– Нет, вообще не помню. Мне кажется, я его видела в последний раз в шестнадцать лет, когда первый паспорт получала. Но, веришь, честно не помню, что там значилось, – призналась я. – Да и у мамы месяц рождения в паспорте другой записан. Кошмар какой-то. Все не как у людей.
– Так, хорошо. И в чем проблема-то? – Настя села и приготовилась составлять план действий.
– На Госуслугах требуют данные родителей, которые я не знаю и поэтому не могу заполнить заявление, – устало ответила я.
– Ладно. Не думаю, что ты первая такая в истории Госуслуг. Сделай запрос. Ты же в Москве родилась. Свидетельство можно восстановить через загс. – Настя все еще не понимала, из-за чего я страдаю.
– Мне паспорт срочно нужен. Конференция. Билеты надо покупать. Пока я отправлю запрос, пока мне ответят… – промямлила я в свое оправдание.
– Хорошо, ну возьми у них временную справку, – пожала плечами Настя.
– Сейчас не дают вроде бы…
– То есть ты не знаешь наверняка. И ни у кого не спрашивала. Не ходила в МФЦ и не пыталась решить вопрос вручную? – Настя смотрела на меня как на полоумную. Ей, матери троих детей, было не привыкать общаться и с Госуслугами, и с прочими госорганизациями, оформляя свидетельство многодетной матери, получая материнский капитал и прописывая детей в квартиру. Настя брала младшего Кирюшу с собой. Кирюша терпеть не мог сидеть на руках у матери, а любил ездить в машине, поэтому немедленно начинал рыдать. Да так громко, что Настю везде пропускали без очереди. Кирюша с младенчества обладал звонким, хорошо поставленным баритоном. Если его не хватало для быстрого решения проблемы, Настя шла сражаться с бюрократией, вооружившись еще и Кирочкой. А та умела одним взглядом растопить любое чиновничье сердце. Если взгляда не хватало, Кирочка начинала рисовать на стенах, полу, столах и стульях. При этом Настя заранее выдавала ей черный маркер. Если кто-то, включая мать, пытался отобрать в тот момент у Кирочки маркер, она начинала тихонько плакать. А плакала она очень горько и выразительно. Тут сдавались самые черствые и бессердечные чинуши.
– Так, и что ты хочешь сделать, раз не собираешься подавать запрос? – строго спросила Настя.
– Надо звонить маме и просить ее найти мое свидетельство. А она опять обидится, решив, что я намекаю на ее возраст. И она точно скажет, что свидетельство в глаза не видела, а свой месяц рождения не помнит. Я сегодня опять на лестничной клетке сидела с пакетами. Потом ее квартиру отмывала. Полпакета кефира выпила. Она мне даже воды не вынесла, хотя я ее просила. Рвало уже два раза, – ответила я.
– Так, доедай суп, котлету обязательно съешь, потом выпьешь таблетку. – Настя умела быстро принимать решения. – Вот успокоительное и желудочное.
– Хорошо, – покорно согласилась я.
– А теперь ответь мне на вопрос. Дело только в паспорте или еще в чем-то?
Настя меня слишком хорошо знала. Командировка, пусть и срочная, не могла настолько выбить меня из колеи. В силу профессии я все-таки отличалась крепкими нервами и достаточной стрессоустойчивостью.
– Не знаю. Мне вдруг захотелось найти своего отца. Ты считаешь, я сошла с ума, раз такое пришло в голову? – спросила я.
– Почему? Нормальное желание. Слегка запоздалое, но имеешь полное право. Только ты же готова к тому, что твой отец уже сильно в возрасте или умер? Ему сколько было лет, когда ты родилась? – Настя, как всегда, рассуждала здраво и исключительно по делу.
– Понятия не имею! Я не знаю год его рождения! Может, он был моложе моей матери? Госуслуги требуют еще и дату, день и месяц! Может, не стоит начинать? Нажать кнопку «данные неизвестны» и надеяться, что так оно и есть.
Вот тогда Настя и произнесла фразу, которая стала решающей:
– Пока ты с этим не разберешься, так и будешь ходить с этой мыслью в голове. Надо сделать и успокоиться.
– Может, я его и не найду.
– Может, и не найдешь, – пожала плечами Настя. – Так, звони матери. Сейчас. Пусть начнет искать твое свидетельство и заглянет в свой паспорт, – велела она таким тоном, каким засаживала Марусю за домашку.
– Не могу, Насть, правда. Завтра позвоню. Я сейчас ничего не соображаю, – взмолилась я.
– Нет, не завтра. Ты будешь тянуть до последнего, я тебя знаю. А твою мать нужно вывести из образа, то есть создать ей невыносимые условия. А где ты их найдешь, как не у меня? Сейчас я выключу мультики, и ты получишь идеальный фон для разговора – дети будут вопить полчаса точно. Хочешь, они еще в трубку станут что-нибудь орать? Они это любят. В последний раз моей свекрови орали, что она какашка. Мне потом пришлось долго объяснять, что это не я их научила обзывать бабушку, а просто Кирочка научилась выговаривать шипящие и логопед велела дома закрепить успех. А звук «ш» в «какашке» ей особенно удавался.
– Могу представить себе лицо Людмилы Андреевны, – рассмеялась я.
– Ой, не надо! Она в воскресенье приедет, – закатила глаза Настя.
– Насть, скажи мне, почему у меня в семье так? Вот ты знаешь, как зовут твоих родителей, бабушек и дедушек, даже прабабушек и прадедушек. Почему я не знаю? И никогда не хотела узнать? Разве это нормально? Ты ведь знаешь, как для девочки важен отец. Почему мне это было не нужно?
– Ох, ну ты всегда была не такая, как все. Не знаю. Мне казалось, что тебе вообще никто не нужен – самодостаточная, сильная. Помнишь, как ты за свою маму ходила на родительские собрания в школу?
– Да, помню, – улыбнулась я.
К счастью, тогда классной руководительницей была Алиса Артуровна, которую мало чем можно было удивить. Так что, когда я сообщила, что моя мать категорически отказалась посещать родительские собрания, а других родственников у меня нет, поэтому я вроде как и за них, и за себя, та даже бровью не повела. Про то, что я с седьмого класса жила одна, знала только Настя. Возможно, Алиса Артуровна догадывалась, но ни разу меня ни о чем не спросила. Оставляла после урока, чтобы быстро объяснить, когда нужно сдать деньги на питание, когда на экскурсии.
– Ты сможешь? – уточняла она.
– Да, конечно, – отвечала я.
Деньги у меня всегда были, даже больше, чем я могла потратить. Да и тратить я не умела и не хотела. Мама тогда переехала к своему новому мужу и приезжала ко мне раз в месяц. Иногда мы и не виделись. Я понимала, что она появлялась, по конверту, оставленному на столе. На нем всегда было написано: «На Аню». Не «для Ани», а именно с предлогом «на». Когда я увидела это «на» на конверте впервые, меня не просто покоробило – я онемела и покрылась холодным потом. Утром в школе мне было нехорошо. Алиса Артуровна отвела меня в медкабинет. Медсестра с ней шепталась. Я услышала про давление: «Семьдесят на сорок. Как она вообще ходит? Ее в больницу надо, немедленно. Гипотонический криз! Кто будет отвечать? Родителям позвонили?»
Потом я долго пила горячий крепкий и сладкий чай, который приготовила медсестра. Ела шоколадку, принесенную Алисой Артуровной. Настя отвела меня домой, заверив классную, что обязательно за мной присмотрит.
Еще дня три я валялась дома, не в силах встать. Думаю, это была реакция на мамин отъезд, опять же запоздалая. Голова сильно кружилась. Прибегала Настя, приносила домашний суп и котлеты. Когда я появилась в школе, Алиса Артуровна сделала вид, что ничего не произошло. Даже справки от меня не потребовала.
Я жила одна почти год. Как потом говорила мама – год ее самого ужасного брака. Целый год ее, а не моей жизни. Ее самого сильного разочарования и моего одиночества.
– Ох, сирота при живой матери, – тихонько причитала Настина мама Светлана Петровна. Если бы не они с Настей, не знаю, что бы со мной было.
– Я не сирота, – отвечала я. – У сирот никого нет, а у меня есть вы. – Светлана Петровна уходила плакать.
Впрочем, с возвращением матери ничего не изменилось. Я как ходила на родительские собрания, так и продолжала ходить. Как готовила сама себе еду, так и готовила.
– Насть, а вдруг я кому-нибудь наврежу? Вдруг своими поисками принесу кому-нибудь горе? Наверняка у отца помимо меня были дети. Жена или жены. А если они не будут рады появлению новой родственницы? Ты же знаешь, сколько сейчас таких историй. У меня ведь нет никаких доказательств. Не анализ же ДНК делать. Я-то взрослый человек, а вдруг там внуки… Ну зачем я буду вторгаться в чужую жизнь? Ну представь, к тебе на порог заявится дамочка и объявит, что она твоя родственница. А что будет со Светланой Петровной, то есть женщиной, которая знать не знала, что у мужа есть еще какие-то дети. Нет, я не могу… это как-то неправильно, неэтично.
– Ты еще ничего не начала делать, а уже ищешь пути к отступлению. Реши для себя, нужно тебе это или нет. И отвечай только за себя. Хотя за себя сложнее всего отвечать и что-то решать, – ответила Настя.
– Ты же можешь. Каждый день несешь ответственность не только за себя, но и за детей.
– Нет, я просто делаю вид, – рассмеялась Настя. – На самом деле я в постоянной панике. И когда кто-то кричит «мама», мне хочется обернуться и поискать маму за своей спиной. А мама, оказывается, это я.
– Теть Ань, поможете мне написать сочинение? – На кухню зашла старшая Настина дочь Маруся.
– Какая тема? – спросила я.
– Что-то про Россию и культуру, – промямлила обреченно Маруся.
– Боже, ну как можно давать пятиклашкам такие темы? – ахнула я.
– Даже не начинай. – Настя закатила глаза. – Заодно объясни ей про приставки. Никак не может понять. И про суффиксы заодно.
– Марусь, давай я тебе сама быстро напишу сочинение, а ты потом перепишешь, – предложила я.
– А что, так можно? – ахнула от восторга Маруся.
– Нет, так нельзя! – рявкнула Настя. – Но тетя Аня сегодня не в себе, поэтому в виде исключения можно.
– Спасибо! – дружно крикнули мы с Марусей.
– Но сначала тетя Аня позвонит своей маме! – объявила угрожающе Настя.
– Нет, Насть, можно я пойду сочинение писать? – попросила я жалостливо и сбежала с Марусей в детскую.
Да, Настя рассуждала правильно. Если бы я озаботилась поисками родного отца лет в шестнадцать, было бы больше шансов найти его в добром здравии. Сейчас же… Ему должно быть за семьдесят. Может, больше. А может, и меньше. У мамы в разные годы были мужчины и младше ее намного и столь же намного старше. Впрочем, ровесники тоже попадались. Мама в отличие от меня могла похвастаться насыщенной событиями личной жизнью. Она находилась в постоянном поиске и именно этим моментом, как мне казалось, наслаждалась больше всего. Стабильные отношения ее не устраивали. Семейная жизнь с одним мужчиной тут же оборачивалась скукой и тоской. У мамы было коронное выражение: «Я не грущу, я тоскую. От грусти невозможно умереть, а от тоски сердце остановится в любой момент». Мама начинала тосковать, едва добившись своего – мужчины, новой жизни, совместных планов и новой кровати. Кто-то меняет постельное белье, занавески, полотенца, посуду и сковородки, а моя мама с началом нового жизненного этапа меняла диваны, кровати, кушетки. В нашей квартире и в чужих. Ей непременно нужно было начать новую жизнь не с чистого листа, а с новой кровати. Вернувшись домой, она могла поставить вместо удобного дивана на кухне корявый уголок, а вместо своей кровати раскладной диван. Свою кровать я отвоевывала как могла – мама и на нее покушалась, решив, что мне нужна большая, а не узкая односпальная.
На следующий день я все же ей позвонила. Для начала решив узнать месяц рождения, записанный в ее паспорте.
– Мам, можешь посмотреть свой паспорт? Какой там месяц рождения указан? – спросила я, перед разговором приняв две таблетки пустырника.
– Зачем тебе? – удивилась мама.
– Понимаешь, Госуслуги требуют официальные данные…
– Кому они вообще нужны? Кто будет проверять? Ну июль, – ответила мама.
– Или июнь? – уточнила я.
– Может, и июнь, – мама начала раздражаться.
– Пожалуйста, посмотри. Мне нужно знать точно, – попросила я.
– Мне нужно вставать и идти в коридор, а я не хочу.
– Хорошо. Когда ты захочешь встать, поищи заодно, пожалуйста, мое свидетельство о рождении.
– Даже не собираюсь. Оно у тебя.
– У меня нет, это точно.
– Значит, и у меня нет. А что такое СНИЛС? Пошла в поликлинику, а они это требуют! Откуда я знаю, что это такое?
– Такая зеленая карточка. Мы с тобой вместе ее оформляли. Поищи, наверняка где-то лежит. Может, и мое свидетельство заодно найдешь. – Я, как могла, старалась сдерживаться.
– Как я не люблю все эти бумажки… – Мама перешла на тон, который гарантировал скандал, причем в ближайшие минуты.
– Я тоже их не люблю, но иногда они жизненно необходимы. Без СНИЛСа и медицинского полиса я тебя даже в больницу не смогу положить. – Я говорила настолько вежливо и ласково, насколько могла.
– А с чего ты меня в больницу собралась отправлять? – Мама все же закипела.
– Не собралась. Исключительно для примера. СНИЛС нужно найти. А ты, случайно, не помнишь данные моего отца? Его отчество, фамилию, дату и год рождения? – Я все еще надеялась, что будет хоть какой-то толк от моего звонка.
– Кого? – Мама по-прежнему пребывала в настроении «скандал».
– Отца. Моего. У меня же был отец. – Я держала телефон плечом и капала себе дополнительную порцию пустырника.
– Откуда? Не было у тебя отца! – объявила мама.
Я подумала и смешала пустырник с валерьянкой.
– Ты же меня не от святого духа родила! – Я пыталась пошутить, но мама юмор не оценила.
– Почему ты мне звонишь и говоришь гадости? – родительница все же завелась. – Почему нельзя просто позвонить и спросить, как мои дела, как я себя чувствую? Тебе обязательно что-то от меня нужно!
– Мам, это не так. Я звоню тебе каждый день, если ты забыла. И спрашиваю, как дела и как ты себя чувствуешь. Но сейчас мне действительно нужны официальные данные и документы. Мне нужен паспорт. И, поверь, это не прихоть – вдруг потребовать свидетельство о рождении.
– В свидетельстве не указан ни год, ни месяц, ни дата рождения родителей, – рявкнула мама.
– Откуда ты знаешь? Ты нашла свидетельство? – уточнила я с надеждой. Мама говорила слишком уверенно, будто в тот самый момент смотрела в документ.
– Нет! Я сказала, что у меня нет твоего свидетельства и никогда не было! – Она начала кричать. Еще полминуты – и заплачет. Я могла засекать время.
– Можешь мне хотя бы отчество и фамилию отца сказать? – попросила я, пока она не бросила трубку.
– Иванов, Иванович, – ответила мама и все же нажала на отбой.
«Ну да, могла бы и сама догадаться», – сказала я сама себе.
Получалось, что мой отец был Ивановым Иваном Ивановичем. Ну, практически мистер Джон Смит. То есть шансы его найти стремились к нулю. Проще было поверить в непорочное зачатие.
Одним из вечеров – тихих и молчаливых, как сложилось в нашей семье, я все же решила оторвать Степана от прочтения мемуаров Генри Киссинджера. Впрочем, мой супруг находился в начале первого тома, а их, томов, было столько, что я искренне позавидовала Киссинджеру, его богатой событиями жизни. Мои мемуары не потянули бы даже на тонкую брошюрку.
– Ты знаешь, я решила найти своего отца. Думаешь, это хорошая идея? – спросила я.
– Кого? – Степан от книги не оторвался. Я точно проигрывала Киссинджеру.
– Отца. Своего. Родного. Биологического, как сейчас принято говорить.
– Зачем? – спросил Степан. Киссинджер явно был увлекательней моей семейной истории.
– Затем, – буркнула я. – Захотела найти свои корни, узнать предков. Многих посещает такое странное желание.
– Ладно, – ответил Степан.
– Прохладно, – не задержалась с ответной репликой я. Мои ученики так говорят, ну и я от них набралась. Мои любимые одиннадцатиклассники, с которыми я могу шутить, смеяться, дурачиться. Которым могу преподать тот русский язык, который люблю сама. Без тестов ЕГЭ, без нескончаемых галочек и табличек. Я честно у них спросила, что они хотят от меня получить на уроках. И они ответили – чего угодно, только не егэшные тесты. Для этого у них есть репетиторы. Я обожала своих выпускников. Ради этих уроков, наверное, и работала в школе. Эти дети, уже совсем взрослые – умные, серьезные, талантливые, – разрешали мне творить, размышлять, получать настоящее удовольствие от профессии. Ученики щедро делились со мной современным сленгом и аббревиатурами, которые были в ходу у молодежи. Мне с профессиональной точки зрения было невероятно интересно, и они чувствовали мою искренность. Впрочем, многое я не принимала, о чем сразу же предупреждала – звуковые сообщения, игнорирование знаков препинания в переписке в мессенджерах. Особенно в обращениях. Но, например, прилагательное «ламповый» мне нравилось. «Ламповая встреча». Да, уютная, тихая, интимная, под лампой.
– Может, не стоит? – спросила я у Степана.
– Может, не стоит, – пробубнил он.
Прекрасный муж. Очень тактичный и вежливый.
Пока я думала, почему все еще живу со Степаном, позвонила Маруся. Если бы она мне не звонила в момент тяжких раздумий… Настя и ее дети возвращали меня к реальности. Ради них хотелось жить дальше.
– Тетя Аня! – завопила в трубку Маруся, перекрикивая среднюю сестру и младшего брата. – Опять сочинение на завтра задали! Срочно!
