.
– На целую неделю?
Льюис – самый младший брат Энди. Они с женой владеют известным рестораном на берегу Лох-Файн. Нередко считается, что Северо-Шотландское нагорье – это рыба с картофелем фри и пироги на ужин – словом, углеводы с кетчупом и уксусом, но «Гнездо» – очень стильное заведение, где бородатые официанты хипстерского вида подают критмум и разные съедобные цветочки. За годы совместной жизни мы неоднократно там бывали, провели немало счастливых дней в их симпатичном беленом коттедже и плавали на лодке по озеру.
Я стараюсь не думать о том блаженном времени, а Энди между тем продолжает:
– Помнишь, они строили шале? Правильнее было бы сказать, экотуристические домики…
– Смутно. – Должна признать, в последнее время у меня были другие темы для раздумий.
– Так вот, их наконец доделали. Замысел в том, что все останутся на неделю, а под конец в ресторане будет большой праздник.
– Все? – У меня екает в груди.
– Ага. Мама с папой и вся орава…
После всего случившегося до меня еще толком не дошло, что мои отношения с его родителями также радикально изменятся. Я очень к ним привязана и знаю, что они ко мне тоже. А что будет теперь?
– Судя по всему, Нина приложила массу усилий к их обустройству, – продолжает он. – Сшила на заказ килты, а еще там дровяные печки и коврики из овчины…
– Звучит потрясающе, – сухо говорю я.
– В любом случае это лучше кемпинга, – тараторит он. – Сама знаешь, какие там мошки…
– Энди? – перебиваю я.
– Да?
Черт, думаю я, сейчас я точно вляпаюсь.
– Она не едет с тобой, да? Я имею в виду, на общий сбор?
– Что?
– Ты знаешь, о ком я. Ты не берешь ее с собой на семейный праздник вместе с Иззи?
– Господи, нет! – в ужасе восклицает он. – Нет, Вив, я тебе обещаю…
