Лия Рой "Залим"

Залим
Лия Рой

Что может связывать преуспевающего, успешного врача и серую, невзрачную мышь? Только тяжелое прошлое, в котором осталось множество тайн, обид и загубленные жизни. Рада встречает свою первую любовь, будучи загнанной в тяжелые обстоятельства болезнью отца. Сможет ли она рассчитывать на помощь того, кого отвергла много лет назад не по своей воле?

Лия Рой

Залим

Глава 1

– Тебе нечего предложить, – жестко осек меня собеседник.

– Но… это же твоя работа как-никак… – Нет, он не мог так просто взять и отказать. Он был другим. Даже профессию выбрал себе под стать. Я знала, о чем говорю. Я знала, о ком говорю.

– Хочешь поговорить о моих обязанностях? – Мужчина напротив меня неприятно улыбнулся. Так, как я совсем не ожидала. Раньше я никогда не замечала у него подобного оскала. Впрочем, раньше был другим и он, и я.

– Нет, я не это хотела сказать, – тут же покачала головой, пытаясь не дать развиться подступавшему конфликту.

– А что ты хотела сказать? – Залим бросил на меня нечитаемый взгляд. Ровно такой, как пятнадцать лет назад. Несмотря на время, которое прошло с тех пор, я помнила его, как вчера. – Знаешь, что я думаю, – медленно начал он. – Что неважно, что ты сейчас скажешь. Или не скажешь. Моего ответа это не изменит. Я не стану так рисковать.

– Рисковать? – я вскинула на него взгляд. – В чем же твой риск, ведь на операционном столе будешь лежать не ты…

– И что? Включи мозги!

– Разъясни мне, я не знаю всех медицинских тонкостей… – прошептала я, нервно сминая в руках носовой платок.

– Хорошо, – Залим выдохнул, откинулся на спинке крутящегося стула, сложил переплетенные пальцы перед собой. – Я хирург. С отличной репутацией, иначе я бы не заведовал целым отделением. Я не хочу хвастаться, но на моем счету множество самых сложных операций и все, как один успешные. Это очень большой рейтинг, высокий бал. Репутация, которая в будущем откроет мне двери в любую клинику мира.

– И… как одно мешает другому?

– Твой отец – не жилец. И здесь даже я не помогу. – Холодный тон, не менее холодный взгляд. А у меня все перевернулось, зажглось пламенем, выжигая внутренности. Приговор моему родному человеку. Моему отцу. Единственному близкому, что был у меня на свете. – Я – хороший врач, но есть потенциально провальные операции. И браться за них – значит портить себе рейтинг. У него нет шансов, Рада. Тебе лучше принять этот факт и смириться. Отпустить его.

– Этому вас учат на меде? – непонятная злость всколыхнулась во мне, поднялась волной, вылилась наружу ядовитыми словами. – Как прощаться с пациентами? Этому ты учился, как хирург? Я думала, что твоя работа – помогать людям, а не молоть языком. Для этого вроде бы есть отделение психологии!

– Болезнь слишком серьезная, слишком запущенная, он не операбелен, спроси у любого другого врача! И не смей повышать на меня голос в моем же кабинете, – прошипел Шиков, резко отдергивая меня, заставляя вернуться обратно на Землю. – Ты думаешь, что лучше меня знаешь, каковы шансы у пациента на то, чтобы выжить? Ты идиотка, если полагаешь, что это так! И ты вовсе не учитываешь сопутствующие болезни и возраст своего отца!

– Он не так стар… он не так стар, чтобы умирать… – прошептала я, смахивая слезы с глаз, пока они не успели пролиться. – Ты просто не хочешь… – едва слышно произнесла я. – Мы оба знаем, что не хочешь, но не можешь в этом признаться…

– С чего ты решила? – Тон, которым Залим это произнес, заставил спину и руки покрыться мурашками. Холодный, нет, ледяной, полный расчета и неприязни. – Мне несложно признаться в том, что я не собираюсь ставить на кон свою карьеру ради твоего папаши, – последнее слово он практически выплюнул. Лицо собеседника исказила гримаса отвращения и злости. – Как он там про меня говорил? Дикарь и невежда, кажется он пророчил мне будущее за решеткой или в ближайшей сточной канаве. Ты же это помнишь? – Он улыбнулся, до боли напоминая мне маньяка. – И ты думаешь, что я буду впрягаться ради него?

– Но ты же врач… ты давал клятву… Это же должно что-то значить!

– Такое стечение обстоятельств, как это, позволяет мне закрыть глаза на эту клятву. – Он вздохнул, что-то обдумал, а затем встал со своего места. – Да и потом, я не единственный кардиохирург в нашем огромном городе…

– Но ты лучший… – Я поднялась вслед за ним. – Все о тебе говорят. Все только и болтают о том, что ты хирург от Бога, что лучший в своем деле, что пойдешь далеко, что очень добрый и у тебя есть совесть…

– Возможно, все это и правда. Но не для тебя. – Залим указал мне рукой на дверь.

– Есть что-то… есть хоть что-то, что заставит тебя передумать? – Взмолилась я, надеясь, что в душе бывшего осталась хоть какая-то толика тепла ко мне. Но я поняла ответ еще прежде, чем он открыл рот и заговорил. По глазам. Черным. Горящим. Злым. Нет, он ни за что не согласится. Даже если приставить ему дуло к виску.

– Нет.

– Но пожалуйста… Залим…

– Тебе пора.

– Я вернусь… ты же знаешь, что я вернусь… я не отступлюсь. Это мой отец! Мой единственный родственник, моя семья. У меня больше никого нет, и я сделаю все, что от меня зависит…

– Знаю.

– И? Что, тебя это устраивает?

– Нет. Но в следующий раз я вызову охрану и тебя отсюда уведут в наручниках. Такое тебя устроит?

– Не могу поверить, что ты стал таким…

– Каким?! – В одночасье изменился Шиков, маска холодности спала окончательно, гнев исказил лицо. – Каким я должен был стать и как должен относиться к твоему ублюдочному отцу, который сделал все, чтобы разрушить мою только начавшуюся жизнь? Вспомни, что он делал!

– Я…

– Вспомни! – заорал он, а его слова эхом разнеслись по кабинету, ударились о белые стены с плакатами и вернулись обратно, погружая меня в прошлое.

Да, отец был с ним жесток. Чрезмерно, неоправданно жесток.

Моя первая любовь. Большая, настоящая, единственная.

Мы с Залимом оказались студентами одного и того же экономического факультета и чувства наши оказались взаимными. Стоило нашим взглядам единожды пересечься, как и он, и я поняли – это оно. То самое чувство, о котором слагают книги, песни, легенды, которое проносят сквозь жизнь, которое ищут, к которому стремятся, за которое умирают. Любовь. Прекрасная, юная любовь. Которой не суждено было вырасти в крепкую семью.

Мой отец, на тот момент еще не бывший военный, всю жизнь воспитывавший единственную дочь в одиночестве и тяготах и слышать не захотел о том, чтобы она связала свою жизнь с приезжим кавказцем, который на тот момент не имел ровным счетом ничего. Не представлял из себя ровным счетом ничего.

Но Залим стал упорствовать. Нас действительно связали настоящие чувства, поэтому ни он, ни я не пожелали так просто отступаться друг от друга. И плевать, что мой отец был против. Переубедим, думали мы…

Вот только в действительно мы, конечно, никого не переубедили. Отец, понявший, что Шиков парень упрямый, подергал за ниточки и сделал так, чтобы его отчислили из университета. Выгнали с общежития. Попросили с подработки. В одночасье он остался ни с чем в большом и чужом городе. Но и это стало не самым страшным. Настоящим ударом, наверное, для нас обоих, стал аборт, который отец заставил меня сделать. Наш первенец. Так и не родившийся ребенок.

Залим сдался, когда узнал, на какой поступок меня вынудил родитель. Он опустил руки, ушел от меня. Раз и навсегда. А я не стала, просто не смогла держать.

И с тех пор утекло много воды, прошли годы, жизнь развела нас в разные стороны, у каждого она была своя. И лишь совсем недавно я узнала, кем он стал. Чем он стал. Потрясающий врач, прекрасный мужчина, человек с большой буквы и большим сердцем. Для всех. Кроме меня и моего отца.

Он так и не простил моего мелкого поступка, моей слабости перед отцом. Не просил отца. Жестокого и бессердечного. Разлучившего нас по своей прихоти, считая, что ему виднее, что он повидал жизнь и знает все лучше всех остальных.

И я не могла бы его винить, если бы речь не шла о жизни моего пусть и строго, пусть и несправедливого, но родителя. Единственного близкого человека на всей Земле.

– Я все понимаю, Залим, но сейчас речь идет о его жизни… он уже не тот, каким ты его запомнил. Это старый и больной человек, который отчаянно борется за право встретить следующий день. Я не верю, что ты стал таким черствым и жестокосердечным. Только не ты. – Я не верю, что ты теперь такой…

– А ты поверь, – прошипел Шиков, делая шаг мне навстречу. – И, так уж и быть, хорошо, я пойду тебе навстречу. Но при одном маленьком условии, – издевательски протянул он, давая понять, что ничем хорошим это не закончится. – Пускай сам меня попросит об этом.

– Что?

– Ты слышала.

– Ты же знаешь, что отец гордый, он никогда…

– Тогда пускай подыхает, – зло выдохнул Залим. – Либо пусть умоляет, и тогда я подумаю, либо пускай умирает в муках. Меня устроят оба варианта.

Я вернулась домой поздно и была встречена недовольным взглядом умных серых глаз и тоскливым скулежом. После болезни отца, когда он вынужденно оказался в больнице на долгие месяцы, мне пришлось переехать в родную квартиру, в которой когда-то прошло мое детство.

У папы была собака – верная овчарка, кот-шотландец, недовольный кот-шотландец и цветы. Все требовали ухода, внимания и регулярного питания. Чем перевозить их к себе, проще было переехать самой.

В детстве я часто спрашивала, зачем в доме столько живности, а родитель всегда отвечал, что животные, в отличие от людей, не придают, и намного более верные друзья, спутники по жизни. А цветы, в отличие от все тех же людей, не приносят миру вреда, а даруют только пользу. Спустя годы я поняла его разочарование в людском роде.

Сегодня я снова в нем разочаровалась. Да так, что теперь предстояло еще долго отходить.

Нет, я понимала Залима. Понимала его злость. На меня. На папу. На прошлое. На то, что мы делали. На ошибки, которые было невозможно исправить. Но жизнь человека… она ведь была дороже? Можно было продолжать ненавидеть папу и дальше. Можно было проклинать. Можно было даже мстить, строить козни. Но ведь не лишать жизни… Это было слишком, потому что было необратимым. Единственное, что не переиграть. Не изменить.

Я принесла Залиму много боли. Оглядываясь назад, я понимала, что лучше бы нам никогда не встречаться. Тогда жизнь была бы проще. Не было бы израненной и искалеченной души. Не было бы месяцев слез и отчаянного желания умереть. Не было бы затяжной депрессии, которую я долгое время безуспешно пыталась преодолеть. Не было бы загубленной жизни, которая ни в чем не была виновата.

Я бы не принесла столько горя и разочарования Залиму. Впрочем, его жизнь сложилась очень даже неплохо. Действительно, иногда, что не делалось, так все было к лучшему. Я узнавала, что после того, как его выгнали из университета, он два года готовился на поступление в медицинский, куда его изначально не пустили родители. И вот теперь кем он стал. Замечательный врач, к которому выстраивались очереди из благодарных пациентов, снискавший славу отличного хирурга. Да и в личной жизни у Залима все было прекрасно. Пять лет назад он женился, у него подрастал замечательный сын. Я видела фото его супруги в инстаграме.

Помню, как безбожно напилась в тот вечер в ближайшем пабе. Даже спустя столько лет сердце ныло от понимания, что это могла быть наша семья. Это мог быть наш сын. Это мог быть мой ребенок.

В отличие от Залима, моя жизнь была… жалкой. Наверное, ее можно было назвать только жалкой.

Столько воды утекло, а у меня все еще ничего не было.

Никакой личной жизни. Все попытки построить ее обращались в крах и в какой-то момент, несколько лет назад, я махнула на все рукой. Что было толку пытаться строить отношения, если, по сути, я их и не хотела? По крайней мере, мой психолог утверждала именно это. Якобы, мое подсознание не желает видеть меня счастливой. На самом деле, это было не так. Я желала быть счастливой, просто это было уже невозможно.

Никакой карьеры. Заурядный помощник бухгалтера, застрявший на нижней должности на долгие годы и эксплуатируемый своим руководством. Впрочем, я уже давно перестала верить, что меня «вот-вот повысят». В общем-то, и на бухгалтера я пошла учиться только потому, что так велел отец. В арендуемой мной студии половина помещения была забита полотнами. Душа всегда рвалась к кисти, холсту и краскам, но строгий отец даже слышать не захотел о том, чтобы после художественной школы пойти в специальное училище.

Он многое определил в моей жизни. И в какой-то период я его ненавидела. Так люто, так яро, что это грозилось вылиться чем-то в реальный мир. Но потом поняла, что быть родителем непросто. Что он хотел для меня, как лучше. И тогда осталась только боль и выжженная душа и посыпанное пеплом сердце.

Впрочем, возможно, я бы смогла двигаться дальше. Прошло бы какое-то количество лет, и тоска по первой любви меня отпустила бы так же, как злость на отца. Но было одно большое «но». Оно же не давало мне построить семью хоть с кем-то.

Я устало выдохнула, заплетаясь в ванную, едва не валясь с ног. Джек был выгулян, Барсик накормлен любимым паштетом, цветы политы. Настало время «для себя», которое состояло в прохладном душе и нехитром ужине, состоящем из полуфабрикатов из ближайшего магазина.

Я открыла воду, сняла с себя одежду, скидывая ее прямо на пол, но перед тем, как залезть в душевую кабину, на мгновенье бросила взгляд на свое отражение в зеркале. В нем отразилась бледная тень той девушки, в которую когда-то влюбился Залим. Тусклые волосы давно не спадали водопадом до самой поясницы, проще было стричься коротко, по плечи. Никаких аппетитных форм, только кости, которыми я, по словам коллег, «гремела». И плоский живот. Который останется таким навсегда. Я невольно опустила на него руку, сделала вдох. Еще один. Тяжелее предыдущего. Медленно досчитала до десяти, пытаясь успокоиться.

Я запретила себе плакать по этому поводу. Я плакала из-за этого очень долгое время и теперь старалась смириться, отпустить.

Принять мысль, что у меня никогда не будет детей.

– Залим, пожалуйста, давай поговорим.

– Ты теперь уже преследуешь меня? Тебе не кажется, что это слишком? – Залим нахмурился и обвел меня недобрым взглядом.

Да, я осознавала, что преследование – это неправильно. Осознавала, что вряд ли этим чего-то добьюсь, но ничего другого мне не оставалось. Что было делать? Сидеть, сложа руки и смотреть, как отец умирает? Шиков не оставил мне иного выхода, кроме как преследования.

– Если бы был хоть один человек, который мог ему помочь, я бы никогда не потревожила тебя, но ты прекрасно знаешь, что это не так. В нашем городе есть только один специалист… и это ты.

– Я уже сообщил тебе о своем решении. – Залим быстрыми шагами направился к своей машине, оставив меня позади. Рабочий день был окончен, он спешил домой. Наверняка, домой. К семье. Жене, сыну.

Поджидать людей на подземной парковке – попахивало дурным голливудским фильмом, но мне и впрямь больше ничего не оставалось.

– Просто скажи, чего ты хочешь, – я догнала бывшего жениха через несколько секунд. Захлопнула только что открытую им дверь внедорожника и посмотрела прямо в глаза. – Может быть, деньги? У нас есть кое-что, на крайний случай, я могу кредит взять или даже квартиру продать, только назови свои условия.

– Взятку, значит, предлагаешь. – Залим неприятно усмехнулся, покачал головой. – Допустим, я уже не тот нищий оборванец, коим меня считал твой отец-крутой военный, с чего ты решила, что я возьму ваши грязные деньги? – прошипел Шиков. – Да лучше с голоду подохнуть, чем хотя бы притронуться к ним!

Черт, кажется, с каждым словом, с каждой встречей я делала только хуже. Я понимала это, потому что настрой Залима становился все жестче и непримиримее.

– Просто скажи! Скажи мне, что я должна дать тебе, чтобы ты выполнил свой долг и спас моего отца! Скажи!

– А тебе в твою хорошенькую голову не приходила мысль, что, возможно, я хочу, чтобы он сдох? И не просто сдох, а так, в мучениях? – Залим наклонился ко мне ближе, прошипел последние слова, подобно маньяку, а я только и смогла, что отшатнуться от него.

Такого Залима я точно не знала. Мой Залим был добрым, веселым, он никогда не произносил при мне дурных слов, никогда не говорил о других людях плохо.