– Очень хочется домой, – не стал скрывать Алецкий.
– Мы живы, мы свободны, и мы вооружены, – повторил Шилов. – Это необходимые условия для возвращения. Осталось придумать, как это сделать.
Не заразиться его оптимизмом было решительно невозможно, и Алецкий неожиданно для самого себя подумал, что их положение не такое уж плачевное. Осторожно подумал. И вздохнул, понимая, что никогда не будет таким же яростно дерзким, как его новый, но, судя по всему, очень хороший друг – капитан лингийского военно-воздушного флота Матиас Шилов, до сих пор прикидывавшийся капитаном скучного лингийского грузовика. Причём яростная дерзость Шилова не была наигранной, демонстративной – Алецкий видел, что лингиец действительно пребывает в отличном расположении духа и готов к любым неожиданностям. Особенно – к хорошей драке.
И смутить его было решительно невозможно.
Находимся на планете, с поверхности которой не видны звёзды? Ерунда! Враги ведь отыскали способ их видеть, значит, и мы разберёмся!
Экспедиция разгромлена, остатки кораблей рассеяны по планете, и встреча с противником грозит гибелью? Разумеется, грозит – они горько пожалеют, если попадутся нам по пути!
А чтобы всё стало совсем хорошо, нужно отыскать мессера Помпилио, доложить обо всём, что случилось во время его отсутствия, и вернуться под его командование. Во-первых, потому, что мессер точно знает, что нужно делать. Во-вторых, если Помпилио потеряется, это обязательно вызовет гнев дара Антонио, так что лучше найти Помпилио и потеряться вместе с ним, ибо, кроме гнева дара Антонио, бесшабашный Шилов ничего по-настоящему не опасался.
«Ну а в-третьих, – подумал про себя Алецкий, – дер Даген Тур возможно сумеет призвать «развеселившегося» Шилова к разумной осторожности».
Что же касается хорошего настроения Матиаса, оно было вызвано захватом лёгкого крейсера – вернувшись к привычному командованию полноценным боевым цеппелем, капитан Шилов почувствовал себя в своей тарелке и был не прочь продемонстрировать противнику умения.
– А самое главное, дружище, я располагаю крайне важной информацией о том, что происходит на Мартине и вокруг неё.
– Могу я узнать, откуда ты её получил?
– От бывшего капитана моего нового крейсера, – беззаботно ответил Шилов. – И хочу сказать, что на Мартине и вокруг неё творятся такие интересные дела, что следовало присылать не научную экспедицию, а полноценную ударную эскадру. Ничего личного, дружище, я с большим уважением отношусь к Астрологическому флоту, вы делаете важное и полезное дело, а мессер Помпилио и вовсе носит ваш мундир, но, при всём уважении, сначала этот гадюшник следовало зачистить из крупных калибров и прикончить всех, кто окажется на пути.
– Вижу, ты уже начал. – Не то чтобы Алецкий имел что-то против военных, но он искренне считал себя мирным человеком, и энтузиазм, с которым Шилов говорил о предстоящей войне, вызывал у него некоторое смущение.
– Нет, я лишь слегка размялся. – Шилов стал неожиданно серьёзным и ещё более неожиданно – грустным. – До тебя действительно не доходит, дружище?
– Что именно? – растерялся Алецкий.
– То, что они убили всех наших, – жёстко ответил Матиас. – Они убили всех, кого смогли: адмирала, офицеров, рядовых цепарей… всех парней, которых ты знал и с которыми шёл сюда. Убили за то, что мы сюда явились. – Пауза. – Тебя это не трогает?
– Мне жаль, но…
– Что «но», дружище? – перебил Алецкого Шилов. – Какое может быть «но»? Кровь пролилась. И не мы её пролили.
Да, с этим не поспоришь и Матиаса не переубедишь: в его картине мира пролитая кровь имела решающее значение. Относительно всего остального можно достичь компромисса, договориться, уступить, а вот кровь требует расплаты. Кровь прощать нельзя.
И лингийцы не прощали.
– И что теперь? – уныло спросил Алецкий.
– Отправляемся на поиски мессера и убиваем всех, кого встретим по дороге.
– А боеприпасов хватит?
– У меня есть оружие, значит, будут и боеприпасы. – Матиас вернулся к жизнерадостному тону. – Идём курсом, который указал тебе мессер, и надеемся на встречу. Сохраняем режим радиомолчания, переговоры – только семафором, так что не забудь поставить наблюдателя следить за моим семафорным постом.
– Можно вопрос?
– Разумеется.
– Почему ты решил, что из нас двоих главный – ты?
Не то чтобы Алецкому вдруг захотелось покомандовать – нет, просто капитана научного судна слегка покоробила безапелляционность, с которой лингиец присвоил себе право командовать, вот и решил уточнить.
– Потому что, пока мессера с нами нет, я – единственный, кто сможет вытащить вас отсюда, – с обезоруживающей наглостью ответил Шилов.
– Или угробить, – вздохнул Алецкий.
– Или угробить, – не стал спорить Матиас. – Но ты знал, на что шёл, когда согласился встать под лингийское командование.
– А я соглашался? – изумился Алецкий.
– Разумеется! – с энтузиазмом ответил Шилов и объяснил: – Мартина находится в нашем секторе Герметикона, мы прибыли на неё, дали ей имя, занесли в астрологические атласы и установили флаг. Так что в настоящее время ты находишься на территории Лингийского союза. А согласно лингийским законам, в случае чрезвычайных обстоятельств старший офицер имеет право, а в некоторых случаях – обязан, принять на себя всю полноту власти. А наши обстоятельства, дружище, не чрезвычайные – они дерьмовые.
* * *
Долго ждать и далеко идти не пришлось…
Вообще идти не пришлось: уткнувшийся в чужую землю паровинг ещё догорал, исчезая в огненной алхимической смеси, когда на укрывшихся за скалой лингийцев упала гигантская тень «Пытливого амуша». Приземляться Дорофеев не стал, да на это никто и не рассчитывал, сбросил с пятидесяти метров «корзину грешника» и стал набирать высоту, не дожидаясь, пока экипаж паровинга окажется на борту. А учитывая, что «Амуш» поднимался разворачиваясь, чтобы скорее вернуться к месту падения катамарана, путешествие в «корзине» получилось запоминающимся – болтало крепко. Но, разумеется, не шло ни в какое сравнение с только что пережитым падением.
На борту всех тщательно осмотрел Хасина. Состоянием Киры медикус остался доволен, но порекомендовал «как следует отдохнуть», затем явился Помпилио и лично проводил жену в каюту, где её поджидала ванна. Рыжая попросилась на мостик, но дер Даген Тур с улыбкой ответил, что «ничего интересного больше не будет – катамаран на земле», и рыжая подчинилась. Тем более после боя на Мартине, прыжка через Пустоту и гибели паровинга ей действительно требовался отдых.
Она задремала в ванне на пару минут, поняла, что усталость берёт своё, отправилась в спальню и вышла из неё лишь через пару часов – свежая, бодрая, в элегантном платье, идеально подходящем блистательной Кире дер Даген Тур, адире и светской даме, а не командору Астрологического флота. Валентин предупредил, что мессер ожидает супругу в кают-компании, в которой был сервирован лёгкий ужин, по окончании которого дер Даген Тур проводил рыжую на открытую палубу – прогуляться и полюбоваться красотами новой планеты.
«Пытливый амуш» шёл на высоте сто пятьдесят метров, и погода стояла безветренная, что особенно благоприятствовало приятной прогулке на свежем воздухе.
– Кажется, я слегка простудилась в Пустоте, – пошутила Кира, облокачиваясь на перила. – В горле першит.
– Здесь все кашляют, – спокойно ответил Помпилио, остановившись рядом с женой так, чтобы плечом касаться её плеча. – Хасина и Мерса разбираются, из-за чего это происходит и что нужно делать.
– Думаешь, что-то серьёзное?
– Было бы серьёзное – мы бы уже почувствовали признаки недомогания, – ответил дер Даген Тур. – Полагаю, какая-то особенность местного воздуха, раздражающая наши дыхательные пути.
Ответил настолько уверенно и спокойно, что Кире захотелось податься вперёд и крепко прижаться к мужу. К всегда спокойному и хладнокровному мужу, широкоплечему, уверенному, сильному.
Внешне дер Даген Тур никак не походил на растиражированный, привычный всему Герметикону образ адигена: не очень высокий, плотный, лысый – как все чистокровные Кахлесы, он больше походил на простолюдина, нежели на представителя одного из древнейших адигенских родов Линги, а значит – всего Герметикона. В походе он предпочитал носить удобную цепарскую одежду, разумеется, пошитую на заказ, но Валентин предупредил хозяина, что Кира захотела появиться нарядной, поэтому Помпилио выбрал классический адигенский месвар – бордовый, расшитый золотом.
– Раздражающий наши дыхательные пути… – тихим эхом повторила рыжая фразу мужа. – Ещё одна особенность местного воздуха, помимо того, что он оказался слишком лёгким для паровинга.
– Мне очень жаль, Кира. – Он накрыл рукой её ладонь.
– Спасибо. – Она наконец-то уткнулась лбом в его плечо.
Он улыбнулся.
Она знала, что он улыбается.
– Ты доволен?
– Теперь ты на борту «Амуша». И мне намного спокойнее.
– Я вернусь на паровинг, – прошептала она, продолжая прижиматься к мужу.
– Я знаю.
– Сразу, как только появится возможность.
– Не сомневаюсь.
Он знал, что его рыжая красавица не может не летать, что ей нравятся скорость, командирское кресло и подрагивающий штурвал. А ещё дер Даген Тур знал, что если он попросит – Кира перестанет рисковать и навсегда откажется от паровинга. И сейчас очень удобный момент попросить… но он не станет этого делать. Ни за что не станет. Будет беспокоиться, бояться, но не попросит жену перестать летать.
– Спасибо.
Возможно, она прочитала его мысли.
Помпилио наклонился и нежно поцеловал Киру в губы. Она потёрлась лицом об его плечо, потом повернулась, чтобы они смотрели в одну сторону, и тихо сказала:
– Я даже представить не могла, что в Герметиконе сыщется планета красивее Мартины.
– Сама планета, будем справедливы, красотой не блещет, – пробурчал дер Даген Тур.
– Не придирайся.
– Я говорю лишь то, что вижу.
А видел он каменистую почву, собравшую в себя все оттенки бурого, такие же валуны, обломки скал и горы. Кратеры – от мелких, пяти-десяти метров диаметром, до гигантских. И полное отсутствие жизни. Ни растений, ни воды.
– Помпилио… – Кира вновь улыбнулась. – Ты прекрасно понимаешь, о какой красоте я говорю.
Он помолчал, тоже улыбнулся – рыжая поняла это по тому, с какой нежностью муж потёрся щекой об её щёку, – и негромко произнёс:
– Пустота умеет удивлять.
Согласившись с мнением жены.
– Думаешь, дело в Пустоте?
– Не сомневаюсь, что в ней, – кивнул дер Даген Тур. – Точнее, в аномалии, которая действует на Мартине, здесь и… по всей видимости – там.
– Здесь необычно.
– Необычно – весьма лёгкое определение того, что мы видим.
– Зато точное, – заметила Кира. – Красота не может быть стандартной.
– Наслаждению мешает непонимание происходящего.
– Ты меня дразнишь. Ты тоже восхищён.
Дер Даген Тур помолчал, после чего едва заметно улыбнулся:
– Да. – И поцеловал жену в шею. – Я действительно восхищён.
И было чем восхищаться.
Если гигантскую луну Мартины, которую адмирал дер Жи-Ноэль нарёк Близняшкой, ещё можно было сравнить с изумительной Деригоной, считающейся чудом Герметикона, то планета, на которой они оказались сейчас, аналогов не имела. Ничего похожего. Нигде. Она была частью удивительной системы, противоречащей всем законам астрологии и физики, нарушала каноны небесной механики, дерзко демонстрировала то, чего не может быть, и она… она была. И объяснить её существование получалось только аномалией. Причудой Пустоты, способной на всё так, словно была живой и развлекалась, складывая свои «кубики» в невероятные «домики». Невысокая гравитация, разреженный воздух и горизонт, находящийся ближе, чем следовало, говорили о небольших размерах планеты – однако она удерживала атмосферу. У неё не было собственной звезды, во всяком случае, до сих пор светило не появлялось, зато в небе улыбались друг другу два невозможно огромных спутника. И судя по всему, каждый из них был полноценной, пригодной для жизни планетой – с атмосферой и водой. И находились они настолько близко, что горы, моря и крупные озёра можно было разглядеть в простой бинокль. Если, конечно, их не скрывали облака…
Те облака, которые находились там, потому что здесь, на их каменистом пристанище, небо было абсолютно чистым.
– Одна луна на двоих? – прошептала Кира, увлечённо разглядывая необыкновенную картину.
– Возможно. Но в чём я не сомневаюсь, так это в том, что астрологи с ума сойдут от изумления. – Помолчал и добавил: – Не бортовые, конечно, а те, которые занимаются астрологией как наукой.
Потому что бортовые астрологи, перемещающие цеппели через Пустоту, и так считались сумасшедшими.
– Теперь я понимаю, почему ты любишь путешествовать.
– Пустота умеет удивлять, – повторил дер Даген Тур. Он мягко взял жену за руку и посмотрел в глаза: – Я очень испугался сегодня.
Кира промолчала. Но взгляд не отвела.
– Дважды испугался, – продолжил Помпилио. – Первый – когда ты направила паровинг в «окно» перехода.
– Ты в него вошёл, – коротко ответила рыжая.
– Я должен был так поступить, – сказал дер Даген Тур.
– И я.
– Ты сильно рисковала.
– Мерса проходил на паровинге через чужое «окно». Но никто не делал этого на цеппеле. Так что ты рисковал сильнее.
– Я должен был так поступить.
– Я – твоя жена, Помпилио, и я пойду за тобой куда угодно: в «окно», на войну, на бал, в театр, – твёрдо произнесла Кира. – Я всегда буду рядом. Где угодно. Против кого угодно. Я буду рядом. – Она помолчала и закончила: – Ты знал, на что шёл, когда женился на мне.
– По-другому и не нужно, – не менее твёрдо ответил дер Даген Тур. – Но я всегда буду за тебя бояться.
– А я – за тебя. – Она на мгновение прижалась к мужу, затем отстранилась и прищурилась: – А теперь скажи: ты вытащишь нас отсюда?
– Разумеется.
– Иного ответа я не ожидала.
