Тэыль взглянула на Гона, будто подтверждая верность его слов, и вновь заговорила:
– Тогда позволь тебя спросить. Как ты на самом деле перемещаешься между мирами? Ты и Ли Рим.
– До сих пор я отвечал на все твои вопросы, так будет и впредь. Но этот оставлю без ответа.
– Ладно. И все-таки это действительно твои первые отношения?
Вопрос застал Гона врасплох. Он отвернулся и направился к припаркованной на дороге машине.
– На это я тоже не стану отвечать. Пойдем отсюда. Как-то внезапно похолодало, не находишь?
– В моем мире мужчина обязан держать свое слово, но у вас, кажется, о таком и не слышали.
– А, так вот, значит, как у вас заведено, – с напускным простодушием ответил Гон, делая вид, что ничего не понимает.
Тэыль догнала его и решительно преградила дорогу. Гон серьезно и с интересом посмотрел на девушку: с какой легкостью она задает подобные вопросы и при этом выглядит такой очаровательной! Но Тэыль еще не закончила.
– Кто та девушка, для которой ты готовил рис со стейком?
– Я думал, ты хотела задать только один вопрос.
– Ты на него не ответил.
– Я учился в Военно-морской академии. Ты единственная женщина в моей жизни.
Тэыль шла спиной вперед, лицом к Гону, ветер подхватывал и развевал их волосы. Их нежные чувства друг к другу облаком парили вокруг.
– А ты за словом в карман не полезешь.
Тэыль, пятясь, не заметила на дороге камень и едва не споткнулась, но Гон вовремя среагировал и ухватил ее за талию.
– Это просто у тебя нет чувства юмора.
– На тебе отлично сидит военная форма, ты в ней выглядишь сногсшибательно, – сказала Тэыль и, взяв Гона за руку, повела вперед.
– Зачем за руку схватила?
– Ты готовил рис со стейком для Ку Сорён? Только не говори, что делал это в форме.
Тэыль была рада услышать, что она единственная девушка в жизни Гона, но не прекратила задавать вопросов.
Не выдержав, Гон громко рассмеялся и шутливо сказал:
– Я сначала промыл рис, а потом надел форму.
– Помнится мне, ты говорил, что надеваешь ее только в самые ответственные моменты.
– Так и есть. Например, когда собираюсь сделать предложение любимой девушке.
– Для меня ты ее не надевал.
Тэыль остановилась и посмотрела Гону в глаза.
– Я не мог, нужно было поспешить. Но это лучшее, что я сделал с тех пор, как пришел в этот мир. И я все еще жду твоего ответа. Да, к слову, история с Ку Сорён – просто выдумка.
– По-твоему, это предложение? Разве ты спрашивал, согласна ли я стать твоей императрицей? Просто поставил перед фактом.
– Так каков твой ответ? Выйдешь за меня?
Взгляд Гона был слишком серьезным. Тэыль не понимала, он и правда намерен жениться или просто шутит. Она едва сделала шаг назад, как Гон неожиданно обнял ее. Тэыль не пыталась его оттолкнуть, лишь наслаждалась моментом в его нежных и теплых объятиях.
– Ну так что, ты согласна выйти за меня?
– Если я откажусь, сегодняшний день будет у нас последним?
Сама того не подозревая, Тэыль словно ножом прошлась по сердцу Гона: от ее слов оно на мгновение остановилось.
Гон посмотрел на нее взглядом раненого зверя:
– Значит, ты отказываешься?
– Время еще не пришло.
Гон наклонился к Тэыль, будто так он мог лучше понять смысл сказанных ею слов. Девушка продолжила:
– Я много думала об этом и поняла, что просто хочу жить сегодняшним днем. Будто сегодня единственный день, когда можно побыть легкомысленными. Вот как мы должны жить. Понимаешь?
– Обычно в такие моменты пары клянутся в вечной любви… А мы будем жить одним днем?
На самом деле Тэыль тоже хотела вечной любви, как в сказках. Хотела быть счастливой и навсегда остаться в этих теплых объятиях. Хотела жить с Гоном в одном мире, но прекрасно понимала, что ее мечты несбыточны.
– Именно. Завтра для нас не существует. Пусть наше сегодня длится вечно.
Сделав вид, что не замечает боли в глазах Гона, Тэыль решительно подняла руку, сжимающую его ладонь.
– Вот почему я взяла тебя за руку: не хочу терять ни минуты.
И оба они думали лишь об одном: «Надеюсь, что пути, по которому нам суждено идти вместе, не будет конца!»
* * *
Запах вкусной еды разносился по частной резиденции премьер-министра. Сорён только недавно вернулась с работы и застала дома свою мать. На столе уже стояло множество различных гарниров. Садясь за стол, уставленный едой, Сорён слегка нахмурилась: ей не понравился выцветший вязаный шарф на шее матери.
– Я столько одежды тебе отправляла, почему ты ничего не носишь? – заговорила Сорён.
Сорён часто задавалась вопросом, как у такой матери могла родиться такая дочь. Им обеим были свойственны жадность и упертость, но у матери эти качества проявлялись иначе. Казалось бы, теперь, когда дочь стала премьер-министром, она могла бы расслабиться и позволить себе роскошь, но нет.
– Не трать деньги зря. Я не носила дорогую одежду, даже когда была замужем за богачом.
– Это было сто лет назад.
– И то верно. Я вот тебе немного рыбы принесла.
Когда мама пошла собирать посуду, Сорён макнула палец в один из гарниров. Солоноватая приправа пришлась ей по вкусу.
Облизывая палец, Сорён внезапно спросила:
– Мам, ты правда не присылала мне газету?
– Соленая же, ешь с рисом. Ничего я тебе не присылала. А что за газета?
Казалось, она действительно не понимала, о чем речь. И в прошлый раз, когда Сорён задала этот вопрос по телефону, мама ответила, что ничего не знает. Это было как раз в тот день, когда она поехала в тюрьму, чтобы встретиться с Луной. После разговора с ней Сорён почувствовала себя грязной во всех смыслах этого слова, а вечером ей доставили еще одну фальшивую газету. Содержание ее было сомнительное, но оттого, что она пришла от имени родной матери, было особенно не по себе. Сорён на мгновение нахмурила брови. Ее мама поставила на стол миску с рисом и разложила приборы.
Взяв ложку, Сорён покачала головой и сказала:
– Ладно, забудь. Должно быть, произошла ошибка в офисе секретаря: через него столько корреспонденции проходит. Ты сама как, дома все хорошо?
– Все как всегда, сама знаешь. Вот только мне интересно… По поводу Ли Рима. У него не было внебрачных детей?
Вопрос прозвучал так внезапно, что Сорён снова положила ложку на стол, так и не притронувшись к еде. Убийство императора двадцать пять лет назад стало шоком для всех и оставило неизгладимый след в памяти.
– Не говори глупостей. Он умер через год после той истории, и у него не было наследников.
– Вот как? Один покупатель как-то забыл у меня в магазине зонт и на днях пришел его забрать. Он выглядел ну в точности как Ли Рим в те годы. Вот я и подумала: может, у него остался сын.
Поразмыслив, Сорён отыскала старый школьный учебник и показала матери фотографию Ли Рима. Мать стояла на своем: тот покупатель выглядел точно так же. Она и сама прекрасно понимала, что не стоит нигде и никогда поднимать эту тему, она даже по телефону не стала о подобном спрашивать, однако Сорён все равно предупредила ее:
– Мам, если будешь об этом везде болтать, огребешь проблем. У императорской семьи все еще нет наследника, а ты тут про бастарда изменника говоришь? Если тебя поймают на распускании подобных слухов, мне конец. Не забывай, что твоя дочь – премьер-министр этой страны.
Сорён все верно подметила. Мать в ужасе принялась судорожно отнекиваться:
– Ты что, я никому не говорила об этом. Только тебе. Я точно никому не скажу, честно.
Мать застыла с глупым выражением лица и в полной растерянности. Сорён покачала головой. Как бы ей ни хотелось отведать вкусных маминых гарниров, она не могла: кусок в горло не лез. В голове крутилось несколько кусочков пазла, который все не получалось собрать.
Сорён вспомнила о своем бывшем муже, председателе «Кей-ю групп» Чхве Бисоне. Известный в своих кругах лоббист, он помог Сорён подняться до поста премьер-министра страны и сохранить за собой эту должность. Недавно он просил Сорён о встрече. Чхве Бисон максимум разве что начнет уговаривать выпустить его из тюрьмы по специальной амнистии. Сейчас она единственная, с кем он может поговорить. А Сорён знала, что по части тайных дел нет никого лучше «Кей-ю групп».
Она чувствовала: есть что-то общее между отправителем газеты и участниками заговора двадцатипятилетней давности.
* * *
Сбоку на наручных часах выступала маленькая головка – деталь заводного механизма. Ли Рим, проведя рукой по шероховатой поверхности головки, толкнул защелку внутрь, после чего секундная стрелка начала двигаться. Послышалось мерное непрерывное тиканье: тик-тик, тик-тик, тик-тик. Установив время, Ли Рим положил часы во внутренний карман и посмотрел в окно.
Чоёль, сидевший на водительском сиденье, через зеркало заднего вида посмотрел в глаза Ли Риму и сказал:
– В хоспис наведывалась полиция.
Внешне Ли Рим сохранял спокойствие, однако новость не осталась неуслышанной: на лбу его проступила морщинка. Лицо Чоёля в отражении зеркала выглядело немного разочарованным.
– Мы обо всем позаботились, проблем возникнуть не должно, вот только Чан Ёнджи влипла в неприятности: она попала в аварию и сейчас сидит в следственном изоляторе. Я отключил телефон, который вы ей дали, и пытаюсь вытащить ее на свободу. И еще…
– Как, это еще не все?
– К сожалению… Этот придурок Ким Гихван куда-то пропал. Его мы тоже пытаемся найти.
Ким Гихван владел рестораном, где подавали пудэччигэ, и внезапно он исчез. Проблем у Чоёля все прибавлялось и прибавлялось. Спокойствие Ли Рима улетучилось, теперь он смотрел на своего подчиненного свирепым взглядом. Он подумал о флейте, которая волей судьбы сломалась пополам.
«В вещах, которые раньше были целыми, образуются трещины», – подумал Ли Рим.
– Трещины… Как же я их ненавижу, – проговорил он вслух.
Двадцать пять лет Ли Рим провел в ожидании, готовясь к триумфальному возвращению. И вот он здесь. Зловещим взглядом он окинул проносящиеся за окном просторы.
Глава 2. Иероглифы на мече
2,7182818284590452353602874713526624977572470936…
Сегодня снова остановилось время. Когда все вокруг замерло, Гон принялся считать. С тех пор как он впервые заметил подобное явление, паузы длились все дольше и дольше. Гон вмиг пересек комнату, освещаемую одной настольной лампой, – и вот уже его длинная тень нависла над столом, на котором лежал телефон. Тот самый 2G-телефон, который ему отдал владелец ресторана Ким Гихван. На него так никто и не позвонил. И вдруг Гон подумал о Ли Риме: только от него Ким Гихван мог получить этот телефон.
– Дядя, – тихо произнёс Гон, и воспоминания из детства ожили в его памяти.
Однажды, когда Гон сидел в зале Чхонджонго и рассматривал меч отца, подошел Ли Рим и спросил, известно ли ему, что означают выгравированные на мече иероглифы. Гон рассказал все, что знал о мече, и Ли Рим любезно объяснил ему, что кое о чем тот запамятовал. Уже тогда на лице Ли Рима можно было разглядеть черную тень: в его голове уже зрела мысль о заговоре с целью убить этим самым мечом своего сводного брата и завладеть всем миром.
Его мысли прервал долгожданный звонок. Номер звонившего, конечно же, не определился. Гон поднес телефон к уху.
«Небо дарует жизнь, а земля – укрепляет дух. Луне подвластны морские приливы, а рекам – очертания гор. За вспышкой молнии грохочет гром. Искорени злые умыслы, прислушайся к здравому смыслу и борись за справедливость», – гласила надпись на мече.
Это было призвание императора. Гон помнил, как в тот день, когда они с дядей обсуждали значение этих иероглифов, Ли Рим спросил:
– Ваше Высочество, сможете ли вы справиться со своей миссией?
Текст, выгравированный на мече, Гон помнил наизусть, и, как только он поднял трубку, слова сами сорвались с языка.
«Что ж, – подумал Гон. – Во имя добродетели я искореню зло».
– Помнишь мой голос? А вот я твой – отлично.
Голос Гона был низким и тяжелым, от волнения он часто сглатывал слюну. Это была неожиданная для Ли Рима контратака от родного племянника, которого, как он и рассчитывал, смутил его ничуть не изменившийся за двадцать пять лет голос.
Ли Рим немного помолчал, а затем наконец произнес:
– Слушаю, мой дорогой племянник. Как твое здоровье?
