Ох, ничего себе отрастила… В девятнадцать-то с небольшим лет!
– Я такая неловкая… – Гижицкая схватила меня за галстук и потянула к себе. – Простите, князь.
Я вдохнул запах ее волос – но вместо мягких губ мне в лицо ударил ветер и холодные брызги.
Приятное наваждение исчезло вместе с дедовским кабинетом. Осталось только открытое настежь окно, гроза снаружи и ощущение облома вселенских масштабов. Я с рычанием откинул пропотевшее чуть ли не насквозь одеяло, уселся в кровати… и услышал за дверью тяжелые шаги.
– Да вашу ж матушку… – простонал я, натягивая штаны. – За что?..
Дверь в комнату распахнулось и с грохотом ударилась в стену. В коридоре мелькнула вспышка, похожая на алый цветок. Я плюхнулся на пол, откатился в сторону – и тут же вскочил на ноги. Струя пламени метнулась за мной, но слишком поздно: я уже махнул через подоконник – прямо навстречу грозе. Огонь с треском впился в болтающиеся створки, расколол стекла, вырвался следом, лизнул в голую спину – и все-таки не успел. Я отделался клочком сгоревших волос на затылке.
Полет со второго этажа дался куда сложнее. Я сгруппировался, но собрать дух на мягкую посадку смог только у самой земли. Воздух загустел, подхватывая тело и будто надуваясь огромным шариком, сжался – и, не выдержав, лопнул. Скошенная трава впилась в ладони, но времени жалеть себя не осталось. Я кувырнулся вперед, вскочил на ноги – и в место, где я только что был, ударила Булава. Земля вздрогнула, и мне в спину полетели влажные ошметки.
Я изо всех сил помчался к лесу. Ночной гость наугад подпалил пару деревьев, швырнул мне вослед еще одного Горыныча – и сам спрыгнул из окна: сверкнула молния, и я увидел, как по стене к земле скользнула громадная черная тень.
Значит, побегом из усадьбы дело не ограничится.
Вздохнув, я чуть замедлился, готовясь к долгой гонке по лесу. Дождь хлестал как из ведра, поросль и сухие ветки то и дело кололи босые ноги, но куда больше меня волновал Горыныч, злобно гудящий где-то сзади в паре десятков шагов. Огненный змей гнался за мной, на ходу грызя молодые деревья и срывая кору со старых. Не самое опасное заклятье – но могучее, хоть и медлительное.
А еще – умеющее преследовать цель даже без указки хозяина.
Однако с этим я хотя бы уже умел бороться. Достаточно чуть сбить установку или сместиться в сторону – и Горыныч потеряет след: разворачиваться змеюка все-таки не умеет. Я немного вырвался вперед, выбрался на открытое место, чудом удрал от двух выпущенных по очереди Булав – а потом резко свернул в сторону, закручивая траекторию обратно к усадьбе. Огонь за спиной взревел, дернулся – но не поспел за мной и с недовольным ворчанием укатился куда-то вдаль.
Правда, легче от этого не стало – скорее наоборот. Удрав от Горыныча, я снова подставился: в свете колдовского пламени преследователь видел меня как на ладони. Еще одна Булава с треском выбила щепки из старой березы в паре шагов, а потом сквозь гром и шум дождя я услышал что-то среднее между жужжанием и свистом.
– Твою мать! – Я плюхнулся животом в лесную грязь. – Совсем с ума сошел?!
Пару деревцев в мою руку толщиной как бритвой срезало. Даже слабенькая Булава запросто сломала бы несколько ребер, но брошенный с полусотни шагов Серп вполне способен разрубить человека надвое. В ход пошла тяжелая артиллерия – и от нее могла спасти или скорость, или надежная защита… А лучше – то и другое одновременно.
Ход и Кольчуга. Базовые заклятья, которые без труда давались мне на тренировках… но не сейчас. Энергии было достаточно – и внутри, и даже снаружи. Она лилась с неба дождем, бурлила вокруг – и все равно упрямо не желала сплетаться в нужный рисунок. А обычные, человеческие силы уже заканчивались: соперничать с магически ускоренным противником я не мог.
На чистом упрямстве пробежав еще где-то с полкилометра, я уперся в речку. В воду лезть не стал – там меня просто приморозили бы в два счета. Пришлось сворачивать и шлепать по грязи вдоль берега, но беспощадный преследователь догнал меня и там. Булава, Булава, Горыныч – и еще Серп на десерт. Я успел укрыться за деревом, и заклятье с хищным звоном шарахнуло в толстый ствол. Вгрызлось до половины, не меньше, и уже на излете клюнуло в локоть. Неглубоко – но по руке тут же заструилось что-то горячее.
И это почему-то прогнало страх окончательно. Убегать было некуда – кусты трещали в десятке шагов, – но подраться я еще мог. Сложив пальцы в кулак, я крутанулся из-за дерева и швырнул Булаву. Громадная тень подняла руку, и мое заклятье с лязгом ударило в Щит. Второе ушло в сторону. Я выдал еще две Булавы и из последних сил добавил Серпы – с обеих рук одновременно. Они с искрами чиркнули по цели и унеслись вдаль, выкашивая молодую поросль. Но никакого ощутимого вреда не нанесли.
Ну все. Приехали.
Щит у меня все-таки получился – слабенький, хрупкий и кривой, впрочем, на один удар его кое-как хватило. Потом что-то подцепило меня за ноги, опрокинуло – и припечатало сверху, вбивая в размокшую грязь.
– Все, – простонал я, – хватит! Да чтоб тебя…
– Плохо, Саша. Огорчаешь старика.
Андрей Георгиевич навис надо мной грозной тучей. На его лице красовалась царапина – явно не от моего косого Серпа, скорее уж от ветки, – а одежда и бритая голова были мокрыми, тем не менее он даже не запыхался. Ход позволял уже немолодому и грузному безопаснику двигаться втрое быстрее меня, почти не уставая.
– Нормально! – огрызнулся я, ощупывая ребра. – Больно, блин…
– До свадьбы заживет. Вставай.
Будто у меня был выбор. Я кое-как выковырял избитую тушку из грязи и поднялся на ноги. В последние дни такие ночные «учения» повторялись нередко – но раньше я хотя бы не подозревал, что меня хотят угробить всерьез.
– Сатрап, – проворчал я. – Мучитель.
– Поговори мне тут. – Андрей Георгиевич погрозил огромным – чуть ли не с мою голову – кулачищем. – Почему не удрал? Опять Ход не получается?
– Опять. – Я вздохнул и осторожно потянулся. – Кажется, ребро сломал.
– Ничего, потерпишь. Пойдем к дому.
Я поплелся следом за Андреем Георгиевичем, мысленно костеря деда на все лады. Это он придумал отдать меня на растерзание безопаснику, убив сразу двух зайцев: я не только понемногу осваивал родовой Дар, но и расплачивался за свои многочисленные прегрешения. И вот уже почти две недели моя жизнь напоминала учебку кадетского корпуса: тренировки, тренировки, книги, недолгий крепкий сон – и снова тренировки. Кое-что получалось неплохо, тело привыкало к нагрузкам, я становился сильнее, и в каком-то смысле муштра мне даже нравилась…
Но уж точно не в те дни, когда заканчивалась членовредительством.
– Серп! – Я с трудом удержался от соблазна залепить Андрею Георгиевичу в затылок чем-то вроде Булавы. – Так ведь убить можно.
– Это если попасть. И Кольчугу не пробьет, я слабенький кидал.
– Да не было у меня Кольчуги, – признался я. – Не сплетается, зараза.
– А-а-а… Ну, так и не попал же. – Андрей Георгиевич пожал плечами. – В следующий раз сплетется.
Ага. Вот так возьмет и сплетется. Само, в подходящий момент. От злости я чуть сильнее ударил босой ногой в землю – и боль тут же напомнила о себе, прокатившись от бедра вверх и застряв где-то в грудине справа. Сломал? Или на этот раз повезло и обойдусь синяком размером с голову?
– А если нет? Что деду скажете?
– Что будет у него теперь два целых внука и две половинки. – Андрей Георгиевич чуть замедлил шаг. – А если серьезно, хотел бы попасть Серпом – попал бы.
– Да знаю… – Я вспомнил, как он на днях срезал одинокий сухостой чуть ли не с половины километра. – Кадетов с юнкерами так же гоняют?
– Так же, да не так же. Когда я в Александровском учился – вот тогда гоняли… А теперь смехота одна.
– И Мишу в Павловском, значит, тоже берегут, – усмехнулся я. – А вы меня Серпом…
– Нету у меня времени тебя жалеть, Сашка. – Андрей Георгиевич вдруг развернулся и схватил меня за плечи. – Понимаешь, дурья твоя башка? Не-ту!
– Да почему?!
– Потому, что у нормальных… у обычных людей Дар растет по чайной ложке, с детства. Если дворянин выбирает военную службу – после кадетского корпуса идет в училище. И там он из унтера становится подпоручиком. За три или четыре года. – Андрей Георгиевич тяжело вздохнул. – Вполне достаточно, чтобы вылепить из пацана офицера… А ты три недели назад был бездарем, а теперь выдаешь Булаву на уровне пехотного штабс-капитана!
– Прямо так? – смутился я.
– Прямо так. Только ты не вздумай возгордиться. Это не радость, а полный… – Андрей Георгиевич на мгновение смолк, подбирая подходящее слово. – Плохо это, в общем. Опасно! Поэтому и дисциплина нужна железная, и контроль. Думаешь, мне нравится с тобой ночью по дождю скакать?
– Думаю, не очень.
– То-то и оно, что не очень. Загонял старого по лесу, так еще и пришибешь ненароком. – Андрей Георгиевич мрачно улыбнулся и снова зашагал в сторону усадьбы. – Ты мне лучше скажи, чего у тебя с Кольчугой не вышло.
– Да ничего не вышло, – буркнул я. – Сил хватает, плетение помню, начинаю – а узор разваливается. С Ходом то же самое: на тренировке запросто, а чуть что – сразу дергаюсь… А вроде просто все! Так, потом сюда и…
Я провел пальцем в воздухе, вспоминая простенький энергетический рисунок… и вдруг почувствовал что-то похожее на легкое прикосновение. К плечам, к животу, к груди – везде: Кольчуга мгновенно оплела все тело. Без малейшего усилия.
Контур замкнулся и сработал.
– Тьфу ты, Сашка! – рассмеялся Андрей Георгиевич. – Сразу бы так. Практика нужна… В боевых условиях, так сказать.
– Куда уж боевее.
– Не пойму я, что с тобой. Обычно более-менее ровно все идет. А у тебя плетения на тройку с минусом – зато Булавой так въе… ударишь! – Андрей Георгиевич тряхнул головой. – Что потом два дня локоть болит. И это через Щит!
– Да сложные эти плетения. – Я почесал затылок. – С атакующими проще. Хотя мне вообще не очень понятно, зачем нужны эти Серпы и Молоты, если я из кольта не хуже шарахну.
– Ну… начнем с того, что боевые заклятья придумали где-то за тыщу лет до первых пушек. А может, и за две тыщи – тут тебе точно никто не скажет. Не все, есть и посвежее, но из основных – большинство. – Андрей Георгиевич распахнул передо мной заднюю дверь усадьбы. – Во-вторых, оружие носят немногие, зато Булавой тебя огреет даже восьмилетняя девчонка… Слабенько – но огреет.
– Ага. – Я вспомнил, как отделал Воронцова в больнице, чудом не попав под заклятье. – Дар всегда со мной.
– Да. И в-третьих, – Андрей Георгиевич грузно затопал по лестнице, – для Одаренного выше пятого класса и Булава, и Серп, и все эти железные пукалки – фигня. Даже не комариные укусы. А первый класс может такое сотворить, что даже не придумаешь!
– Вот блин… – Я остановился перед раскрытой дверью своей комнаты. – А вы видели?
– Видел. – Андрей Георгиевич потер изуродованную когда-то правую щеку. – Больше видеть не хочу. И ты, дай Бог, не увидишь… Заходи, ложись, Сашка. Будем твои боевые раны смотреть.
Чувствовал я себя действительно так себе, и на ребрах справа уже наверняка налился синяк, но напрягать Андрея Георгиевича почему-то не хотелось. Из матерого дедова безопасника, могучего великана с косой саженью в плечах он вдруг на мгновение превратился в себя настоящего. Усталого и немолодого дядьку, которому не так уж легко было носиться по ночному лесу за шестнадцатилетним пацаном. Даже под Ходом.
– Да ничего. – Я махнул рукой. – Само заживет. Заодно в плетениях потренируюсь.
– Молодец. – Андрей Георгиевич взглянул на часы. – Пять утра уж скоро. Досыпать будешь?
– Вряд ли, – отозвался я. – Сполоснуться бы надо. И хочу с одной штукой разобраться.
– Как знаешь. Но чтобы к завтраку – как штык был.
Глава 10
Беготня под дождем и Булава под ребра бодрили не хуже ведерка кофе, выпитого залпом. Отмокая под душем, я осторожно ощупал правый бок. Повезло – кости целы, а синяк пройдет сам собой… впрочем, можно и ускорить процесс. Сильных целителей в роду Горчаковых не было уже три поколения, хотя кое-как подлечить себя может почти любой Одаренный.
Плетение вышло с третьей или четвертой попытки. Слабенькое – но боль почти сразу отступила, а синяк чуть ли не на глазах начал съеживаться, явно собираясь полностью исчезнуть еще до завтрака. Я дошлепал до комнаты и улегся, однако сна не было уже ни в одном глазу. И не только из-за утренних процедур, но и оттого, что ТАМ меня могла поджидать сладострастная графиня. Гонка по лесу напрочь… ладно, не совсем напрочь прогнала порочные мысли – зато остались кое-какие другие.
Гижицкая снилась мне уже третий раз. И это вполне могла быть здоровая реакция организма на красивую девушку… а могло быть и что-то совсем другое. Не обязательно опасное, но уж точно и не вполне невинное. Костя не зря предупреждал, что с этой чертовкой лучше держать ухо востро.
Единственная наследница не самого старого, зато богатого и весьма близкого ко двору графского рода. Скандалистка. Владелица пары клубов – с сомнительной репутацией, однако при этом неизменно под завязку набитых столичной золотой молодежью. Звезда светских хроник, о которой ходили самые разные слухи… но только лишь слухи: Гижицкая в любой ситуации соскальзывала и с серьезных неприятностей, и с кончика пера борзописцев. В общем, из тех, кого французы называют femme fatale – роковая женщина.
А еще – менталист. Может, не самый сильный в Петербурге, но в десятке – уж точно, несмотря на юный возраст.
Тогда, на пляже, я сумел выкинуть ее из головы. Бесцеремонно и быстро – и все же не настолько, чтобы она не успела пройтись по сознанию неприкрытым эротизмом… а то и оставить кое-что на память. Прямо как Золушка туфельку. Против горячих ночных фантазий я ничего не имел: они были уж точно поприятнее той дичи, которая иногда снилась под утро. Какие-то разрушенные дома, песок, ветер… Но если Гижицкая засунула себя мне под черепушку насильно – пусть идет к черту.
Никто не полезет в мои мозги. Даже красотка с самыми аппетитными полушариями в Питере.
И все же смущало не сколько чужое вмешательство, сколько то, что Гижицкая могла там увидеть… чисто гипотетически: времени полноценно порыться у меня в голове у нее все-таки не было. Хотя я почему-то не сомневался: сны – не с ее участием, а те, настоящие, – часть чего-то большего. Важного, другого, забытого, будто стертого из меня кем-то почти всесильным… но стертого не до конца.
Я потянулся и посмотрел на свою собственную руку. Левую – ту самую, которой я вдруг начал стрелять, писать и держать ложку, прожив на этом свете правшой шестнадцать с половиной лет. Загорелую, огрубевшую и окрепшую от муштры Андрея Георгиевича – и все-таки пока слишком слабую, чтобы в полную силу делать то… То, что я никогда не умел делать раньше – и не мог уметь. К примеру, валить с ног парня чуть ли не вдвое тяжелее или укладывать пулю в цель с тридцати шагов почти из любого пистолета… И почти не тренируясь.
Так не бывает. В неполные семнадцать лет может внезапно проснуться и вспыхнуть свечкой родовой Дар – но уж точно не умения, будто принадлежащие кому-то другому. Талант стрелять или бить людям морды достается от природы – а вот дальше его еще надо взращивать, придавать форму…
Или не надо?
Я поднялся с кровати и встал перед зеркалом, висевшим у шкафа.
– Интересно дело. – Мои пальцы коснулись холодной блестящей поверхности. – Кто же ты там такой?..
Из утреннего полумрака комнаты на меня смотрел самый обычный парень. Рослый, худощавый – скорее жилистый, чем просто тощий. Чуть старше своих шестнадцати с половиной лет на вид – наверное, из-за уже пробившейся темной поросли вокруг губ и на щеках, – но уж точно еще не взрослый. Которому впору было бы интересоваться не книгами из дедовой библиотеки, а чем-то… попроще. Развороты комиксов и актрисы в купальниках все еще украшали едва ли не половину стены над письменным столом и радовали глаз, вот только казались уже чужими. Чем-то приятным – но будто забытым, принадлежавшим тому, кем я был раньше, а не мне нынешнему.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67248807&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
