Сходил в туалет, помыл руки, сбрызнул лицо, с удовольствием вытерся бумажными полотенцами.
Да, пребывание в ресторане вызывало тихое ликование. Будто вернулся то ли с зоны, то ли из армии или долгой экспедиции, вахты. И вот ты король жизни. Пусть даже один в зале на сто человек.
Вспомнился веселившийся Виктор-Витя. «Нет, мне до него еще далеко. Слава богу».
* * *
До армии Сергеев почти не посещал так называемые пункты общественного питания. В их городе было, кажется, три ресторана, из них два при гостиницах, одно кафе, которое вечно находилось на ремонте, и одна общественная столовая под названием «Огонек», где так пахло – запах начинался еще на улице, – что заходить туда не хотелось.
В школьной столовой он ел очень редко, двадцать копеек, которые мама каждое буднее утро ему выдавала, тратил на бананы – нет, на один банан, который вытягивал примерно на двадцатик (просил продавщицу найти пожелтей), – или на игровые автоматы, грушевый сок в гастрономе, или бросал в копилку. Внизу копилки находилось заткнутое пробкой отверстие, так что при надобности Сергеев доставал горсть мелочи…
Когда ему было лет четырнадцать, возле парка культуры и отдыха поставили самолет, кажется Ту-134, и вскоре открыли в нем кафе. Скорее, это был буфет – еду там, кажется, не готовили, из горячего имелся только чай и кофе, ассортимент составляли разные пирожки, пирожное, булочки. Но шли туда за мороженым – с ним в городе всегда была напряжёнка, как тогда говорили: дефицит.
В первые недели к самолету тянулась длинная очередь; «москвичи»-каблуки не успевали завозить продукты… Сергеев и не пытался оказаться внутри – смотрел издали, потряхивая монеты в кармане, и уходил.
Но в конце концов очередь иссякла, он поднялся по трапу, уселся в удобное самолетное кресло, заказал официантке заварное, стакан дюшеса, мороженое – три шарика; до сих пор помнил: шоколадный, клубничный и мятный… Официантка принесла, с улыбкой выставила еду на стол, но есть Сергеев не мог. Вернее, ел через силу.
Было ужасно неловко. Может, из-за малого и непривычного – в самолетах он никогда не летал – пространства. Может, из-за людей, сидевших за соседним столиком. Казалось, они наблюдают за ним. А вероятнее всего, просто не умел есть на людях. Потом привык. В армии, в студенческой столовой, в московских кафешках и кабаках…
После четвертого курса Сергеев приехал домой на каникулы. И в него влюбилась юная девушка. Вика ее звали. Влюбилась именно так, как умеют влюбляться только юные – безотрывно на него смотрела, ловила каждое слово, то краснела, то бледнела… Сергееву было приятно – он тогда вообще чувствовал себя королем жизни. Пошли первые заказы – после успеха «Клубнички» возникла мода на российские ситкомы, понадобились сценаристы, молодые, остроумные и нетребовательные; одним из таких оказался Сергеев.
Но сюжеты настоящих сценариев в нем тогда клокотали – он был уверен, что эти ситкомы только начало, стартовая площадка… В то лето писал сценарий о строителях крупнейшей гидроэлектростанции страны. Вернее, об их тогдашней жизни, в середине девяностых. Великая стройка, длившаяся три с лишним десятилетия, завершена, романтики шестидесятых- семидесятых состарились, и кем чувствуют они себя теперь…
ГЭС находилась от их города в ста километрах. А в семидесяти – поселок, где как раз и жили работники станции, ветераны строительства, их дети, внуки… Сергеев решил провести там пару дней, набраться если не материала, то духа. Позвал с собой и Вику.
Посетили музей, погуляли по широким и пустынным – людей было удивительно мало – улицам, посидели на каменистом берегу бешеного, только-только вырвавшегося из-под турбин, Енисея. В основном же занимались сексом в номере гостиницы. Ели в ресторане при ней, похожем на обычную столовку.
Но в последний вечер Сергеев повел Вику в настоящий ресторан. Названия он не помнил, да оно наверняка изменилось, как и интерьер. А тогда это было именно то, что часто показывали в советских фильмах, когда требовалось изобразить эпоху нэпа – высокий потолок, бархатные шторы, громоздкие столы и стулья, которые не оторвать от паркетного пола, похожие на постельные покрывала скатерти, стены из красного дерева…
Еда тоже оказалась какой-то слишком советской, вернее, из прошлого, – биточки и зразы, бифштекс, ростбиф, говядина с горошком. По залу плыли голоса Анжелики Варум, Алёны Апиной, Татьяны Булановой, а сам зал, как и сейчас, в забытой богом Антоновке, был пуст. Только Сергеев… И тогда еще Вика.
Он, разомлев от обстановки, ощущения, что чуть ли не весь ресторан откупил, быстро накидался водкой и стал буровить чушь. Признавался Вике в любви, обещал жениться и увезти в Москву, сразу передумывал и говорил, что бросит институт, они поедут в животворящую русскую глушь. «В Верее спрячемся, в Кашире… Нет, в Коломне! Домик купим, землю, будем своим трудом жить». Он успел к тому времени поездить по Подмосковью.
Вика смотрела на него и счастливо улыбалась.
Слава богу, что это было уже в августе – недели через две Сергеев улетел штурмовать пятый курс. В октябре познакомился с девушкой, которая стала его первой женой и матерью дочери. Дочери теперь два- дцать один. Старше, чем тогдашняя Вика…
Что с ней, где она? Несколько лет они продолжали встречаться, когда Сергеев навещал родителей. Иногда встречи заканчивались ее слезами, упреками в том, что обманул, предал, иногда – бурным сексом. А чаще всего сначала были слезы и упреки, а потом – секс.
Приезжая с женой и дочкой, Сергеев очень боялся, что они столкнутся с Викой на улице, репетировал свое поведение, если она, например, бросится с кулаками или начнет рассказывать жене, что между ними было…
Но не столкнулись ни разу. А потом Сергеев разошелся с тогдашней женой, Вика же на телефонные звонки и письма на мыло не отвечала – наверное, повзрослела и перестала испытывать к нему и любовь, и ненависть.
После смерти родителей квартиру продал, деньги распылились. На родине давным-давно не был. О Вике постепенно забыл.
А сейчас вспомнил.
И в этом полутемном, пустом зале, под похожие на те, в том ресторане, песни, так захотелось вернуться назад. Отмотать, стереть двадцатник лет. По-другому прожить. С Викой ли, или нет, но по-другому.
А что, можно было и с ней. Симпатичная, милая, а главное – она из всех женщин его любила. Вот так, чтоб смотреть на него с открытым ртом, идти за ним хоть куда, и даже после того как женился, надеяться, что будет ему нужна…
Да, отмотать, пережить иначе. Без института, без писания на заказ, через силу, давясь тошнотой… Но чем бы он занимался вместо этого? Выучился бы на другого, устроился на стабильную работу, ходил на нее пять дней в неделю, получал бы определенную зарплату в определенные дни? Сергеева передернуло. Нет, нет, не надо…
* * *
– Надеюсь, вам всё понравилось? – подставляя терминальчик под карту, спросил официант.
– Да, спасибо… А посетители вообще бывают? Что-то слишком тихо.
– Сейчас нечасто. Честно говоря, с ноября по март почти никого.
– А что не закроетесь? Кухню, наверно, содержать дороже.
Официант посмотрел на Сергеева с изумлением. И ответил:
– Как – закрыться? А вы бы куда пришли, если бы и мы не работали?
И Сергееву показалось, что этот парень всё про него знает.
– Спасибо.
– Спасибо вам, – голос официанта снова стал механически-приятным; положил чек на металлическую плошку, подхватил посуду, понес.
Сергеев прикрыл чек тремя сотенными бумажками. На чай. За это: «А вы бы куда пришли?..»
На улице начинало смеркаться. Короткий день заканчивался. С болотистого пустыря по ту сторону трассы тянуло сырым холодом. Будто там, в камышах, включили какие-то кондиционеры.
Сергеев с удовольствием выкурил сигарету и пошагал было к своему Буревестнику. И остановился – внутри дернуло: «Купи выпить. Дома посидишь». И он подчинился, завернул в магазин.
На полке тут же обнаружил коньяк, какой пил в ресторане. Закуска дома была. Расплачиваясь, спросил кассиршу:
– А соседи его здесь покупают?
– Какие соседи?
– Ну, из ресторана… У вас коньяк берут?
Кассирша помолчала и пошла в атаку:
– Ничего я не знаю! Соседи какие-то… Вы брать будете?
– Я и беру. По карте можно расплатиться?
– Нужно.
Эта стычка не испортила настроения. Наоборот, стало легко, и Сергеев вспомнил, что иногда провоцировал людей на грубость, на ссору. Это в человеческой природе заложено: полаяться. Недаром ведь народ придумал выражение «отвести душу». Как раз про ругань, драку. Очень точно.
Обратная дорога показалась короче. Может, и шел быстрее, а может, просто уже всё было знакомо. Хоженые маршруты всегда короче новых, неизвестных.
Во дворе сидела Оляна. Дочки рядом не было.
– Привет! – улыбнулся Сергеев.
– Добрый вечер… А Дину со Славиком в больницу увезли.
– Да? Что случилось?
– У Славика понос сильный, рвота началась… Может, съел что. Он вечно тут собирает и тащит в рот.
Сергеев сочувствующе покивал:
– Ну, поправится. Что ж…
– Наверно…
– А ваша дочка как?
– Ой, хорошо вроде бы. Мультики смотрит… Посидите со мной пять минут, если можно. Мне одиноко. И страшно.
Это было сказано так как-то, что Сергеев тут же шлепнулся на пластиковый стул. Потом уж произнес солидно, взросло:
– Посижу, конечно. Я вас понимаю.
– Ой, это сложно понять… Нет, понять не сложно, а… как это… оказаться на моем месте – не советую.
– Да я вряд ли окажусь, – с усмешкой, но доброй, снисходительной сказал Сергеев, – я по крайней мере мужчина.
– Не в этом дело… я не про то. – Оляна, наоборот, заговорила серьезно, мучительно, вернее, и даже ее смешная интонация пропала. – Не будем… А чем вы тут занимаетесь? Не скучно вам?
Сергеев пожал плечами:
– Нет. Бегаю, читаю, пишу.
– Пишете? И про что? Если не секрет, конечно. Если секрет, то не надо.
– Да не секрет. Сценарий. – Рука сама полезла в карман за сигаретами, а глаза уставились в серый забор с детскими рисунками. – Об архитекторе, который мечтал создавать красивые, светлые дома, а вынужден проектировать так называемые человейники. Ну, эти, большие, многоэтажные.
– Да, я знаю.
– И вот он всеми силами старается вырваться, сменить занятие, а не может. Завидует более удачливым в этом плане коллегам, рассылает резюме, но – не везет ему. В этом деле тоже везение нужно. Не одно желание. И даже не талант.
– А там любовь есть?
– Где? – Сергеев взглянул на Оляну и задержался; она выглядела такой несчастливой сейчас и красивой в этой несчастливости.
– Ну, у вас, в сценарии.
– Хм, есть немножко.
– А почему немножко?
– Можно я закурю?
– Да конечно! Я привыкла – мой даже в доме дымить пробует. Лень за порог выйти. – Она приподнялась, потянулась к стоящей на подоконнике пепельнице, глаза Сергеева жадно щупали ее тело под халатом, голые ноги, а мозг просил: «Не надо!»
Отвел взгляд за мгновение до того, как Оляна обернулась. Или через мгновение…
– Вот пепельница, чтоб не сорить.
– Спасибо… Кстати, внешние подоконники у нас без отливов.
– Это как?
– Видите, они плоские. А нужен скат. Если будет сильный дождь с ветром, то может рамы попортить.
– А-а. Ну, я не знаю, не мы ведь строили…
– Да это я так. Шучу почти, свои познания в архитектурных делах демонстрирую. Чтобы писать о человеке какой-либо профессии, нужно многое изучить.
«Может, предложить ей выпить? – думалось параллельно со словами вслух. – Нет, не стоит. Она наверняка от мужа-алкана устала. И меня таким же будет считать».
– Интересно, – покачала головой Оляна.
«Но ведь коньяк – не водка. Сыр есть. По южному так посидеть…»
– И чем заканчивается?
– Сценарий?
– Ага… Да, сценарий.
– Я пока не дописал. Даже до кульминации не дошел. Когда знаешь, чем закончится – и писать не стоит, наверно. Это уже ремесло получится, а не творчество.
– Ну а как? Ну вот архитектор, он ведь должен знать с самого начала, каким дом будет. Когда только начинает эти делать… наброски. Эскизы. Или неправильно?
«А она не такая глупая. Предложить по рюмочке все-таки? Хотя она тогда так однозначно сказала, что не любит. Когда гулянка была».
– Да нет, правильно вы рассуждаете, Ольга, правильно…
– О-о, явился! – совсем другим тоном воскликнула она; Сергеев решил было, что обращается к мужу, пьяному и вонючему. Но мужа во дворе не было.
– В смысле?
– Вон, повадился…
Возле «ауди» сидел рыжий котенок. Маленький и вполне симпатичный.
