Коллектив авторов "Визариум. Проникновение миров"

– Ты говорил о причине. Ты её нашёл?

– Разумеется.

У Некроманта они провели три дня. Как тот отсчитывает время, Ярослав не понял, просто подчинился установленному хозяином распорядку. Старик большую часть времени проводил, запершись в кабинете, или вовсе покидал дом. При этом гостям не позволял и носа за дверь высунуть, объясняя, что это помешает ритуалу. Верить ему на слово было нелегко, но Ярослав старался, – раз уж пообещал. Единственное, в чём не смог себя пересилить – есть стряпню Некроманта. Сослался на расстройство желудка, оздоровительную голодовку, – хозяин не настаивал. Злата о происхождении мяса не знала, поэтому уплетала за обе щёки. Вопросы добра и зла её мучали куда меньше, чем отсутствие водопровода и электричества.

Некромант разбудил их среди ночи.

– К ритуалу всё готово. Идём! – поторопил.

Однако повёл не к входной двери, – по лестнице на чердак. А когда открыл чердачное окно, оттуда хлынул яркий свет, заставив зажмурить отвыкшие от него глаза.

В небесах Нави солнца не было, но сейчас они сами сияли не менее ярко. И под этими сияющими небесами не было ни дома, ни посёлка, ни горелого леса. Люди стояли посреди ровной как стол пустыни, в середине начертанной на земле пентаграммы. Нет, не пентаграммы – двух пересекающихся треугольников, образующих шестиконечную звезду, в углах которой располагались сложенные из камней пирамидки.

Некромант направился к одной, на ходу развязывая мешок, прихваченный из дому. Ярославу понадобилось время, чтобы сообразить, что он извлёк оттуда и водрузил на постамент. Старик переходил от пирамиды к пирамиде не кратчайшим путём, каждый раз возвращался в середину звезды, будто вырисовывал её лучи. Наверное, это часть ритуала? Ничего зловещего не было в расставляемых предметах. Обыденные вещи: подсвечник, графин, детская кукла, кухонный нож, книга с порванным корешком, ночной горшок.

Вернувшись к спутникам в последний раз, Некромант распорядился:

– Не двигайтесь. Что бы не увидели, что бы не происходило!

Воздух над пирамидами заструился в лучах несуществующего солнца. Блики обретали форму и плотность. Тени людей, чьи жизни некогда были связаны с этими предметами. Не тени – зеркальные отражения.

Стоявшая за спиной Ярослава Злата испуганно ойкнула.

– Не бойся, они не настоящие, – успокоил он ей.

– Не они. Там, дальше! Да оглянись же!

Ярослав оглянулся. Он узнал тварь сразу, хоть выглядела та иначе, чем при первой встрече. Во всяком случае, передняя её часть: карикатурное подобие человеческого торса, шестирукое, плосколицее, с синими то ли червями, то ли змейками вместо волос. Зато задняя не изменилась, – закованный в сизую чешую десятиметровый хвост. И как же быстро она двигалась! Не ползла, а скользила, выписывая хвостом зигзаги.

– Нага. Почуяла добычу, – пробормотал Некромант. В голосе его звучала досада. Приказал: – Оставайтесь на месте, пока врата не откроются полностью. Потом по моей команде – бегом в наш мир! Там у здешних тварей настоящей плоти нет, даже в привратном круге она уязвимой станет. И не смотрите на неё. Ваш страх – её сила!

Ярослав подчинился. Отвернулся, сжал зубы, не позволяя ужасу затопить сознание. Человеческие силуэты в лучах звезды больше не струились. Серебристые лица смотрели на путников испуганно, озадаченно. Словно спрашивали, зачем их призвали в это жуткое место. Мир за их спинами подёрнулся рябью, сквозь него проступили цветные пятна.

– Мамочки, не надо, не надо… – забормотала Злата. – Съешь их, пожалуйста…

– Бегом! – рявкнул Некромант.

Ярослав рванулся вперёд как пушечное ядро. Ударился грудью о невидимую преграду, в ушах зазвенело, серость Нави разлетелась невесомыми брызгами. И тут его догнал отчаянный женский вопль. Короткий, захлебнувшийся хрипом. Он обернулся, останавливаясь.

Зеркальные фигуры исчезли, Нага возвышалась посреди звезды. На брюхе её, там, где псевдочеловеческое тело переходило в змеиное, разверзлась дыра – безгубая, беззубая пасть. Шесть рук крепко держали девушку, засовывали в утробу. Голова, плечи, грудь Златы уже исчезли там. Ноги отчаянно брыкались, но силы были явно неравны. И чем глубже она погружалась, тем быстрее менялся облик твари. Девушка словно отдавала ей свою внешность.

– Чего стал? Беги! – опять заорал Некромант.

Он мчался по дороге, только пятки сверкали. Ярослав понял, где они оказались. Утреннее шоссе, лесополоса с выгоревшими проплешинами, покалеченный «ланос» в кювете и лазоревая «хонда» посреди дороги. Целёхонькая.

Он бросился к машине, плюхнулся за руль, повернул ключ. «Хонда» взревела двигателем, рванула с места в карьер. Прямиком в блеклый, бесцветный почти круг. Нага повернулась, оскалилась, вскинула руки, – три пары слились в одну… Некромант не обманул, в привратном круге тварь была уязвима. Удар разорвал её на две части. Верхняя, с головой, руками и грудью отлетела в сторону. Но и машине досталось, будто не в живую плоть та врезалась, а в бетонный столб, – искорёженный двигатель заглох, отчётливо завоняло бензином.

Ярослав выбрался наружу, опустился на колени. Раздувшееся от проглоченной добычи змеиное тело застряло под днищем. Разорвало Нагу на ладонь выше брюхопасти, густая белёсая жижа вытекала из раны, заливала погрузившиеся в утробу твари по щиколотку ноги девушки. Но они по-прежнему дёргались, – жива!

Ярослав схватил за ступни, потянул. Сильнее! Дёрнул, что было силы. Кроссовки остались в руках, но даже дохлая, Нага не выпускала добычу. Нож! – вспомнилось. В одном из лучей звезды лежал большой кухонный нож.

Нож никуда не делся. Ярослав подхватил его, – на миг почудилось, что пришлось отрывать от земли, точно от сильного электромагнита. Но думать об этом было некогда. Он спешил, не увидел, как открылись мёртвые глаза твари, как дрогнул кончик хвоста. Вернулся к машине, снова присел, примерился. Осторожно, чтобы не задеть девушку, вонзил клинок в чешуйчатую плоть.

Громадный хвост ударил наотмашь, отшвырнул. Искры сыпанули из глаз… бензобак «хонды» взорвался.

Должно быть, Ярослав потерял сознание на несколько секунд. Когда очнулся, снова смог видеть, привратного круга больше не было. Исчезли лазоревая «хонда» и навья тварь. Исчезли все следы недавнего взрыва. Он лежал на обочине пустынного шоссе рядом со съехавшим в кювет «ланосом».

За спиной натужно ухнул автомобильный двигатель, хлопнула дверца, окликнули:

– Парень, ты живой?

У противоположной обочины остановился грузовик. От него через дорогу спешил кряжистый мужик в джинсовых шортах до колен и клетчатой рубахе.

Ярослав сел, кивнул.

– Ну и утречко сегодня! – посетовал водила. – Авария на аварии. Вон, за поворотом деда какого-то сбили. Может, сумасшедший или пьяный, не знаю. Прямо посреди дороги бежал. Плохой день.

Ярославу вдруг вспомнились последние слова Некроманта в их разговоре три дня назад. «Это люди нарушили равновесие. Творить добро из зла, – предназначение, с которым мы не справились. Чем всё закончится? Не хочу знать!»

– Плохой, – согласился Ярослав.

В парке было по-утреннему свежо и тихо. Главное – безлюдно. Катерина любила эти пробежки наедине с собой и музыкой. Никто не достаёт, не капает на нервы. Хотя бы полчаса счастья.

В зарослях сирени справа от дорожки зашуршало. На лужайку выкатился рыжий мопс. Следом из-за кустов вышла хозяйка, женщина из соседнего подъезда. Узнала бегунью, помахала рукой.

Катерина не ответила – утро только для неё! На ближайшей развилке свернула на боковую дорожку. Сделала два шага и едва не споткнулась. Внизу живота разлилась противная слабость, ноги стали ватными. Прямо перед ней сидело… Подобное существо могло родиться разве что в больной фантазии режиссёра фильмов ужасов. Головы и верхних конечностей у него не было. Две пары человеческих ног срослись обрубками спин, и прямо оттуда торчал веер длинных гибких жгутиков с глазными яблоками на концах. Все глаза смотрели на неё.

Катерина зажмурилась, тряхнула головой. Вновь подняла веки, выдохнула облегчённо. Привидится же такое! Всего лишь молодая женщина присела, чтобы подтянуть шнурки. Такая же бегунья, как она. В таких же кроссовках, спортивных трусах, майке.

Незнакомка выпрямилась, пошла навстречу. И Катерина сделала несколько шагов, чувствуя, как вновь начинает слабеть живот. Не только одежда показалась знакомой. Она словно смотрела в зеркало. Не узнала себя сразу из-за волос. У отражения были они не насыщенно-каштановыми, а бледными, платиновыми.

Они остановились в полуметре друг от друга. Незнакомка протянула руку, и Катерина без слов поняла, чего та хочет, отдала плеер. Платинововолосая воткнула наушники в уши, вслушалась в мелодию. Лицо её тронула улыбка – болезненная, неумелая.

– Что… у тебя с волосами? – Катерина сама не поняла, зачем это спросила. Более дурацкого вопроса не придумаешь.

Незнакомка оттянула прядь, осмотрела. Качнула головой, – непорядок, мол. Снова протянула руку, коснулась волос Катерины. Осторожно, почти нежно провела по ним пальцами. И внезапно обхватила затылок, резко дёрнула к себе. Нет, Катерина не ударилась об неё, даже не шелохнулась. Отражение соединилось с оригиналом куда быстрее, чем человек способен двигаться.

Молодая женщина глубоко вдохнула, выдохнула. Улыбнулась, теперь вполне натурально. И побежала дальше, подстраивая шаги под ритм музыки. Этот изнаночный мир нравился ей с каждой минутой больше.

Тар Саргассов

Люди и то, что от них остаётся

Однажды в разгар рабочего дня Толя Сомов осознал, что находится в окружении пяти тысяч ста тридцати двух мертвецов.

Само число Толю не удивило – удивило, как эта информация вообще оказалась в голове и откуда взялась уверенность, что число это – правильное. Позже он прикинул на калькуляторе: действительно, похоже на правду. Толя работал кладовщиком на маленькой оптовой фирме, торговали куриной продукцией глубокой заморозки.

Технически, рассуждал педантичный Толя, расфасованные отдельно окорочка, филе и крылья – тоже части куриц. Их почему-то странное озарение не учло, посчитало только тушки. Но больше Толя думал о том, что же за откровение его посетило.

На этом чудеса не закончились. На следующий день Толя стал видеть точный вес того, что ещё только собирался взвешивать. Иногда он этот вес предвидел, иногда нет, но когда предвидение включалось, оно не ошибалось. Способность держалась дня три, потом пропала.

А как-то вечером, дома… Толя с женой Алёной ужинали на кухне в своей съёмной квартире. Молча жевали, Толя читал газету, Алёна журнал, оба устали, разговаривать не хотелось. Толя отложил себе, к яичнице и макаронам, изрядную долю печёночного паштета из общей тарелки. Алёна подняла глаза и шутливо погрозила вилкой.

«Что? – хотел сказать Толя. – Паштета ты съела семьдесят один и три десятых процента». Только чудом успел остановиться, удержал слова на кончике языка. И представил, как бы они прозвучали в тишине их маленькой кухни. Особенно впечатлили бы Алёнку десятые доли процента, подумал Толя. Хотя голову готов был дать на отсечение: проценты точны, как в аптеке.

Эти три дня показались Толе светлым пятном в череде серых складских будней. Несколько раз он даже увидел, сколько весят проходившие мимо люди. А однажды, когда его работодатель Василий Лосев привёз товар и помогал с выгрузкой, Толя вдруг подумал: «С начала года Вася прибавил четыре килограмма двести пятьдесят граммов». И снова подивился, откуда приходят все эти знания.

Толя был единственным работником предпринимателя Лосева, тот арендовал на комбинате небольшую морозильную камеру и маленький пошарпанный кабинет. Вася целый день развозил товар по торговым точкам города и пригорода, а Толя дежурил на складе, иногда продавая что-то на месте. Лосев доверял Толе, и тот не подводил. В целом они были довольны друг другом. Правда, обороты размахом не поражали. Бухгалтерию Васину вела жена, симпатичная полноватая хохотушка. Иногда Лосев говорил, что хорошо бы нанять водителя-экспедитора, а ещё грузчика в помощь Толе, но, видимо, доходы пока не позволяли.

Морозильные камеры, а также сухие склады и комнаты под офисы на комбинате арендовали несколько разного калибра предпринимателей и фирм. Из фирм выделялись две крупные, одна торговала мороженой рыбой, другая бакалеей. За десять с лишним лет, что прошли с развала Союза, комбинат ни разу не ремонтировался, а из оставшегося собственники выжимали все соки. Попав сюда впервые, Толя ужаснулся дряхлости этих развалин, потом ничего, привык. Арендаторы у комбината не переводились, в городе с низкотемпературными площадями было туго.

Итак, прошло три дня, озарённых для Толи внезапной суперспособностью. Было страшновато, но при всём при том довольно весело. Толя никому ничего не рассказывал и лишь гадал, откуда оно всё взялось. Молнии в него не били, головой он, кажется, не ударялся, никакие весовщики-оборотни его не кусали.

А потом веселье закончилось.

Первый кошмар приснился Толе на третью ночь, как начались вышеописанные чудеса. Такого с ним ещё не случалось. Если раньше ему и снилось что-то, похожее на кошмар, он или сразу просыпался, или наблюдал за происходящим как бы со стороны, и выходило больше увлекательно, чем страшно.

Но теперь… Теперь было совсем по-другому.

Толе приснилось, что он идёт на работу. Идёт пешком. И оказывается на высокой горе, хотя никаких гор в тех местах нет. Пейзаж внизу играет причудливыми красками. Город предстаёт совсем не таким, как в жизни. Сверкают колоннами дворцы, вдали тянутся к облакам небоскрёбы, среди зелени проглядывают высокие памятники. Толя видит внизу комбинат. Вернее, он понимает, что это комбинат, а видит совсем другое.

Вместо трёхэтажного серого здания с дырявой крышей и облупленными стенами в прямоугольнике забора вздымается и шевелится нечто трудноописуемое. Мясистая живая масса подрагивает и пульсирует, десятки красноватых отростков, щупалец и присосок шарят по земле и в воздухе, а в середине поблёскивает большой белый глаз. Толя понимает, что монстр его увидел. Страшно и противно, но Толя спускается с горы и идёт к чудовищу. Минует проходную и направляется к рабочему месту. Спрута уже нет, всё вокруг знакомо и привычно, но Толя знает: чудовище здесь. И всё же покорно заходит в морозильную камеру и обречённо ждёт. Мороженые куры в картонных паках начинают шевелиться, шуршать, пищать, их крик постепенно нарастает и в конце концов переходит в раздирающий душу визг…

И тогда большая, серая, в пятнах и разводах штукатурки, в наростах инея стена вздрагивает, и оттуда выползает оно. Багровые щупальца и отростки, извиваясь, занимают всё свободное пространство. Огромный пульсирующий глаз чудовища в упор смотрит на Толю, и тот не может сдвинуться с места. Толстое щупальце тянется к нему, обвивает и тащит в чавкающую пасть. Пасть принимает жертву и медленно заглатывает. Сопротивляться не выходит – Толя не может даже пошевелиться. Тело его дёргается в прозрачном желе и постепенно переваривается, растворяется. Толя ощущает этот распад, своё исчезновение. Кажется, это длится бесконечно, но вот Толя превращается в ничто и летит в тёмную бездну. И лишь тогда просыпается.

Мокрый от холодного пота и дрожащий, Толя сел на кровати и какое-то время приходил в себя. Потом побрёл в ванную и долго умывался. Всё казалось, что на лице и руках осталась прозрачная слизь.

Потом долго не ложился – сидел на кухне, пил чай, пытался читать. Честно говоря, он просто боялся засыпать. В постель пошёл, когда рассвело и до сигнала будильника оставалось чуть больше часа.

Кошмар повторился и на вторую ночь, и на третью. Уже в начале сна Толя знал, что его ждёт дальше, но от знания этого легче не было, скорее наоборот. И проснуться вовремя получалось не всегда. Алёна жаловалась, что он мечется и мешает спать.

Толя понятия не имел, что делать. Ночью он боялся спать, а на работе – Толя поймал себя на этом, – чтобы просто зайти в морозильную камеру, особенно вечером, приходилось собирать в кулак всю волю. Стало казаться, что с большой стеной, из которой во сне вылезал монстр, творится неладное. Чудилось какое-то движение. Толя резко поворачивался – и обнаруживал обычную облупленную, покрытую инеем стену. Как назло, в эти дни Лосев привозил и привозил товар – обещали подорожание, и он по возможности запасался. Толе приходилось разгружаться, когда комбинат уже пустел, только хмельной сторож дремал в будке у шлагбаума. В камере, перекладывая паки с тележки на поддон, Толя чувствовал, как по затылку бегут мурашки. Спиной к стене старался не поворачиваться.

На четвёртый день не выдержал и сбегал в больницу. Там работала знакомая, мама одноклассника. Она отвела к специалисту. Толя пожаловался на нарушение сна, описал своё состояние – без подробностей. Врач сказал: похоже на небольшое тревожное расстройство. Посоветовал отдохнуть недели две-три, что было неосуществимо, и выписал лекарства, которые никак не помогли.

Жизнь превратилась в сплошное мучение. На работе Толя боялся заходить в склад, вечера ждал с тоскливой обречённостью, ночью не мог нормально выспаться. Засыпал – и начинался всё тот же сон. С неимоверным усилием просыпался – научился, слава богу, – долго лежал, потом опять засыпал, снова попадал в кошмар, просыпался, и так по кругу. Нормально спал часа полтора, когда уже рассветало.

Толя никому ничего не говорил, опасаясь, как бы его не посчитали психом.

* * *

Когда однажды вечером Толя увидел в складе привидение, то почти не удивился.

Дело было так. Толя завёз в морозильную камеру тележку с паками и положил на пол поддон. А когда выпрямился, из большой стены выплыл полупрозрачный бородатый старик в фуфайке и шапке-ушанке. Что-то бормоча себе под нос, он медленно проплыл через камеру и скрылся в противоположной стене.

Спотыкаясь и обгоняя сам себя, Толя выскочил на улицу. В небе мерцали звёзды. За забором буднично прошелестел автомобиль. Толя схватил с подоконника бутылку минералки и сделал несколько судорожных глотков. Плеснул на ладонь, протёр лицо и немного пришёл в себя. Тогда он заскочил в коридор, захлопнул дверь склада и защёлкнул навесной замок. Потом быстро вышел на эстакаду. Всё его существо было пронизано одним желанием – бежать отсюда как можно быстрее и как можно дальше. На ходу снимая куртку, Толя поспешил к раздевалке и вдруг резко остановился. Где-то в недрах души шевельнулась, а потом заворочалась и прорвалась наружу неожиданная, искренняя, сильнейшая злость.

Да сколько можно?! Куда бежать? Надо выяснить прямо сейчас, раз и навсегда, где кроется проблема – в окружающем мире или в голове.

Толя порывисто залетел в коридор и открыл склад. Ворвавшись в камеру, остановился у входа и яростно оглядел помещение. Там никого не было. Шагнул посмотреть за колонной и застыл: призрак вылетел из стены и, не обращая на Толю внимания, поплыл через камеру. Его прозрачные валенки двигались в метре от пола.

– Ты кто, мать твою, такой?! – заорал Толя.

Призрачный старик дёрнулся, обернулся, испуганно вскрикнул и стремглав скрылся в стене. Толя удивлённо посмотрел ему вслед.

«Ага, боитесь! – с удовлетворением подумал он. – Ну и пошли вы».

Направился к тачке и нарочито не спеша переложил паки на поддон, а потом собрал разбросанные по камере куски картона. Положил картон на тачку и покатил к выходу.

– Молодой человек! – услышал Толя за спиной и по голосу догадался, кто это может быть.

Резко обернулся. На расстоянии шести шагов в воздухе покачивался прозрачный старикан.

– Вы интересовались, кто я, – произнёс он. – Отвечаю: я Сергей Михайлович Соловьёв, можно просто Михалыч. Работал кладовщиком, товароведом, начальником цеха. Скончался в тысяча девятьсот девяносто четвёртом году от сердечного приступа.

Толя переступил с ноги на ногу и поправил шапку.

– А я Толик Сомов, – сказал он, подумал и добавил: – Вы извините, что я…

– Ничего, – усмехнулся призрачный Михалыч. – Пойдём, выпьем за знакомство.

«Обалдеть, – подумал Толя, – здесь и призраки пьют».

В круглосуточный магазин бежать не пришлось: Михалыч сказал, что в неработающем умывальнике, на потолочной нише, имеется недопитая бутылка водки. Её туда сунул водитель с бакалеи, как раз перед тем, как уволили. А в другом месте оказалась кем-то украденная и спрятанная пачка сыра. Срок годности давно вышел, сыр подсох, но в вакуумной упаковке неплохо сохранился и на вкус оказался вполне сносным.

Первые полстакана зашли Толе образцово. Это было как раз то, в чём он остро нуждался. Дальше наливал себе по чуть-чуть. Полстакана Михалыча стояли нетронутые. Призрак часто наклонял к стакану лицо и блаженно шевелил ноздрями, но это было самовнушение, он сам сказал, что ни пить, ни даже вдыхать запахи не способен.

Михалыч безостановочно рассказывал о том, как работал на комбинате, как жилось в советское время и потом, после развала Союза. Короче, он рассказывал о жизни. Толя, конечно, хотел бы услышать что-нибудь не о жизни, а совсем наоборот, но перебивать увлёкшегося воспоминаниями Михалыча было неудобно. Наконец чуть захмелевший Толя решился, и, когда призрак влез носом в стакан и закрыл глаза, спросил:

– А вы как это?… Вообще… Ну…

Как ни странно, Михалыч понял, что Толя имеет в виду.