Они замолчали.
Токарь, думая о чем-то своем, смотрел в дальний угол кафе. Дышащий на ладан вентилятор тщетно силился победить липкую духоту и разогнать спертый воздух в кафе. Двое мужчин закончили с супом и переключились на эклеры с чаем.
– Токарев потому что, – наконец ответил Токарь.
Нина пристально посмотрела на него, прищурившись и наклонив голову набок. Уголки губ насмешливо подернулись.
– И все? Так просто?
– А че такого?
С подносом в руках вернулся официант. Он торопливо расставил тарелки, стараясь не смотреть на Нину и тем более на Токаря, но все же, уходя, не удержался и бросил короткий взгляд в глубокий вырез Нининой футболки. К счастью для него, на сей раз Токарь этого не заметил.
Нина добавила щепотку соли в суп и вернулась к прерванному разговору.
– Мне кажется, прозвище должно отражать сущность его носителя. Его характер. Убеждения. Или профессиональные навыки. Хоть что-то. А так получается какая-то бессмыслица: Токарь – потому что Токарев.
– Почему бессмыслица? – не понял Токарь. – «Прицеп» такой дали из-за фамилии, еще в школе. Так и прижился.
Нина зачерпнула ложку супа, попробовала его на вкус. Подумав, прибавила еще немного соли.
– Я неправильно выразилась. Конечно, определенная логика в этом есть. Даже вполне очевидная. Производное от фамилии и все такое, но, – она снова смешливо посмотрела Токарю в глаза, – не знаю… всю жизнь откликаться на какую-то кличку, которая по большому счету не имеет к тебе никакого отношения. То есть, я хочу сказать, ведь ты уже не мальчик. Тебе не кажется, что в твоем возрасте это как-то несолидно, что ли? Слишком примитивно. Прости, это грубо, я не хотела тебя оскорбить. Давай я перефразирую. В моем понимании, прозвище в первую очередь отличает от имени и фамилии то, что человек сам имеет возможность выбрать его себе…
– Я не знаю ни одного пацана, кто бы придумал себе погоняло сам, – перебил Токарь девушку.
– Ну пусть так, – согласилась Нина. – Ты прав. Когда кто-то сам выбирает себе кличку, это попахивает нарциссизмом. Но в любом случае, давать прозвища человеку должны люди, которые хорошо знакомы с этим человеком. Кто близок ему по убеждениям, кто хорошо его знает, то есть друзья. Только в этом случае прозвище будет действительно соответствовать его внутреннему миру.
– А почему вообще кликуха должна соответствовать внутреннему миру?
– Потому что в ином случае в ней теряется всякий смысл, а значит, пропадает и необходимость. Зачем тогда эта замена настоящего имени, которое было дано тебе при рождении, на пустое, бессмысленное прозвище?
– Да че ты прицепилась ко мне с этими прозвищами? Говорю же, с детства привык, вот и все, – Токарь начинал закипать.
– А в шестьдесят лет ты тоже будешь Токарем? – На мгновение на лице Нины появилась с трудом уловимая тень брезгливой иронии. – Хотя о чем я спрашиваю…
И прежде чем Токарь успел найти, что на это ответить, Нина провела ладонью по его щеке и улыбнулась ему так, что у него перехватило дыхание.
– Не обижайся, пожалуйста, на меня, милый. Иногда мне самой хочется врезать себе по физиономии.
– Петухи обижаются. Думай, че городишь, – вырвалось у Токаря.
Нина изумленно на него посмотрела.
– Что?
– Ладно, проехали, э-э-э, я хотел сказать, это… извини, короче, – уткнувшись глазами в пол, выдавил из себя Токарь. Крайне редко ему доводилось извиняться перед кем-либо.
Но Нина и не думала обижаться. Напротив, ее губы растянулись в удивленной улыбке.
– Нет-нет. Не извиняйся. Все нормально. Я просто не совсем поняла, что это значит: «петухи обижаются». Какие петухи? Те самые, которые в тюрьме?
Токарь серьезно кивнул.
– А остальные люди, стало быть, не обижаются. А что тогда?
– Огорчаются, – ответил Токарь, подозрительно сдвинув брови. Ему казалось, Нина смеется над ним.
– Огорчаются?! – прыснула девушка. – Ты ведь шутишь, правда? Да ладно, серьезно? Так ведь даже нельзя сказать: «Я на тебя огорчаюсь». Это вообще на каком языке? Так может сказать гастарбайтер, для которого русская речь не родная. И что, если кто-то назовет тебя обиженным, ты… а действительно, что тогда?
– Ебасос ему расшибу. В лучшем случае.
Токарь нервно играл желваками, то и дело открывая и закрывая крышку своей позолоченной «Зиппо».
Но Нина, казалось, этого не замечает.
– Это просто фантастика, ха-ха!! Такая разница толкований! – Девушка отщипнула кусочек хлеба, закинула себе в рот и, глядя на Токаря, с переигранным театральным восхищением несколько раз похлопала в ладоши. – То есть ты изобьешь человека только за то, что он обратится к тебе на нормальном русском языке? Я уж не говорю о том, что за такую «провинность» в принципе людей бить нельзя. Откуда несчастному вообще было знать, что обращаться к тебе можно только на каком-то вымышленном, несуществующем языке?
– Кто надо, тот знает, – Токарь закипал.
– И потом, чем тебе вообще не угодило слово «обижаться»? На кой черт нужно было брать самый подходящий из глаголов, характеризующих это чувство, и заменять его на совершенно неправильное по смыслу слово? Ну хорошо, допустим, лично тебе наплевать на языковые нормы. Но за что же бить того, кто говорит правильно? Тебе-то какая разница?
Нина слишком поздно поняла, что перешла за черту дозволенного. Токарь вскочил с места, отшвырнул стул ногой и заорал на все кафе:
– Какая разница?! Один ебет, другой дразнится!!!
От неожиданности Нина вздрогнула. Улыбка медленно сползла с ее губ. Мужчины за дальним столиком покосились на Токаря, а официант предпочел не делать даже этого. С фанатичным усердием он дышал в стаканы, протирал их и ставил на место.
Красный, как рак, Токарь стоял неподвижно, буравя Нину своим жутким, свирепым взглядом. И всем, кто присутствовал при этой сцене, было совершенно понятно, что сейчас он борется с желанием разбить красивое личико своей спутницы.
В повисшей тишине отчетливо слышалось тяжелое дыхание Токаря. Он вбирал воздух полной грудью и с шумом выдыхал через ноздри. Так дышит разъяренный бык, растравленный матадором. И когда, казалось, Токарь уже собрался замахнуться, чтобы ударить девушку по лицу, Нина, хлопая ресницами, неожиданно пролепетала:
– Прости. Я, наверное, сказала какую-нибудь глупость.
То, с какой интонацией она это произнесла и, главное, с какой готовностью попросила прощения, даже не понимая, за что она его просит, мгновенно охладило Токаря.
Сама того не зная, а быть может и намеренно, Нина сыграла на древнейшем чувстве, свойственном таким людям, как Токарь. Сладком чувстве господства над женщиной, ибо нет для него в мире ничего более дурманящего, чем женщина, смиренно повинующаяся мужчине.
Разумеется, ничего подобного Токарь не подумал. Всю мыслительную работу проделали за него генетические духи предков.
Мощный выброс эндорфинов.
У Токаря закружилась голова. Ему захотелось обнять эту девочку.
На глаза Нины навернулись слезы. Она виновато улыбнулась и робким кивком головы «попросила» Токаря вернуться на свое место.
Он сел. Подбирая какие-нибудь слова, несколько раз причмокнул губами, но так ничего и не сказал.
Завтрак они закончили в молчании.
Первым заговорил Токарь, когда они перешли к кофе.
– Ты пойми, Нинок, на зоне…
Он осекся. Вглядываясь в глаза девушки, Токарь задумался. А надо ли ему вообще рассказывать ей об этом? Ведь понятно – девочка из другого мира. Что, если… как сказать… все эти истории о тюрьме и арестантских понятиях оттолкнут Нину от него? Напугают. Все-таки он не первый год живет на этом свете и прекрасно понимает, как девушки вроде Нины относятся к простым пацанам типа него самого. Разве ей объяснишь, что это не он такой, а жизнь такая? Она глупая, хоть и говорит умно?. Для нее жизнь по понятиям – это быдлятство, как они все любят сейчас говорить. Нет, слишком велик риск потерять ее. И так уже лишнего наговорил. Чудо, что она вообще еще не ушла после его выходки.
– Да неважно, в общем, – выдохнул он.
Нина понимающе кивнула и поднесла к губам чашку кофе.
Мимо прошел официант, неся поднос с двумя бутылками пива и какой-то закуской. Он остановился у дальнего столика. Получив свой заказ, двое мужчин глухо чокнулись бутылками.
Нина поглядела в их сторону и, улыбнувшись, вдруг предложила:
– Может, по пивку?
– По пивку? – оживился Токарь. – А че бы и нет!
Эта девочка нравилась ему все больше и больше. Мало того, что она покорно снесла его оскорбления и к тому же признала себя виноватой, так еще и нашла способ разрядить обстановку. Ай да умница, ай да золотце!
Он махнул официанту.
– Ой-ей, длинный! Принеси-ка нам пару «Хайнекенов»! Давай-давай, любезный, шевели булочками!
«А для вас я никто, как и вы для меня…» – с натужным хрипом запел телефон Токаря, лежавший на краю стола. Он скосил глаза на дисплей. Там высвечивалась фотография мужчины с болезненными тенями вокруг глаз и лихорадочным взглядом. Под фотографией моргала надпись: «Братка».
– Я ща, – сказал Токарь, вставая из-за стола. Взял телефон, вышел на улицу и только тогда ответил на звонок.
Глава 5
– Да, братан, здор-о?во… пожрать заехал… че?.. ну, думаю, через часа два – два с половиной буду на месте… Винстон, ты меня совсем за дебила держишь? Помню я все: приехал, осмотрелся, хуе-мое, короче, не учи папу любить маму. Скажи лучше, когда сам подтянешься?.. Понял. Ты выяснил номер и марку?.. Хорошо. Ладно, давай, мочим разбег.
Токарь положил трубку и записал в блокноте телефона: «Черный «МАН» Н-142-ТУ». Убрав телефон в карман, он посмотрел сквозь грязное оконное стекло кафешки на Нину. Девушка с аппетитом уплетала десерт. Словно почувствовав на себе взгляд Токаря, она посмотрела в окно. Они встретились глазами. Широко улыбнувшись, Нина помахала Токарю рукой. Невозможная белизна ее зубов ослепляла даже сквозь толстый слой оконной пыли.
Токарь рассеянно улыбнулся в ответ. Он смотрел на Нину и в этот момент испытывал целый вихрь чуждых ему чувств: нежность, волнение и какое-то совсем смутное чувство. Страх потерять Ее. И как только Токарь об этом подумал, он вновь вспомнил истинную цель своей поездки.
Он отвернулся.
Дорожное полотно дрожало у линии горизонта в утреннем мареве.
Токарь думал о том, как сказать Нине, что им придется провести эти выходные в каком-то придорожном клоповнике. Ведь они почти не знакомы. Что, если такая перспектива ее напугает? Хотя вряд ли. До сих пор казалось, что она готова ехать с ним куда угодно, не задавая никаких вопросов.
Токарь вспомнил, как вчера провожал Нину до дома и, сам того не ожидая, внезапно спросил ее: «Хочешь, мы завтра же поедем с тобой на юг, к морю?» Она взяла его руку в свои ладони. Задумалась на какое-то мгновение. Прикоснулась губами к его пальцам. «Хочу», – сказала она шепотом.
Странная она. То руки ему целует, то ни с того ни с сего эти руки пытается цапнуть. Вот как только что. Что это было? Вела себя как стервозная сучка. А через минуту уже сама извинялась. Хотя последнее-то как раз понятно. У Токаря часто просят прощения, когда он в гневе.
А может, она это вовсе и не со зла говорила? Да, скорее всего. С какого ляха ей на него злиться? Че он такого сделал? Ничего. Просто у молодежи сейчас так принято. Они друг друга на хуях таскают, и это у них считается нормальным. Приколы у них такие. Даже слово какое-то дебильное для этого есть. Что-то с орками связано. Или гоблинами.
В общем, черт их разберет, это поколение. Особенно баб. Токарь никогда не умел их понимать.
Медленно и рассеянно взгляд его проскользил между столиками уличного кафе; переплыл на трассу, на припаркованные машины, посеревшие от дорожной пыли, на чернеющие вдалеке крыши дачных домиков; перетек на высоковольтные провода, провисающие над вбитыми вкривь и вкось вдоль трассы столбами, на бездомных дворняг, вымаливающих объедки у таджика-шашлычника, и, наконец, снова вернулся к замызганному окошку убогого кафе.
Токарь встряхнул головой, как это делают, когда стараются собраться с мыслями, и развернулся ко входу. Открывая дверь, он решил:
«Надо поговорить с ней раньше, чем мы доберемся до этой сраной ночлежки».
Нина с наслаждением потягивала пиво, когда Токарь вернулся. В руках она вертела неприкуренную сигарету.
– Нина, – начал Токарь, протянув к девушке «Зиппо», – километров через триста гостиница будет. Нам придется провести в ней выходные.
Взглянув на него, она слегка улыбнулась и чуть заметно кивнула. В этих еле уловимых движениях отражались одновременно покорность и страсть, безграничная нежность и дьявольская похоть, любовь и вожделение. Она поняла его неправильно, но не воспротивилась, а приняла это как должное. Больше, чем приняла: на мгновение, глядя в ее большие темно-зеленые глаза, Токарю показалось, что она только и ждала этого. Невыносимо сладкая тяжесть внизу живота спутала его мысли. В горле пересохло. Он открутил пивную крышку и одним глотком влил в себя треть бутылки.
– Ну… э-э… нам ведь в любом случае нужно где-то переночевать. А заодно я встречусь там кое с кем… с другом.
– Ты не говорил, что с нами будет еще кто-то, – Нина вопросительно подняла брови. – Я думала, мы едем в Сочи вдвоем.
– Так оно и есть, золотце. Мой кореш, ну, мой друг, с нами и не поедет. Просто у нас там дельце одно есть, как раз в тех краях. Работенки на полдня, а потом разбежимся.
Он залпом допил пиво, кинул на стол пятитысячную купюру и придавил ее пустой бутылкой.
– Зато после этого у нас с тобой будет просто до херища таких вот бумажек. – Токарь постучал пальцем по банкноте. Подумав, весело хохотнул и добавил:
– Только зеленых.
Он ожидал, что Нина сейчас начнет его расспрашивать, что да как, он даже успел уже придумать более или менее правдоподобную историю о том, что, дескать, есть у него неподалеку от той гостиницы домик загородный или лучше коттедж, который он и намеревается продать своему приятелю… но Нина так ничего и не спросила. Лишь еще раз кивнула.
– Ну что, тогда едем?
– Едем.
Они встали из-за стола.
– Эй, шланг! – весело крикнул Токарь официанту. – Сдачу себе оставь. Купишь че-нить, я не знаю, штаны, что ли, новые.
И, довольный своим щедрым жестом, подумал: «Да похер, не жалко. Пусть моя девочка не думает, что я какой-нибудь нищий чертила».
Официант машинально посмотрел на свои джинсы.
Выходя из кафе, Нина пропустила Токаря вперед и незаметно для него повернулась к официанту. Парень с оскорбленным видом смотрел им вслед.
– Извините, – беззвучно произнесла она одними губами и вышла.
* * *
