Вылечим всех
Ясмина Сапфир
Самира – валькирия, жившая среди людей, в нашем мире. Однажды она села в такси и… очутилась в больнице на перекрестке семи миров, почти совсем утратив память о прошлом. Здесь Самира, в прошлом рекламщица, познает азы волшебной и обычной медицины, ежедневно спасает жизни, учится в Академии магической медицины и… становится свидетелем войны с существами из нижних миров. А еще… а еще у нее появляется поклонник – мужчина, который не привык к отказам и считает Самиру почти своей.
Ясмина Сапфир
Вылечим всех
Глава 1
– Вербера в десятую операционную! Да не пыхти ты! Не такой уж он и тяжелый! Ты чего творишь, криворучка? А ну, стой! Куда ты тащишь верпантеру? В десятую палату, дурень! Та-ак! Погоди-и-и… Вертигра на МРТ! А мне плевать, что он много весит! Поместится, куда он денется? Коленом запихай, недотепа! Подкинь энергии жизни, чтобы обратился. Снимок должен быть в ординаторской через двадцать минут! Маргона в пятую смотровую! Я сам туда приду!
Кому-то все эти фразы могут показаться фантастической белибердой, кому-то – розыгрышем. Только не мне. Я работаю в ночной смене в больнице на перекрестке семи миров больше двух лет.
Однажды вечером шла с работы, на родной Земле, поймала такси и… очутилась тут, среди волшебных существ. Полтора года обучения и стажировки медсестрой, и вот он, головокружительный карьерный взлет – я врач третьей категории. Человеку пришлось бы учиться почти десять лет, стажироваться… Но мозг валькирии усваивает информацию не в пример быстрее, легче.
Но самое интересное не это! Самое интересное, что все два года я работала на испытательном сроке, в ожидании, пока получу диплом Академии перекрестной медицины. Стану врачом уже официально, по документам.
Еще бы! Валькирий седьмого уровня тут почти нет. Исцелять, как мы, под силу лишь единицам. А то, что я никакой не медик, а рекламщик, дело десятое.
Начальнику ночной смены – Риккару, Рику, как его тут все зовут, так и вовсе плевать на мою прежнюю профессию. Василиск, что с него взять?
– Самира! Тебе нечем заняться? Или все же зашьешь парню лапу? – одернул меня Рик, привычно хмуря иссиня-черные брови. Его ярко-синие глаза полыхнули знакомым огнем.
Я отставила чашку с кофе на стойку регистрации – голубую, из пластика, похожего на подтаявший лед, и поспешила в первую операционную.
Следом засеменила медсестра Латифа – с ней я любила работать больше остальных. Маленькая, юркая, узкоглазая она напоминала кореянку, хотя на самом деле происходила из рода оборотней-лис.
Шустрая, с очень легкой рукой, Латифа была незаменима на осмотре и даже в операционной. А еще она никогда не говорила мне под руку.
Первая операционная, как и вторая предназначалась для несрочных травм, требующих минимума энергии исцеления.
Рик брезговал рутиной. Поэтому особыми крестовыми швами из сверхпрочных и сверхэластичных нитей – единственных, какие выдерживали обращение оборотней, обработкой ран специальным антисептиком для нелюдей занимались мы, его подчиненные. Точнее, наверное, подданные.
Василиск, способный видеть всех насквозь почище рентгеновского аппарата и воскрешать только что умерших, имел здесь неофициальный статус царя и бога. И официальный – главврача и засранца, каких свет не видывал.
Операционная, выложенная полупрозрачной голубой плиткой, как и стойка регистратуры, напоминала ледяную пещеру. И холодрыга тут была такая же. Хорошо, что я ходила на работу не иначе как в шерстяных колготках и свитере под голубой робой. Даже от нее словно веяло прохладой.
Рысь сидел на кушетке, положив больную руку на специальный высокий столик-подставку из того же пластика, что и все вокруг.
В воздухе пахло кровью и дезинфектантом – ядреная вонь, хорошо, что я давно привыкла, даже можно сказать – адаптировалась. Поначалу глаза жутко слезились, болели, в горле першило.
Жилистый, гибкий оборотень, с ярко-рыжей, как и у большинства рысей шевелюрой, наблюдал за мной хитрющими темно-серыми глазами.
– А ты ниче, – хмыкнул рысь, окатив меня с ног до головы взглядом голодающего, обнаружившего на витрине сочный сэндвич. – Как зовут?
– Твой перелом ключицы, если не прекратишь на меня пялиться, – осадила я оборотня.
Все как обычно в нашем «дурдоме». Двусущие – любвеобильные и нахальные. Маргоны, с которых люди рисовали эльфов – загадочные и утонченные. Даже если уродились любвиобильными, как двусущие. Василиски и драконы высокомерны до тошноты. А мы, валькирии, врачи и медсестры, стараемся не обращать на все это внимания. Ну а что еще делать уроженкам из неволшебных миров, вроде моей, обычной Земли? Только любить сказку, наслаждаться ею и получать удовольствие от общения даже с такими засранцами, как Рик.
Даже о том, что переход между мирами забирает воспоминания, почти никто не жалел.
Рысь хмыкнул и, пока я обрабатывала его рану, откровенно «ночевал взглядом» на груди. Грудь у меня не огромная, но и не маленькая. Подчеркивать ее головокружительным декольте, как некоторые местные девушки-оборотни, не позволяет мерзлячесть. Но двусущим достаточно намека на округлости, неплохой формы. Горячие они, оборотни – температура тела под 37, 5. И темперамент соответствующий.
Рысь подвинулся на кушетке, поддернул черные джинсы и заломил бровь.
– Срежь ему рукав, – попросила я Латифу. – И мне, пожалуйста, бинты, швы для оборотней, иголку и шпильку.
– А шпильку зачем? – хихикнула медсестра.
– Вставлю ему куда-нибудь в чувствительное место. Слыхала выражение «вставить шпильку»? Пошутить, значит. Вот я и пошучу.
С внутренней стороны предплечье рыси было рассечено почти от локтя до запястья, но крупные сосуды не пострадали, да и рана выглядела чистой.
Я тщательно обработала ее дезинфектантом. Оборотню явно успели вколоть обезболивающее, потому, что сидел он расслабленно и напрягался только чтобы изучить мою грудь с другого ракурса.
Я смерила рысь новым взглядом оскорбленной невинности, но это ситуацию не исправило. Оборотень хохотнул.
– Люблю недотрог! Они такие сладкие!
– А я люблю потрогать! – И я кивнула Латифе, чтобы она стянула рану. Рысь чуть заметно скривился, но почти тут же выдал очередную сальную ухмылку.
Я принялась зашивать, а оборотень, как завороженный, наблюдал за процессом.
– Я так понимаю, у вас опять сезонные драки за охотничью территорию? Или самку не поделили? А может даже чужую территорию с перепугу пометили? – не удержалась я от ехидного вопроса.
Рысь не обиделся, даже бровью не повел.
– Сезонные прошли. Это мы так, игрались и сорвались с гор междумирья. А за самку я уже готов подраться. – Оборотень подмигнул, давая понять, что мои «шпильки» не нашли цель.
Шов вышел аккуратный и вроде бы вполне себе прочный.
– Обратись, – попросила я рысь.
– Хочешь увидеть меня голым? – Он легко спрыгнул с кушетки и в одно мгновение расстегнул серую рубашку.
– Мечтаю! – съехидничала я. – Давай быстрее. У меня там, таких как ты, еще десятки в приемном маются.
– А ты горячая, хоть и холодная, – улыбнулся рысь, показывая небольшие клыки, лишь немного острее человеческих. – Десятки в приемной… как я. Хм… неплохо для валькирии.
Оборотень неторопливо двинулся навстречу, покачивая крепкими плечами. Я попятилась, не выпуская рысь из виду, и привычным движением отскочила к окну. Еще несколько метров – и преследователя ослепят жемчужины уличных фонарей. Знаю по опыту – один прямой взгляд – и пара минут пляски кружочков перед глазами гарантирована.
– А еще ты шустрая, – хохотнул оборотень, но все же приостановился в нескольких шагах от меня. – И я очень люблю рыженьких валькирий, особенно с янтарными глазами. И с белой кожей, и с таким детским личиком. И с…
– Я поняла! – прервала я словесный поток рыси. – Я в твоем вкусе. Особенно после укола обезболивающего. А если вкатить еще дозу, вообще примешь за богиню любви и красоты. Обращайся, говорю. Швы надо проверить! Не в первый раз ведь, небось! Хватит кочевряжиться.
– Зря, – пожал плечами рысь. – С твоей работой да с моими способностями…
Я взяла с металлического блюдца для инструментов самый большой скальпель – для верберов. Рысь снова хмыкнул и обратился.
Никак не привыкну, что происходит это в одно мгновение. Не ломаются кости, не расходится рваными лоскутами кожа. Раз – и он уже не человек.
Громадная рыжая рысь с хитрющими серыми глазами запрыгнула на белую кушетку и протянула мне лапу.
Я осторожно раздвинула густую шерсть и подшерсток.
Фуф. Швы в порядке.
Прикрыла глаза и послала сгусток энергии исцеления – сквозь веки, в глаза рыси. Оборотень довольно заурчал, как сытый кот от ласки хозяйки.
Получать лечебный импульс ну очень приятно. Тело становится легким, силы утраиваются, боль сходит на нет, раны мгновенно зарубцовываются. На себе довелось испытать. Вот только тот, кто делится энергией, испытывает вовсе не такие приятные ощущения. Боль запульсировала в висках, выстрелила в шею. Я стиснула челюсти, добавила еще немного волшебного лекарства и выдохнула.
Открыла глаза, кивнула Латифе и поспешила к двери.
– Не попрощаешься даже? – послышался в спину мужской голос, кушетка запоздало скрипнула, оповещая о превращении. Из коридора потянуло соленым запахом крови.
Я вышла за дверь и едва не столкнулась с Риком.
Красивое, очень смуглое лицо василиска резко осунулось, скулы заострились. Крепкая, но гибкая фигура, обтянутая темно-синей врачебной робой была само напряжение.
– У нас срочный вызов. Выборы вожака у верберов! – бросил мне Рик. – Не могут без нас начать друг друга месить. Нужны зрители. Собирайся! На завтра дам освобождение от занятий.
– Не надо! – резко отказалась я, переобуваясь в резиновые сапоги и набрасывая плащ. – Завтра мы вскрываем дракона и василиска! Хочу поучаствовать.
Рик ухмыльнулся, махнул рукой, и мы поспешили на выход.
***
Василиск накинул черный кожаный плащ, снял одноразовую синюю шапочку и иссиня-черные волосы, собранные в высокий хвост, упали ему на спину.
У турникета больницы дежурили два охранника-вербера. Громилы, размером с полтора человека – что в высоту, что в ширину – застыли, словно окаменели. Выпятили квадратные челюсти и массивные подбородки, сложили руки на животах.
Я поежилась, глядя на футболки верберов и тонкие джинсы. Оборотни не мерзли. Особенно такие большие и такие хищные. Частичные вегетарианцы, размером поменьше, гораздо хуже переносили холод, зато намного лучше – жару.
В летний зной верберы и вертигры просто задыхались, обливались потом, двигались лениво и медленно, будто в полусне. Рыси и верлисы носились так, словно нет ничего приятней, чем горячее марево в воздухе и палящие солнечные лучи.
Заметив нас, охранники оскалились в приветственной улыбке, демонстрируя по четыре острых конусовидных клыка каждый.
Рик даже не покосился в их сторону, я кивнула, и мы вышли наружу, по колено утонув в густом сиреневом тумане.
Влажный ночной воздух пах мятой и мелиссой.
Гулко, протяжно перекрикивались птицы.
Ночь на перекрестье выглядела сказочно, невероятно. Я любовалась ей миллиарды раз, выходя ночью из больницы, но привыкнуть так и не смогла.
Золотистые звезды не висели на месте, как на Земле, а каравеллами плыли по темно-фиолетовому небу. Две белые круглолицые Луны кружили, то и дело меняясь местами.
Стройные свечки кипарисов, неподалеку от входа, словно парили над землей, укрытой сиреневым туманом.
То высовывались из него, то прятались вновь мордашки местных котов – приживалок возле больницы. Мы прикармливали крупных зверушек, размером с земную собаку. А они предупреждали о магических бурях и, если требовалось, искали «беглую медицинскую аппаратуру».
В нашей больнице многие лечебные аппараты были живыми, имели глаза, рты, а некоторые еще и ноги с ушами. И вот последнее было настоящей проблемой. Потому что эти самые глаза постоянно норовили что-то рассмотреть, уши ловили резкие звуки, а ноги пытались унести владельца подальше от всего, что казалось опасным.
Сверкающий черный лимузин висел у входа, словно корабль, что плывет по туману-морю.
Рик открыл дверь и как обычно подсадил меня, схватив за ягодицы раньше, чем успела отпрянуть или ударить по нахальным змеиным ручищам.
– Если чешутся руки, лучше почеши их скальпелем, – съязвила я, торопясь в салон.
Плюхнулась в мягкое кресло и пожалела, что не прихватила кофе – уснуть в таких сиденьях ничего не стоит.
Слабый медовый аромат отдушки, как назло расслаблял, разнеживал. Нет бы источать что-нибудь ядреное, как наш дезинфектант! Тут поневоле взбодришься. Может, даже проснешься, от ужаса.
Рик беззвучно заскочил в машину и, конечно же, занял место рядом со мной.
