Глава 8
Человек, живший четыреста лет назад – Великий Инквизитор Атрик Оль, – и не предполагал, что его подробный, для домашнего пользования писаный дневник будет расшифрован, адаптирован к языку далеких потомков и издан для служебного употребления. Поскрипывая при свече гусиным пером – а Ивга была уверена, что перо, в особенности гусиное, обязано скрипеть, – Атрик Оль скрупулезно переносил на бумагу впечатления прошедшего дня, понятия не имея ни о будущих читателях, ни о своей собственной жуткой участи; книга, которую Ивга начала читать с последней страницы, производила на нее странное впечатление, одновременно притягивая и нагоняя тоску.
Последняя запись была датирована днем смерти автора и казалась бессвязной, рваной, неоконченной.
«Вчера, испытывая сильную боль в правой половине живота, не совершил подобающую запись, посему исправляю упущение с утра… Сударыни мои ведьмы, как представляется, сами устрашились дела рук своих – и за вчерашний день вода не поднялась ни на палец… Так твердят люди, так твердит оставшийся в городе сброд, так полагает даже сам господин герцог – я не спешу разубеждать их, потому как надежда греет и насыщает, если нет тепла и пищи, пусть утешаются надеждой… Я один не усомнюсь ни на мгновение, что сударыни мои не способны собственных безобразий устрашаться – и если сегодня вода не поднялась, завтра жди напасти еще худшей…
А потому я один не могу надеяться – такого рода надежда лишит меня сил, а ведь я должен приготовить для сударыней моих отдарок… Ибо матка, Матерь-Ведьма, затаилась так близко, что я не могу спать, чуя ее дух… И не далее как сегодня я схвачу ее шею железными клещами, которые уже выковала моя воля…
…Мне виделся мир, где сударыни мои изведены под корень. Скучен и сер и бесплоден; однако мир, где сударыни мои расплодились без меры, ужаснее стократ… И нет будущего, камень не стоит на камне, а носится в бесконечном месиве из воды и суши, ни один дворец не устоит, лишенный твердой опоры… Долга, обязанностей… цепей, лишающих нас воли – но дающих нам силу жить…
Красногрудая птица, именуемая также снежной, просит хлеба под окном. Велю служанке накормить ее – в последние скудные дни и служанка сделалась скупа…»
На этом месте записи заканчивались. По всей видимости, Великий Инквизитор Атрик Оль в жизни не написал больше ни строчки – разве что подпись под каким-нибудь последним приказом; короткий комментарий сообщал только, что «в результате прямого контакта с предполагаемой маткой, ставшего, вероятно, причиной скорой смерти этой последней, инквизитор Атрик Оль был обессилен и частично ослеплен, после чего масса собравшихся в городе ведьм получила над ним неограниченную власть. На гравюре неизвестного художника, ставшего, по-видимому, очевидцем событий, запечатлен момент смерти Атрика Оля – ведьмы засмолили его в бочке, обложили соломой и сожгли…»
Она сидела во Дворце Инквизиции, в приемной, в обществе молодого референта, который делал вид, что страшно занят. На стене висел большой экран, на котором без звука шла аналитическая программа. Оторвав взгляд от книги, Ивга увидела знакомое лицо на экране – не то политик, не то журналист, но совершенно точно – лгун; «…очистить, в какой-то мере…»
Ивга включила звук.
– …Все эти скромные и честные, за которых отечески ручалась наша славная Инквизиция… кого она держала на так называемом учете, а значит, на свободе… Так вот, сегодня это действующие ведьмы. И, может быть, уже через год они создадут свою «Инквизицию»! И нас с вами, не принадлежащих к ведьминому роду… а таких через год будет меньшинство… и нас с вами будут брать на учет и сажать в изоляторы. Ведьмы будут править миром, вот представьте себе! Вам не нравится?! Так напомните герцогу, что вы граждане! Что вы платите налоги! Что беспомощная структура, именующая себя Инквизицией, должна либо защитить вас, либо закрыть свою ко…
Ивга, поморщившись, переключила канал. На экране появилась молодая смешливая девушка, поперек лица ее темнела черная полоска – «маска», создающая иллюзию анонимности.
– …это сделала?
– Она у меня парня увела.
– Того самого, за которого она замуж выйти хотела?
– Хи-хи… Хотела. Перехотела, с-с-с…
Цензура прикрыла непотребное слово длинным сочным шипением.
– Ты знаешь, что за такое бывает?
– Ведьме бывает, а не мне.
– Ты ей заплатила?
– Хи-хи… Так я вам и сказала… Если заплатила – это уже сговор. А так – кто знает…
– У человека ноги отнялись – тебе разве не жаль?
– Наперед думать надо было… когда чужого парня отбивала!.. С-с-с… С-с-с!..
В кадре появился комментатор, глядящий так проникновенно, что Ивге пришло на ум слово «волоокий».
– Человечество живет в обществе ведьм не день и не два… И не век… Посмотрите вокруг. Вы, вы сами – никогда не вступали с ними в сговор? Если да – то почему плачете теперь, обнаружив в тетрадке вашего занемогшего сына цепь-знак, открытку, подаренную одноклассницей?
Ивга приглушила звук:
– Что такое цепь-знак?
– Ты не могла бы мне не мешать?
Референт хмурил брови, но в глазах его не было раздражения. Ивга знала, что этот молодой честолюбивый парень, который тем не менее вряд ли сумеет когда-нибудь стать инквизитором, втайне ей симпатизирует.
Она улыбнулась, сама чувствуя, как мило и обаятельно приподнимаются уголки губ:
– Миран… извините.
Референт посопел, притворяясь, что погружен в работу; наконец тяжко вздохнул:
– Цепь-знак… Значок одноразового воздействия. Воспроизводится любым классом ведьм с уровнем «колодца» не ниже тридцати… Что такое уровень «колодца», ты знаешь?
Ивга кивнула:
– Примерно.
– Так вот. Цепь-знак имеет свойство вызывать стойкую привязанность к человеку, этот значок предъявившему. «Цепной» человек, лишенный общества «хозяина», испытывает муки наркомана, которого лишили дозы… Я понятно объяснил?
– Как энциклопедия, – сказала Ивга серьезно.
Зазвонил телефон; подняв трубку, референт привычно захватил ее плечом:
– Приемная Вижна-один…
Ивга увидела, как брови его дрогнули; голос, впрочем, не изменился ни на йоту:
– Да, ваше сиятельство. Да, прямая линия сейчас отключена… Да, ваше сиятельство. Одну минуту.
Щелкнула кнопка. Референт заговорил другим голосом – не суховато-вежливым, каким говорил с Ивгой и, как выясняется, с герцогом тоже, а сдержанно-почтительным, каким разговаривал исключительно с Клавдием:
– Прошу прощения, патрон… Его сиятельство на проводе, патрон… Да, патрон…
Через полчаса дверь кабинета открылась. Клавдий Старж, мрачный как туча, проигнорировал референта и скупо кивнул Ивге:
– Пошли. Пора работать.
* * *
Корова идет под луной, белая, будто фарфоровая.
(Ищи сверхценность)
Вымя касается высокой травы; Ивга упивается силой. Не тратит ее и никак не выказывает, просто несет, будто до краев наполненный подойник. Ее сила как молоко, с запахом травы и цветов.
(Ищи сверхценность сверхценность сверхценность)
По белому зрачку луны проползает длинная, как червь, темная туча. Корова испуганно дергает ушами; в громкий запах ночного поля вплетается едкая струйка дыма.
Мир пуст; счастье иллюзорно. Корова – фарфоровая безделушка, сила – ветерок, едва касающийся трав…
(Ищи)
Она – заблудившаяся дочка. Она не найдет мать – слишком велико поле, слишком высоко стоит зеленая рожь…
Ивга плачет. Где ее мать?
* * *
В машине она спросила у мрачного Клавдия:
– А вы видели, как действует цепь-знак?
– Замечательные у тебя интересы. – В его голосе явственно прозвучало презрение.
Ивгу задело: будто по ее лицу провели холодной мокрой тряпкой. Будто хлестанули розгой…
Интересно все же, о чем сегодня беседовали его сиятельство герцог и Великий Инквизитор города Вижны.
– Круг моих интересов непередаваемо широк, – отозвалась Ивга холодно. – Может быть, мне надо знать про цепь-знак. Для общего развития.
– Странно, – пробормотал Клавдий равнодушно. – Я был о твоем интеллекте более высокого мнения.
Ивга оскорбилась и надолго замолчала.
* * *
В маленькой квартирке, которую Ивга привыкла мысленно называть своей, она приняла душ и задремала перед телевизором; засыпать в одиночестве на огромной, как поле, кровати было слишком тягостно и нудно. Телевизор бормотал глупости – зато почти человеческим голосом; Ивга задремала, и телефонный звонок заставил ее подпрыгнуть в кресле.
– Цепь-знак, – сказал Клавдий безо всякого приветствия, – вернейшее средство убить всякое доброе чувство. Когда один человек физически не может жить без другого… и причиной этой зависимости – грубое принуждение… Это изощренная пытка, Ивга.
Ивга молчала, прижавшись к трубке щекой.
– Ты будешь смеяться, но я видывал и ведьм, которые единственно для этого прошли инициацию. Чтобы вернуть любимого.
Ивга облизнула губы.
– Но они ошиблись, Ивга… После инициации… короче говоря, у действующих ведьм вообще не сохраняется потребности кого-либо любить. Любовь – чувство, которое делает человека зависимым. А ведьмы этого не терпят.
Часы на книжной полке, с виду бронзовые, а на самом деле пластмассовые, громко тикали в тишине; по темному циферблату ползла красная секундная стрелка.
– Вы тоже… не терпите зависимости? И поэтому никого не любите?
Теперь молчал Клавдий. Достаточно долго; Ивга ждала. Красная стрелка завершала круг.
– Собственно, зачем я позвонил… Я только что говорил с Назаром. Он много думал, он готов с тобой встретиться. А ты готова?
Прыгнуло, замирая, сердце.
* * *
В половине третьего ночи Клавдия поднял телефонный звонок.
Спустя десять минут он впрыгнул в приоткрывшуюся дверцу служебной машины, и пузатая цистерна-поливалка, степенно ползшая вдоль кромки тротуара, испуганно шарахнулась от черной с затененными стеклами бестии.
Ехали молча. Позавчера Клавдий подписал приказ, санкционирующий участие Великого Инквизитора в оперативных выездах; сейчас, когда черная машина бесшумно неслась пустыми, призрачно освещенными улицами, в его ноздрях стоял запах горящего оперного театра. И подраненная рука напоминала о себе раздражающим неудобством.
У входа в ночной клуб «Тролли» перемигивались маячками две полицейские машины; Клавдий прикрыл глаза. Он не чуял ведьмы. И это почему-то было плохо.
Вместо обычного вышибалы на входе дежурил мрачный полицейский; Клавдий не счел нужным предъявлять ему значок. За него это сделал идущий позади Коста.
– Спокойно, Инквизиция.
Уютный зал, направо бильярдная, налево еще какая-то ерунда, наверное, бар… Полным-полно полицейских. Полуодетые люди вдоль стен; нет, это не люди, это полуодетые господа, посетители клуба «Тролли». И их дамы, прикрывающиеся кто чем. Небрежно брошенное на столик вечернее платье, упавший бокал, лужа дорогого коньяка, впитавшаяся в еще более дорогой ковер… Какая-то ажурная тряпочка под ногами…
Стоп. Нечто в углу, накрытое простыней. Простынями… И здесь – жертвы…
Клавдий закусил губу. Он не чуял ведьму – но ощущал неясное напряжение. Как будто держишь в руках фальшивую купюру – со смутным беспокойством, хотя глаза и говорят, что беспокоиться нечего.
Он обернулся к Косте. Тот мрачно пожал плечами.
– Что случилось, хозяин?
Высокий тучный человек с невыразительным лицом не был хозяином. Просто дежурный администратор – и, вероятно, вскорости этого места лишится.
Навзрыд плакала полуголая дама, умоляя позволить ей уехать; полицейские со скрытым злорадством отказывали. Кто-то просил разыскать оброненное брильянтовое колье, кто-то бранился, как последний грузчик, но большинство молча стояли вдоль обитых шелком стен. Администратор вздрогнул, встретившись с Клавдием глазами.
– Дело вот в чем, – сообщил розовощекий капитан полиции, неслышно оказавшийся рядом. – Здесь работала стриптизерша. Они взяли ее на работу месяц назад… без документов. Без документов вообще, за одни только красивые сиськи!
Розовощекий капитан сделал возмущенную паузу. Клавдию, находившемуся в рабочем ритме восприятия, она показалась долгим бессмысленным молчанием.
– Без документов взяли за красивые сиськи, – проговорил он сухо. – Дальше?
Капитану понадобилось время, чтобы ухмыльнуться; Клавдий терпеливо ждал.
– И когда эта девка сегодня вышла на сцену… они никто не может толком рассказать! Посудомойка из бара успела позвонить в полицию, представляете, посудомойка!.. А мы, как приехали, сразу же позвонили вам, потому как дело это по вашей части… Вот…
Капитан кивнул молодому полицейскому, несущему вахту около укрытых простынями тел. Парень откинул ткань, стараясь глядеть в сторону.
Пятеро, с неприятными лицами удавленников, со следами веревки на шее, абсолютно голые… Четверо мужчин и полнотелая дама. Клавдий отвернулся.
– На люстрах. – Розовощекий капитан снова сделал паузу, на этот раз зловещую. – Кто на чем – на ремешках, на шнурочках… Так и висели, как груши, пока прочие… ну так и не скажешь точно, чего было-то, по вашей части это дело… Стриптизом они все, короче, как один…
