Ада едва не выронила из рук бокал с обжигающим латте макиато. Это писательница-то Водопьянова – глубоко несчастная? Несмотря на ее катастрофически падающие тиражи, зарабатывала она, благодаря своим старым книгам, о-го-го, точнее даже, о-го-гошеньки. Ее новые произведения, как водится, с мелодраматично-мистически-мармеладной начинкой, хоть и сползли, причем уже давно и прочно, с первых, вторых и даже третьих позиций в списке бестселлеров, но еще пользовались любовью многочисленных поклонников, опять же, женщин средних лет и такого же достатка, и тоже неплохо продавались. Посему писательница обитала в собственном подмосковном шале, коллекционировала раритетные драгоценности и только на прошлой неделе выгнала взашей молодого любовника, когда узнала, что тот ходит на сторону, причем тоже к любовнику.
В общем, жизнь если не литературной императрицы, так хотя бы королевишны или курфюрстины была не без терний, но в общем и целом – вполне недурственна. Она вполне комфортно протекала в окружении десятка подобострастных кошек, заботливой экономки, поварихи и «ктулхушников», как пренебрежительно и прямо в глаза писательница Водопьянова именовала работников издательства, готовых выполнять все ее заскоки. Включая очередную девочку на побегушках, боксерскую грушу и грелку для Тузика (вернее, для Ларисы Георгиевны): юную, рыжеволосую, робкую Аду Булгакову, младшего редактора отдела любовной и мистической прозы издательства «Ктулху», направленную непосредственной начальницей, уже прошедшей это испытание, в пещеру к огнедышащему дракону.
Вернее, в подмосковное шале к попыхивавшей ментоловыми сигаретами писательнице Водопьяновой.
Которая, как утверждала ее экономка и повариха, была глубоко несчастным человеком.
– Точно глубоко несчастный? И насколько именно глубоко? Глубже Марианской впадины или еще нет? – произнесла, осторожно отхлебывая обжигающую пену, Ада, а экономка со вздохом ответила:
– Ну, я ведь давно у нее работаю, знаю Ларису Георгиевну как облупленную. Конечно, характер у нее не сахар, но если бы у нее в личной жизни все было получше, то и к окружающим она относилась бы поспокойнее.
Ада подумала о смазливом накачанном любовнике, персональном тренере, которого писательница Водопьянова после его случайно вскрывшихся шашней со скандалом (вопли, визги, выдернутые волосы) выставила за дверь.
Точнее, своей бриллиантовой рукой выбросила.
– Ну, с Аркашей ей не повезло, конечно…
Мяукая, на кухню вбежали сразу три кошки – две белые и одна черная.
– Что, красавицы, кушать хотите? Сейчас вам мамочка даст!
Наблюдая за тем, как кошки жадно набрасываются на миску с едой, которую им заботливо поставила на пол экономка, Ада подумала, что даже статус этих хвостатых существ в подмосковном шале писательницы Водопьяновой намного выше, чем ее собственный.
Ну, все где-то и когда-то начинали! Как сказала ее собственная непосредственная начальница, главное – продержаться первые полгода, а потом будет легче. Она-то знала, о чем вела речь.
Или Лариса ее уволит, или полюбит.
Причем Ада даже не знала, что будет хуже: ужасный конец или ужас без конца.
Третьего не дано.
– Ну, при чем тут этот вертопрах. Нет, я о другом. Лариса Георгиевна, которую я еще девочкой знала, всегда мечтала стать серьезным литератором, а в итоге ваяет глуповатые опусы для домохозяек. А у нее ведь талант, может, не самый большой, но явный. А она растратила его на все эти побрякушки, мирскую славу и тусовочную суету. А ведь могла быть стать настоящей писательницей!
Ада замерла, так как заметила, что на кухню явился объект филиппики экономки: сама писательница Водопьянова. Причем, судя по всему, она уловила реплику прислуги.
Любую другую, например, саму Аду, за подобные крамольные высказывания Лариса, конечно же, немедленно выпотрошила бы, как Чикатило, но тут всего лишь, рассеянно улыбнувшись, сказала, будто журя:
– Ах, Маша, снова ты о своем! Не забивай девчонке голову благоглупостями. А то она еще о себе возомнит. А так из нее может получиться толк!
И с плотоядной усмешкой посмотрела на Аду. Похоже, она писательнице Водопьяновой даже нравилась – час от часу не легче! А что, если она потребует от «ктулхушников», чтобы она, Ада, все время ходила в ее личных помощницах и девочках для битья?
И по совместительству в боксерских грушах и грелках для Тузика?
Нет уж, Ада продержалась уже четыре месяца, и в иных местах это идет как четыре года, если не все четыре десятилетия. Пусть уж лучше Лариса ее увольняет!
Меж тем писательница, скривив губы, махнула зажатой между пальцев тлеющей сигаретой и заявила:
– Что же, я добилась, чтобы Софки на приеме не было. Приглашение уже не отозвать, но ее не пропустит секьюрити в отеле, Миша мне клятвенно обещал. Потому что звезда может быть только одна – я!
Она на полном серьезе произнесла эту напыщенную фразу, а экономка, звякнув тарелками, заметила:
– Я-то думала, что прием не твой, он в честь этой зарубежной авторши.
Затянувшись и выпустив кольцо сизого дыма, писательница Водопьянова ответила:
– Ты, Маша, поразительно умеешь все испохабить. Ну да, мне понятно, что это все ради Лоретты, нашей литературной миллиардерши, которой мы все в подметки не годимся и которая может, щелкнув пальчиками, скупить на корню «Ктулху» со всеми его авторами. Или даже не щелкая. Да, прием ради нее, а не ради меня. Но дай мне все же насладиться мыслью, что на ее месте могла бы быть я!
Подобная самокритичность была новой, доселе Аде не известной, гранью полного тайн и загадок характера писательницы Водопьяновой.
– Но ведь ты не на ее месте, Лорочка? – спросила экономка, и Ада окаменела. Наверняка писательница Водопьянова сейчас разразится воплями и криками, как это обычно и было, по крайней мере при общении с ней самой.
Ничего подобного – снова затянувшись, та ответила:
– Не на ее, но ведь вполне могла бы быть, ведь так?
Обе женщины обменялись многозначительными взглядами, и экономка произнесла:
– Могла, но ведь это не так? И литературная миллиардерша – она, а не ты, Лорочка.
Докурив сигарету, писательница Водопьянова раздавила ее в ониксовой пепельнице, каких в подмосковном шале было по три штуки в каждой комнате, и произнесла с затаенной тоской:
– Но ведь могла, Маша, вполне могла!
– Но ведь в итоге это не так, Лорочка? Каждому свое.
Похоже, женщины вели разговор о чем-то другом, и Ада подумала, что даже для самовлюбленной Ларисы Георгиевны желание подняться до уровня Лоретты ди Сан-Марко уже чересчур.
Лоретта была уникальным явлением не только по сравнению с российскими, но и со всеми зарубежными авторами. В течение уже десяти с лишком лет, всего того срока, в течение которого выходили в свет ее опусы о девочке-волшебнице и ее невероятных приключениях во время обучения в колледже магии и колдовства, сразу же и надолго занимавшие первые позиции в списках бестселлеров по всему миру, госпожа Сан-Марко была самой богатой и успешной мастерицей пера.
Писательница Водопьянова, себя, конечно же, обожавшая, не могла этого не знать, ведь, несмотря на все свои истеричность и склонность к театральщине, Лариса Георгиевна была, как успела узнать Ада, человеком весьма трезвомыслящим и расчетливым.
– Что значит – каждому свое? Кто вообще определяет, кто каждый и что у него свое? Умеешь ты, Маша, вселить уверенность в человека и укрепить его веру в себя, да?
Она посмотрела на Аду, а та, не зная, что и ответить, пожала плечами.
Однако накатившее желание откровенничать явно пошло на убыль, и писательница Водопьянова заявила:
– Ладно, ты опять прохлаждаешься на кухне в компании с этой болтливой старухой! Покорми кошек, приготовь мне кофе и иди в кабинет. Надо подготовиться к моему сенсационному выступлению на книжной ярмарке, авто придет уже через три часа с небольшим, а я еще в полном раздрае. И где только эта несносная стилистка? А парикмахер? Все отлынивают, одна я работаю, вот сегодня с раннего утра настрочила уже тринадцать компьютерных страниц нового романа, который всем вам, лентяи и дурачье, обеспечивает безбедное существование! Моего нового бестселлера на самых первых позициях во всех возможных идиотских списках!
Ну, вряд ли так уж и бестселлера, на первые позиции новый роман Ларисы Водопьяновой уже давно не выходил, но где-то в середине второй десятки по продажам он, вероятно, все же сумеет удержаться.
Телефон Ады завибрировал, и, взглянув на входящий номер, она поняла, что команда «ктулхушников», в задачи которых входило навести марафет на писательницу Водопьянову, прибыла.
И перед тем как все завертелось, Ада подумала, что сомневается, что литературная миллиардерша Лоретта, чествовать которую сегодня вечером собирался весь издательско-писательский бомонд обеих столиц, со своей челядью, которая у нее также имелась, обращается так же, как писательница Водопьянова.
Но экономка Мария Филипповна была права: каждому свое, и если у Лоретты были мировые бестселлеры и миллиард в свободно конвертируемой валюте, на оных заработанный, то у Ады имелась лишь писательница Водопьянова в своем подмосковном шале.
С черным кофе, сигаретами и десятком кошек.
– Как может быть, что Софка здесь? Нет, я тебя спрашиваю, идиотка потомственная, как такое возможно? Ее же обещали не пропустить!
Писательница Водопьянова, облаченная в эффектное черно-белое платье, удачно скрывающее некоторые (не такие уж малочисленные) изъяны ее величественной фигуры, со сложной, созданной лысо-бородатым насупленным парикмахером в подмосковном шале, прической, впрочем, удивительно ей шедшей, и даже с вплетенным в волосы гребнем, неким подобием диадемы, положенной, видимо, ей по неоспоримому статусу царицы российской развлекательной прозы, была в полнейшем ауте.
Они – сама писательница Водопьянова и сопровождавшая ее Ада, скромно одетая в серый деловой костюм, как и надлежит невзрачной ассистентке, а также девочке на побегушках, груше для битья и грелки для Тузика, – вышли из вознесшего их в считаные секунды на самый верх зеркально-золоченого лифта на гигантскую, почти во всю крышу столичного отеля-небоскреба террасу, на которой и имела место эксклюзивная, закрытая, тщательно охраняемая вечеринка, приуроченная издательством «Ктулху» к окончанию Московской книжной ярмарки в ту сентябрьскую пятницу, тринадцатого.
И к визиту зарубежной звезды, литературной миллиардерши Лоретты ди Сан-Марко.
Ту вечеринку, на которую Ада, мелкая издательская сошка, приглашена изначально не была, но все же в итоге попала, и все благодаря Лоретте. Ну, и отчасти – кто бы мог подумать! – Ларисе Водопьяновой.
И надо же такому случиться, что первой особой, которую узрели обе женщины, выходя из лифта на теплый ночной воздух (сентябрь стоял на редкость жаркий), оказалась невысокая жилистая дама в обтягивающем кожаном брючном костюме – ни дать ни взять комиссарша времен революции. Чистоту образа несколько портили неизменная, дополняющая каждый наряд ковбойская шляпа и ковбойские же сапоги.
Вероятно, то была комиссарша с Дикого Запада.
Писательница Софья Скорпионова, дальняя родственница, некогда лучшая подруга, а на протяжении многих лет – заклятая врагиня писательницы Водопьяновой!
Лариса Георгиевна, едва не накинувшись на Аду с кулаками, завопила:
– Нет, что эта мерзавка тут делает? Мне обещали, что ее секьюрити не пропустит!
В самый фешенебельный отель столицы с отличным видом на Красную площадь они прибыли прямиком с ВДНХ, в павильонах которого буквально час назад и завершилась Московская книжная ярмарка. Лариса Георгиевна показала высший класс, подарила своим поклонницам, тем самым дамам среднего возраста и достатка, которых немало набилось в павильон, где Водопьянова представляла свою новую книгу, незабываемый час общения с любимой писательницей, была любезна с ведущим, снисходительна к глупым вопросам публики, добра и остроумна – в общем, выказала себя такой, какой она в реальной жизни совсем не являлась.
Чтобы после завершения интервью, оказавшись за кулисами, тотчас обругать Аду за какую-то мелочь, а потом потребовать сопроводить ее на закрытую встречу с Лореттой ди Сан-Марко, презентовавшей русский перевод своей новой, предпоследней, книги из серии о девочке-волшебнице, куда пускали не всех желающих, а только избранную публику: сливки высоколитературного общества.
Как водится, самая яркая литературная звезда, более того, миллиардерша завершила своим выступлением книжную ярмарку, и Ада, наблюдая издалека за изящной, улыбчивой, абсолютно спокойной писательницей, романы о девочке-волшебнице которой она, как и миллионы других читателей по всему миру, глотала в одно мгновение, подумала не без горечи, что с большим удовольствием пошла бы к ней в помощницы.
А также в девочки на побегушках, груши для битья и грелки для Тузика.
Судя по тому, с какой уверенностью и тактом Лоретта общалась с публикой, таковые ей попросту не требовались.
Но Ада все равно бы пошла, вся проблема в том, что ее никто об этом не просил.
Да и не заметила она около Лоретты ни во время интервью, ни после, когда та с неизменной улыбкой раздавала автографы, какой-то особы вроде самой себя, готовой услужить, подать, вытерпеть.
Судя по всему, такого аналога Ады у литературной миллиардерши, в отличие от писательницы Водопьяновой, элементарно не имелось, а если и был, то в Москву с собой она его или ее не взяла. Как позднее выяснилось, миллиардерша даже персональной охраной не обзавелась, довольствовалась той, которую ей для демонстрации статуса звезды на время визита на ВДНХ предоставило «Ктулху».
Литературная миллиардерша, судя по всему, обходилась без девочки на побегушках!
Аде было смешно и дико наблюдать за тем, как в очередь за автографом от Лоретты выстраиваются не простые читатели, которых на закрытой встрече с ней практически и не было, за исключением специально отобранных, в первую очередь детишек работников самого «Ктулху», а именитые личности из издательских кругов столицы, звезды шоу-бизнеса и интернет-кликов.
После того как встреча официально завершилась и Лоретта оказалась в плену у владельца «Ктулху», того самого Миши, на руке которого повисла писательница Водопьянова, Ада, сжимая в руке свой любимый том о девочке-волшебнице, отступила в сторону, оттесненная мастодонтами и бронтозаврами издательско-писательского симбиоза. Однако Лоретта, которая даже вблизи выглядела намного моложе своих без малого шестидесяти, прямо-таки юной девицей, причем при этом совершенно естественной и ничуть не перекроенной пластическими хирургами (видимо, те были у литературной миллиардерши не на порядок, а на два или даже три лучше, чем у писательницы Водопьяновой), вдруг, прервав излияния Миши, исторгавшего на не самом чистом английском очередной панегирик в честь зарубежной гостьи, переводя то, что на русском втуляла ему Лариса, иностранными языками не владевшая, сама обратилась к Аде.
– Я вижу, что вы тоже любите мои романы, мисс? – мелодично произнесла она. – Премного вам за это благодарна. Разрешите полюбопытствовать, что это за том. Вероятно, ваш любимый?
Прерванный литературной миллиардершей на полуслове, Миша уставился на Аду, а та покраснела. Она же не набивалась, Лоретта ее сама заметила и первая с ней заговорила! Писательница Водопьянова толкнула Мишу локтем в бок, и тот закашлялся.
– Ты куда, хамка трамвайная, лезешь? – прошипела, впрочем, крайне сладким тоном писательница Водопьянова, обращаясь к Аде. Та поняла, что увольнения не миновать. Со стороны, однако, выглядело так, будто Лариса говорит ей комплименты. – Ты что, пигалица дегенеративная, не видишь, что я с ней разговариваю, а Миша переводит? Ты что, захотела без работы остаться? Учти, я это твое желание быстро исполню. Так ведь, Миша?
Она снова толкнула Мишу локтем с бок, причем крайне размашисто, и владелец «Ктулху» громко охнул – то ли в знак согласия, то ли по причине болевого шока.
Лоретта же, взяв книгу, которую Ада держала в руках, мечтательно произнесла:
– Ах, четвертый том! «Мэри Ноббит и Цветок зла». Роман давался мне не без труда, однако он мой самый любимый! Из тех, что я написала, конечно.
Она серебристо рассмеялась, вслед за ней захихикал Миша, и даже не понявшая сказанного писательница Водопьянова закатилась несколько истеричным смехом. Но, судя по дергавшемуся веку, она была вне себя, и Ада поняла: писательница потребует ее увольнения! И Миша, стоящий рядом и украдкой потирающий явно ноющий бок, поступит так, как захочет царица русской тривиальной литературы.
Лоретта же достала из крошечной сумочки, висящей у нее на локте, ручку, причем не какую-нибудь шикарную, с золотым пером в обрамлении из рубинов и бирюзы (такая в самом деле имелась у писательницы Водопьяновой, и именно ею она подписывала книги на встрече с читателями только что), а самую что ни на есть обычную, копеечную.
Такую, какую могла позволить себе только литературная миллиардерша.
– Ты ведь уволишь эту нахалку? – продолжала вещать сладким тоном писательница Водопьянова. – Миша, я требую! Иначе не сдам новый роман и вообще уйду к конкурентам!
Уйду к конкурентам – это была ее любимая угроза, которую писательница Водопьянова регулярно озвучивала, но никогда бы не рискнула осуществить.
Но которая, однако, всегда оказывала нужное воздействие на Мишу.
– Кому я имею честь посвятить мой автограф?
В подобных случаях писательница Водопьянова обычно рявкала:
– Вас как зовут? Для кого завитушка?
Девушка, понимая, что ее точно уволят и что Миша пойдет на поводу у Ларисы Георгиевны, порадовалась, что хотя бы получит автограф и личное посвящение самой Лоретты ди Сан-Марко.
– Ада…
Лоретта пристально взглянула на нее.
– Какое у вас красивое имя! Мою бабушку тоже звали Ада.
Явно не замечая, что происходит вокруг нее, Лоретта вписала в книгу, удерживаемую дрожащей Адой, изящным косым почерком:
«Тезке моей любимой бабушки, Аде, с благодарностью за истинную любовь к моим не самым гениальным романам».
И увенчала все это эстетичным росчерком. Ну, тем, что писательница Водопьянова именовала в подобных случаях завитушкой.
– Нет, ты только посмотри, Миша! Ты ведь уволишь эту дрянь? Не могу ее выносить, она мне на нервы действует. И даже здесь впереди всех выскочила, хотя сбоку припека.
Чувствуя, что на глазах у нее навернулись слезы от обиды, Ада горячо поблагодарила Лоретту, которая, мило улыбаясь, потрепала ее по руке.
– Так да или нет, Миша? Учти, иначе пойду сейчас к главе конкурентов и скажу, что хочу печататься только у него. Понимай хорошо, что ты ответишь, Миша! Ты эту кикимору болотную уволишь?
Главный «ктулхушник» выпалил:
– Да, уволю! Если ты этого, Лорочка, так хочешь, то уволю!
И тут произошло самое невероятное. Лоретта, подняв глаза на Мишу и писательницу Водопьянову, произнесла по-русски, хотя и с сильным британским акцентом:
