– Согласовывайте, – не стал спорить Макар.
– Это займет некоторое время, – снисходительно заметил Стивен.
– Ничего, мы подождем.
– Около недели, – уточнил Фил.
Бабкин, чье терпение лопнуло, молча поднялся. Он не собирался применять к этим клоунам методы физического воздействия и даже не планировал их пугать, он лишь хотел выйти в коридор, чтобы посовещаться с Илюшиным.
Пять минут спустя они покинули издательство. В кармане Макара лежал листок с данными юриста.
– Нужно связаться со следователем, который ведет дело Юренцова, – сказал Сергей, когда они сели в машину. – У нас полно информации. Пора делиться.
– Сразу после встречи с юристом, – пообещал Макар.
– Если этот тип вообще согласится с нами разговаривать.
– Если откажется, сдадим его следователю. Пусть разбираются без нас. Но я хочу посмотреть на человека, который представлял интересы убийцы.
Сергей построил маршрут до офиса юриста.
– Какое у него отчество? – спросил Илюшин, набиравший номер на телефоне.
Бабкин взглянул на свои записи.
– Семенович. Лев Семенович Котляр. Пристегнись!
Лев Семенович не отвечал на звонки. Макар упорно продолжал дозваниваться, так что в конце концов Бабкин предупредил, что Котляр занесет его в черный список как оголтелого спамера.
– Может, он в суде. Или обедает. Который час?
– Двенадцать без пяти.
– Самое подходящее время. – Сергей вспомнил, что, кроме худосочной яичницы из двух яиц, больше ничем не завтракал.
– Поговорим с Котляром – отведу тебя в кафе, – великодушно пообещал Илюшин.
– Только с человеческой едой, а не китайской!
Они свернули с проспекта и оказались в жилом квартале. Бабкин вел машину на малой скорости, одним глазом наблюдая за детьми на самокатах, которые катились параллельно ему по тротуару, обгоняя друг друга и то ли дурачась, то ли ссорясь всерьез.
– А что это мы тащимся? – недовольно осведомился Макар.
– Куда нам торопиться?
– Похоже, вон в той «свечке» его офис… – начал Илюшин, вытягивая шею.
Один из мальчишек с силой толкнул приятеля. Самокат вильнул, накренился и вместе с владельцем вылетел на проезжую часть, под колеса «БМВ».
Бабкина спасла реакция. Он ударил по тормозам в тот момент, когда самокат начал произвольное движение по тротуару. «БМВ» дернулся, их обоих бросило вперед. Спустя десять секунд тишины, показавшихся Илюшину бесконечными, из-под переднего бампера раздался громкий рев.
В следующие две минуты Сергей действовал с изумительным спокойствием. Позже Илюшин вспоминал, что размеренные отточенные движения его друга напоминали танец.
Бабкин включил аварийку, отстегнул ремень и выбрался наружу. Вытащил мальчика, поставил его перед собой, не обращая внимания на собирающихся вокруг зевак и охающих бабок, перемещавшихся, на взгляд Макара, либо со сверхзвуковой скоростью, либо силой мысли, потому что минуту назад ни одной бабки в радиусе пятисот метров он не наблюдал.
Ребенка, который от ужаса перестал реветь и таращил на него глаза, Сергей ощупал со всех сторон. Поднял неповрежденный самокат, лежавший в метре от бампера, и перенес на тротуар, где стояли остолбеневшие приятели упавшего. А затем, к восторгу Макара и ужасу свидетелей, взял за ухо того, кто толкнул приятеля, и приподнял.
Макар оценил точность выражения «орет как резаный». Если бы он не видел происходящего, он поклялся бы, что ухо ребенку пилили тупым ножом. Свидетели нерешительно выразили протест. Бабки вразнобой выкрикнули: «Полиция!» Подвыпивший старичок выкрикнул: «Пороть!»
Бабкин, держа жертву цепко и неумолимо, что-то размеренно говорил, наклонившись к его голове. Илюшин многое бы отдал, чтобы услышать эту речь. Но в будущем Сергей наотрез отказывался повторить ее или хотя бы изложить краткое содержание, хотя Макар обещал все сокровища земные и даже предлагал в заложники собственное ухо.
Закончив внушение, Бабкин разжал пальцы. Мальчишка выпал на асфальт и остался сидеть, прижав ладонь к распухшему уху.
Сергей обернулся к оставшимся в стороне детям. Несомненно, он собирался призвать их к осторожности и посоветовать беречь себя и товарищей. Однако его благому намерению не суждено было исполниться. Побросав самокаты, дети кинулись прочь.
Тот, кого вытолкнули на проезжую часть, посмотрел им вслед, вытер нос пальцем, палец вытер о штаны, встал на самокат и неторопливо покатился дальше.
Бабкин сел в машину. Достал влажную салфетку. Посмотрел на Макара.
– Пристегнись.
«БМВ» медленно тронулся с места.
Некоторое время в машине стояла тишина. Но опция «сочувственное молчание» была выдана Илюшину в тестовом режиме: его хватало на полторы минуты.
– Бедное дитя! – с лицемерным состраданием начал Макар, когда полторы минуты истекли. – Сможет ли ребенок отрефлексировать негатив, полученный от тебя, или ему придется жить с этой травмой до конца…
Он собирался и дальше продолжать в том же духе, но Бабкин свернул в соседний двор, и Илюшин замолчал.
Перед ними возвышался жилой дом, на первом этаже которого, если верить данным издательства, находился офис юриста Льва Котляра. Вместо окон были три страшных черных проема с языками копоти на внешней стене. На земле лежали сорванные решетки, издалека похожие на расчерченное поле для игры в классики.
Сыщики вылезли из машины и остановились перед пожарищем.
– Вообще все выгорело, – после долгого молчания сказал Сергей. – Напрочь.
Внутренности квартиры были дочиста обглоданы огнем. Илюшин искал, за что зацепиться взглядом, – спинка шкафа, уцелевшая полка, – и не находил.
Он задержал идущую в подъезд женщину с хозяйственной сумкой.
– Простите, пожалуйста, когда случился пожар?
– В три часа ночи я на пульт позвонила, – ответила та, не задумываясь. – В это время уже полыхало вовсю. Тем, кто на втором, не повезло. Мы-то на пятом, к ним огонь раньше сунулся… Но они в отпуске все. Вот радости-то людям: вернутся – а стекла полопались…
Она сказала об огне «сунулся» как о невоспитанном человеке или животном.
– А владелец офиса? – спросил Макар.
– Погиб Лев Семеныч. Вы его знали?
– Мы приехали к нему по делу…
– Он внутри был, когда все загорелось, и выбраться не смог. Видите решетки? Они не снимались. Намертво были приварены. Это еще прежний владелец поставил… Спасатели сказали, от них даже ключа не было. Когда их сорвали… – Она махнула рукой. – Все, уж поздно было.
– О причине пожара известно?
– Ну, нам-то разве кто что скажет! Слава богу, эвакуировали всех быстро… Хорошо, ночь теплая была, мы до утра, считай, на вон той площадке топтались. – Она махнула куда-то в сторону. – Тут лентами все обтянули, а ребятишки, поганцы, посрывали.
– Кроме Льва Семеновича, кто-нибудь пострадал?
– На третьем этаже две сестры дымом надышались. Они старенькие, еле шли… А дым валил такой, что страшно смотреть! Их в больницу отвезли, только вот не знаю, в какую.
Макар поблагодарил ее и пошел к машине.
Глава 6
Татьянин день
Новость о том, что Галина Ежова погибла, наевшись отравы, разлетелась мгновенно. В поселковом чате и при встречах все обсуждали случившееся. Выдвигались разные версии, но постепенно стала преобладать одна: Ежова обезумела и подсыпала яд себе и соседу-любовнику.
Остатки пирога отправили на экспертизу. В крови отравившихся были обнаружены токсичные алкалоиды, вызвавшие у Ежовой остановку дыхания.
А к вечеру следующего дня появилось важное уточнение. Мы уже догадывались об этом, но остальные узнали только теперь.
В начинке пирога нашли семена и измельченные листья болиголова.
Основная версия претерпела изменения. Ежова подсыпала яд всей семье своего любовника, а затем покончила с собой. Именно Галя принесла отравленный пирог. За это объяснение крепко держалась самая активная и в то же время бестолковая тетка из поселка, громкая, говорливая и чрезвычайно глупая.
Однако здравый смысл понемногу возобладал. Ежова пользовалась репутацией доброй и спокойной женщины, и один за другим начали раздаваться голоса в ее защиту.
Люсин плот изгоя развернуло на сто восемьдесят градусов. Из парии, которую Ульяна собиралась гнать погаными тряпками, она превратилась в героя дня. Если бы не ее выходка, пирог ели бы все, включая детей.
От этой мысли у меня мороз пробежал по коже. Между Ежовой и Харламовыми постоянно происходил добрый соседский обмен: огурцы, кабачки, пироги и торты, не говоря о наливках, перемещались туда-сюда, сопровождаемые благодарностями и рецептами. Люся поливала цветы в отсутствие Ежовой. Галя присматривала за участком, когда Харламовы уезжали. Мы все тепло относились к соседке, хоть и подшучивали над ее экспериментами с травами. Галя обожала выращивать пряности. Она лечилась корешками, растирала семена, сушила веточки и цветы, – ни дать ни взять маленькая девочка, играющая в огромном саду в доктора, повара или фею.
И вот фея мертва.
Я позвонила Ковальчуку, вкратце рассказала, что произошло.
– Я поговорю с Романиди, но поездку в Нижний придется отложить, пока отец Ильи не поправится.
– Конечно, Танечка, конечно! Если нужно, я сам поеду. Присматривай за семьей.
После долгого разговора с нашим инвестором я заглянула к Люсе. Варя стояла у постели, поправляя капельницу.
Варвара для меня – феномен. В обычной жизни она вздорная, неумная девица со склонностями к истерикам и беспричинному вранью. Но в ипостаси медсестры Варвара преображается. Она становится терпелива, уравновешенна и деловита. С пациентами она ласкова, но в то же время тверда. У нее необычайно легкая рука: ее уколы не замечает даже моя Ева, боящаяся любых медицинских манипуляций.
Общаясь со мной, старшая сестра моего мужа не может удержаться от злобных колкостей. «Какое прелестное платье! Только лицо у тебя для него старовато, это для юных девушек». Но когда я потянула лодыжку, споткнувшись на крыльце, Варя изо всех сил выражала мне сочувствие, не переставая обкладывать мою распухшую ногу пакетами с замороженными овощами, а затем отправила Илью за обезболивающим. А вот свекор первым делом бросился проверять, не повредила ли я ступеньку.
– Люся, как ты?
Я села на кровать и положила ладонь на ее запястье.
С первого взгляда было видно, что Люся не празднует победу. Конечно, она радовалась, что ей позволили остаться, но лицо у нее было заплаканное, и я знала, что тому причиной. Они с Галей Ежовой были приятельницами.
– Бедная Галочка, – проговорила Люся. – Какая нелепость, надо же… Я постоянно вспоминаю те мои слова… Это ведь было не всерьез. На самом деле я вовсе так не думала!
Она умоляюще посмотрела на меня.
Хобби Ежовой было предметом шуток в семье. Однажды Люся сказала, что когда-нибудь, видит бог, Галя отравится либо собственной настойкой, либо собственной стряпней.
Так оно и случилось.
– Как Витино самочувствие? Ох, несчастный Витенька, как ему не повезло…
Я подумала, что если бы Витенька не подбирал еду, как свинья, с пола, сейчас с ним все было бы в порядке. И сразу обругала себя за злобные мысли. Хотя после истории с морковным соком избавиться от них не легче, чем собаке сбросить кусачую блоху.
– Утверждает, что еще слабоват, но это потому что аппетит к нему окончательно не вернулся. Чувствует он себя нормально.
– Где он сейчас? Лежит?
– Возится в саду с Антоном и Евой.
Насколько скверный отец получился из Харламова-старшего, настолько же он прекрасный заботливый дедушка. Он обожает наших детей. Может часами играть с ними. Песочница с фанерным замком, которую он соорудил для них три года назад, – настоящее произведение искусства.
Он готов бесконечно сидеть с Антошкой и Евой над сказками, по дурацкой привычке загибая уголки прочитанных страниц. То, что он сам покупает детям, чудовищно: аляповатые сборники бездарных стишков или морализаторских басен. Я потихоньку заменяю их книгами, которые выбираю сама. Вряд ли Виктор Петрович это замечает. Поразительным образом сюжеты, тексты, иллюстрации ускользают из его сознания; он не знает наизусть ни одного детского стихотворения, хотя читал их вслух много раз.
– Сестре позвонили? – спросила Люся.
Единственная родственница Галины, ее двоюродная сестра, живет во Владивостоке.
– Илья с ней разговаривал. Она сможет прилететь только через неделю.
Люся помолчала.
– Это точно из-за пирога?
Я молча кивнула. Да, из-за пирога. Нас опрашивал следователь, записывал незначительные, на мой взгляд, детали: во сколько пришла Галя, что она сказала, как выглядела, как себя вела. Какая разница! Она вчера поставила в вазу букет из калиновых веток и показывала мне фотографию на своем телефоне: «Танечка, оцени мой осенний натюрморт!» – а сегодня ее нет.
Уходя, следователь подтвердил то, что мы и так уже знали.
Болиголов. Одно из самых ядовитых растений в округе.
Галя, по своему обыкновению, собирала в лесу целебные травы и ошиблась с определением одной из них.
