– В ответ на твои слова я расскажу, о чем так увлекательно «трепался» с миссис Хардро.
– Хм… – промычал Уимзи, когда Паркер закончил. – Нужно навести справки в Риддлсдейле и Кингс-Фентоне. А пока что мы узнали, откуда пришел Десятый Размер. Теперь надо выяснить, куда он скрылся после того, как притащил тело Кэткарта к колодцу.
– Следы ведут к заказнику, – сказал Паркер. – А дальше я их потерял. Там настоящий ковер из опавших листьев папоротника.
– Понятно, но у нас нет необходимости снова изображать ищеек. Человек сюда вошел и, если предположить, что он не прячется здесь до сих пор, как-то вышел. Не через ворота – иначе его заметил бы егерь. И не тем же путем, каким появился, иначе оставил бы там обратные следы. Следовательно, он покинул территорию в каком-то другом месте. Давай-ка прогуляемся вдоль забора.
– Тогда пойдем налево, – предложил Паркер. – Заповедник в ту сторону, а он явно ушел через него.
– Справедливо, о мой король. И, поскольку здесь не церковь, нет ничего зазорного в направлении против движения солнца. Кстати, о церкви: скоро вернется Хелен. Давай поторопимся, старина.
Они пересекли въезд на территорию, миновали егерский домик, а далее, сойдя с дороги, двинулись с внешней стороны забора по открытой травяной луговине. И вскоре нашли то, что искали: на металлической пике забора выше головы сиротливо висела полоска ткани. Уимзи, опираясь на Паркера, полез за ним почти в лирическом восхищении.
– Вот же, вот! – кричал он. – Пояс от «Барберри»! Какие могут быть осторожности? Тут следы человека, спасавшего свою жизнь, удиравшего со всех ног. Он порвал пальто, совершая очаянные прыжки на забор – один, другой, третий! С третьей попытки у него получилось уцепиться за пики и вскарабкаться наверх. Вот следы на заборе! В трещине кровь – он поранил руки. А затем он спрыгнул, отцепив пальто, но оставив пояс болтаться…
– Хорошо бы, ты тоже спрыгнул, – буркнул Паркер. – Не ровен час, сломаешь мне шею.
Лорд Питер послушно спрыгнул и встал рядом, теребя пальцами пояс. Его большие серые глаза беспрестанно скользили по полю. Внезапно он сжал Паркеру руку и живо зашагал к невысокому сооружению в деревенском стиле у дальней стены ограды. И там повел себя как терьер на охоте: нос вперед, кончик языка прикушен. Перепрыгнул ограду, повернулся к Паркеру и спросил:
– Ты читал «Песнь последнего менестреля»?[17 - Повествовательная поэма в шести песнях В. Скотта.]
– Большую часть выучил наизусть в школе, – ответил Паркер. – А что?
– В ней есть один персонаж, гоблин-паж, который в самые неподходящие моменты кричит: «Нашел! Нашел! Нашел!» Я всегда считал его жутко надоедливым. А теперь понимаю его чувства. Смотри сюда!
Неподалеку от ограды были следы мотоцикла с коляской – на узкой грязной тропинке, идущей под прямым углом к главной дороге.
– Отлично, – похвалил Паркер. – Новая покрышка «Данлоп» на переднем колесе, на заднем старая. На колесе коляски резина «Гайтер». Приметней не придумать. Следы ведут от дороги и возвращаются обратно на дорогу. Парень откатил мотоцикл сюда на случай, если мимо пройдет человек пытливого ума и решит его стянуть или срисовать номер. На своих двоих пошел к пролому в заборе, который присмотрел днем, и перелез на территорию. После истории с Кэткартом испугался и кратчайшим путем рванул через заказник к своей машине. Так-так.
Паркер сел на ограду и, вытащив записную книжку, стал заносить в нее уже известные приметы искомого человека.
– Для старины Джерри расклад становится немного благоприятнее. – Лорд Питер оперся о стену и стал старательно насвистывать то место «Страстей по Матфею» Баха, где упоминаются дочери Сиона.
– Интересно, – проворчал Фредди Арбатнот, – какой идиот придумал воскресные дни.
Он с противным лязганьем ворошил уголь в камине библиотеки и разбудил полковника Марчбэнкса, который промямлил:
– А? Воистину так, – и тут же снова уснул.
– Вам ли жаловаться, Фредди, – заметил лорд Питер, который уже некоторое время был занят тем, что чрезвычайно раздражающим образом по очереди открывал и закрывал все ящики письменного стола и вяло щелкал туда-сюда шпингалетом французского окна. – Представьте, как тоскливо старине Джерри. Надо бы черкнуть ему строчку-другую.
Он вернулся к столу и взял лист бумаги.
– Вы не в курсе: этой комнатой часто пользовались, чтобы писать письма?
– Понятия не имею, – ответил достопочтенный Фредди. – Сам я никогда их не пишу. Какой в этом смысл, если можно послать телеграмму? Вынуждаешь людей писать ответ, вот и все. Но Денвер, по-моему, мог писать где угодно, в том числе и здесь, а день-другой назад я видел, как полковник возился с пером и чернилами. Правда, полковник? (Тот что-то буркнул, отвечая на обращение к себе, как собака, водящая во сне хвостом.) А что случилось? Чернила закончились?
– Я просто поинтересовался, – спокойно ответил лорд Питер. Он поддел канцелярским ножом верхний лист из стопки промокательной бумаги и поднес к свету. – Ну что, агент Промокашка, весьма неплохо. Пять баллов за внимательность, продолжайте наблюдение. Вот подпись Джерри, а вот и полковника. А этот крупный почерк с растянутыми буквами принадлежит даме, насколько я могу судить. – Он снова посмотрел на лист, покачал головой, сложил его и убрал в записную книжку. – Похоже, ничего важного. Но как знать. Все-таки синица в руках. Пусть пока побудет у меня. Семейная ищейка взяла след, а это чертовски возбуждает…
Полковник фыркнул.
Воскресенье продолжалось. Паркер уехал на машине в Кингс-Фентон с заданием заглянуть по дороге в Риддлсдейл и поинтересоваться там насчет зеленоглазого кота и молодого человека на мотоцикле с коляской. Герцогиня прилегла. Миссис Петтигрю-Робинсон вытащила мужа на короткую прогулку. Миссис Марчбэнкс где-то наверху наслаждалась общностью мыслей с супругом.
Перо Питера тихо шуршало по бумаге, но вдруг резко замерло, возобновило свой бег и остановилось окончательно. Уимзи опустил худой подбородок на руки и посмотрел в окно, где зашелестел мелкими каплями внезапный дождик. Время от времени к стеклу прилипал мягкий осенний лист. Полковник храпел, огонь потрескивал в камине, достопочтенный Фредди напевал что-то себе под нос и постукивал пальцами по подлокотникам кресла. Стрелки часов лениво двигались к пяти – времени чаепития и выхода герцогини.
– Как там Мэри? – спросил лорд Питер, когда та появилась, внезапно вступив в отсвет огня.
– Тревожусь за нее, – ответила герцогиня. – Дает волю нервам в очень странной манере. Совсем на нее не похоже. Почти не подпускает к себе. Я снова послала за доктором Торпом.
– Ей бы лучше встать и спуститься сюда, – заметил Уимзи. – Пережевывать одно и то же в голове не дело. Умные разговоры Фредди ее бы взбодрили.
– Ты забываешь, что бедная девочка была помолвлена с Кэткартом, – напомнила герцогиня. – Не все такие бесчувственные, как ты.
– Будут еще письма, ваша милость? – спросил лакей, появившись с почтовым мешком.
– Вы уже идете? – Уимзи поднял на него глаза. – Вижу, вижу. Будет еще одно, если не откажетесь минуту подождать. Хотел бы я писать в таком же темпе, как это делают люди в кино, – добавил он, торопливо водя пером по бумаге и одновременно бормоча: – «Дорогая Лилиан! Ваш отец убил мистера Уильяма Снукса. И если вы не перешлете мне с посыльным тысячу фунтов, я все открою вашему мужу. Искренне ваш граф Дигглсбрейк». Вот так. Сразу чувствуется стиль. И все это одним росчерком пера. Держите, Флеминг.
Письмо было адресовано ее светлости вдовствующей герцогине Денверской.
Из газеты «Морнинг пост» от понедельника 19 ноября:
БРОШЕННЫЙ МОТОЦИКЛ
Необычную находку совершил вчера скотовод. Он обычно поит животных в одном и том же пруду, который находится в двенадцати милях от Рипли, немного в стороне от дороги. На этот раз он заметил, что одно из животных не может выйти из воды. Поспешив на выручку, скотовод обнаружил, что оно застряло в мотоцикле, брошенном в пруд. С помощью двух работников он вытащил из воды машину. Мотоцикл оказался марки «Дуглас», с темно-серой боковой коляской. Номера были предусмотрительно сняты. Этот пруд отличается значительной глубиной, и машина целиком скрывалась под водой. Тем не менее представляется вероятным, что она пролежала там не дольше недели, поскольку по воскресеньям и понедельникам этот водоем используется для помыва скота. В настоящее время полиция ищет владельца мотоцикла. Покрышка его переднего колеса – новый «данлоп», на покрышке коляски заплата. Мотоцикл модели 1914 года и сильно изношен.
– Вот это нечто интересное, – задумчиво проговорил лорд Питер. Сверившись с расписанием и выяснив, когда следующий поезд на Рипли, он попросил машину и добавил: – Пошлите ко мне Бантера.
Сей джентльмен явился, когда господин уже натягивал пальто.
– Что там за история с номерами в газете за прошлый четверг? – поинтересовался его светлость.
Бантер, словно фокусник, извлек откуда-то вырезку.
ТАЙНА НОМЕРНОГО ЗНАКА
Сегодня в шесть часов утра преподобного Натаниеля Фулиса из церкви Апостола Симона Зилота, Норт-Феллкот, остановили за езду на мотоцикле без номеров. Священник, когда ему объяснили суть претензий, выглядел пораженным. Он рассказал, что в четыре утра его срочно вызвали для совершения обряда соборования умирающего прихожанина, жившего в шести милях. Он поспешил к нему на мотоцикле, который на время таинства доверчиво оставил на обочине. Фулис покинул дом умирающего в половине шестого, не заметив ничего необычного. Его прекрасно знают в Норт-Феллкоте и окрестностях и не сомневаются, что он стал жертвой нелепого розыгрыша. Норт-Феллкот – небольшая деревня, которая находится в паре миль от Рипли.
– Я еду в Рипли, Бантер, – сказал лорд Питер.
– Хорошо, милорд. Хотите, чтобы я присоединился к вам?
– Нет. Но хочу знать, кто исполняет обязанности горничной моей сестры.
– Эллен, милорд. Домработница.
– В таком случае я желаю, чтобы вы проявили по отношению к ней всю вашу способность красноречия.
– Будет сделано, милорд.
– Это ведь она чинит одежду сестры, чистит юбки и все прочее?
– Полагаю, да.
– Не имеет никакого значения, что она может вообразить себе по этому поводу.
– Я бы и не стал намекать женщине на что-то непристойное, милорд. Это ударяет им в голову, если позволите так выразиться.
– Когда мистер Паркер уехал в город?
– В шесть утра, милорд.
Обстоятельства благоприятствовали Бантеру: он столкнулся с Эллен, когда та спускалась по задней лестнице с охапкой одежды. Сверху груды сорвались кожаные перчатки. Бантер подобрал их и с извинениями последовал за молодой женщиной в помещение для прислуги.
– Сюда, – сказала она, укладывая ношу на стол. – Буду работать здесь, как я их поняла. Истерики – вот как это называется: притворяются, что голова болит так, что нет сил впустить человека забрать одежду в чистку. Но если рядом никого нет, выбираются из постели и бродят по всему дому. Согласитесь, это разве головная боль? Готова спорить, вы не понимаете их так, как я. Тут каждую минуту на части разваливаешься – то голова кругом, то ноги не держат. А ну как в доме пожар случится – я просто упаду и буду лежать. Кошмар-то какой! Вот от этого у людей морщины и появляются.
– Не заметил у вас никаких морщин, – возразил Бантер. – Но возможно, недостаточно хорошо к вам присматривался. – Последовала немая сцена, во время которой Бантер присмотрелся достаточно хорошо, стоя близко. – Нет, – заявил он решительно. – Уверен, что не разглядел бы никаких морщин даже в большой микроскоп, который его светлость держит в городе.
– Ишь ты, а еще лорд, – пробормотала Эллен, доставая из шкафа губку и бутылку с бензином. – И для чего же его светлости такая штуковина?
– Чтобы использовать в нашем хобби, мисс Эллен: криминальных расследованиях. Бывает, что нужно сильно увеличить что-нибудь мелкое – например, рукописный текст в случаях фальсификации. Так можно установить, не стирали ли слова, не меняли ли буквы, не пользовались ли другими чернилами. Или изучить корни волос, чтобы выяснить, клок выдрали или он выпал сам. Бывают проблемы с пятнами крови – приходится определять, чья кровь: человека или животного, – а может, просто разлитый портвейн.
– Да неужто правда, – Эллен расстелила на столе твидовую юбку и открыла бутылочку с бензином, – что вы с лордом Питером все это можете разузнать?
– Мы, разумеется, не химики, – ответил Бантер, – но у его светлости достаточно познаний, чтобы заподозрить неладное. Тогда мы отправляем материал к самым видным джентльменам-экспертам. (Бантер галантно перехватил руку Эллен, когда та собиралась поднести к юбке пропитанную бензином губку). Возьмем хотя бы пятно на кайме этой юбки в самом низу бокового шва. Предположим, произошло убийство, и особа, которая носит эту юбку, попала под подозрение. Тогда мне необходимо изучить данное пятно. (Бантер достал из кармана лупу.) Можно провести по краю влажным носовым платком. (Свои слова он сопроводил действием.) И убедиться, что цвет именно красный. Теперь выворачиваем юбку наизнанку, дабы выяснить, пропитало ли пятно одежду насквозь. Тут мне потребуются ножницы. (Он извлек миниатюрные ножницы из кармана.) И срезаем маленький кусочек с внутренней стороны шва. Вот так. Кладем в коробочку (та волшебным образом появилась из внутреннего кармана). Заклеиваем герметично с обеих сторон, сверху пишем: «С юбки леди Мэри Уимзи», – и ставим дату. Теперь мне надлежит отправить материал аналитику в Лондон. Он посмотрит в свой микроскоп и объявит, что на юбке кровь кролика. Возможно, даже выяснит, сколько дней назад она попала сюда, на этом и делу конец. – Бантер беззаботно убрал ножницы и коробочку с содержимым в карман.
– Ну и попадет пальцем в небо, – фыркнула Эллен, кокетливо встряхивая головой. – Потому что тут птичья кровь, а не кроличья. Так сказала мне госпожа. Не быстрее ли просто пойти и спросить у самого человека, чем возиться со всякими дурацкими микроскопами и остальными штуками?
– Я сказал «кровь кролика» просто для примера, – защищался Бантер. – Удивительно, как она умудрилась посадить пятно в таком месте. Должно быть, частенько опускается на колени.
– Так и есть. Пролила много крови невинных птичек. Бедные создания! Некоторые не слишком-то аккуратны, когда выходят «побродить с ружьецом». Не то что его светлость или бедняга капитан. Мистер Арбатнот иной раз так увлечется, что сам себя не помнит. Понятно, потом все ужасно грязное. А отчистить пятна очень непросто, если оставить слишком надолго. Мне, конечно, было не до чистки, когда убили беднягу капитана. А потом началось дознание: тоже испереживалась, – и его милость забрали в тюрьму, да так грубо! Меня это очень расстроило. Наверное, я слишком чувствительная. В общем, мы все были в полном шоке еще день или два. А дальше ее светлость закрылась и не велела прикасаться к ее вещам. «Даже не открывай дверь в мою гардеробную. Ты же знаешь, как она скрипит, моей голове и нервам этого не выдержать!» Я ответила, что просто хочу почистить юбки ее светлости. «Забирай мои юбки, – заявила на это ее светлость, – и иди куда-нибудь, Эллен. Я закричу, если буду видеть, как ты здесь суетишься. Ты действуешь мне на нервы». Я не видела смысла продолжать. Особенно после того, что мне сказали. Приятно быть госпожой, а свою балованность называть расстроенными нервами. Я тоже рвала себе душу из-за Берта – моего молодого человека, которого убили на войне: выплакала все глаза, – но мне было бы стыдно так себя вести. И, кроме того, строго между нами: леди Мэри не так уж увлекалась этим капитаном. Не ценила его, как следовало бы. Я однажды это сказала кухарке, и та со мной согласилась. Он умел достойно держаться, этот капитан. Вел себя всегда как джентльмен. Не говорил ничего неприличного. Приятно было ему услужить. Такой красивый мужчина!
– То есть вы хотите сказать, что леди Мэри расстроилась несколько сильнее, чем вы от нее ожидали? – переспросил Бантер.
– Сказать по правде, мистер Бантер, я думаю, что это просто характер такой. Она хотела выйти замуж и уйти из дома. Да пропади оно пропадом, это пятно! Сильно как въелось, засохшая дрянь! Ее светлость и герцог никогда не ладили. Когда во время войны он уехал в Лондон, леди Мэри прекрасно проводила время: ухаживала за ранеными офицерами и общалась с сомнительными личностями, чего его светлость никак бы не одобрил. Даже случилась любовная история с каким-то, как сказала кухарка, неблагородным парнем. По-моему, он был из тех странных русских, которые хотят нас всех взорвать. Будто мало людей погибло на войне! Его светлость устроил жуткий шум, перестал давать деньги и вернул ее в дом. И с тех пор она мечтает с кем-нибудь отсюда убежать. Сама не знает, чего хочет. Честно говоря, я от нее устала. Герцога жалко. Мне понятно, о чем он думает. Бедный господин! А теперь его арестовывают за убийство и сажают в тюрьму, словно какого-нибудь бродягу. Уму непостижимо!
Эллен с шумом выдохнула, оставила губку и распрямилась.
– Тяжелая работа тереть. Все болит.
– Позвольте, я помогу, – предложил Бантер, забирая у нее горячую воду, бутылку с бензином и губку. Он перевернул юбку на другую сторону и спросил: – У вас есть щетка, чтобы счистить эту грязь?
– Я смотрю, вы слепы как летучая мышь, – хихикнула Эллен. – Все перед вами.
– Ах да, – кивнул верный оруженосец лорда Питера. – Но я предпочитаю пожестче. Сбегайте и принесите другую, будьте хорошей девочкой. Если вы дадите мне что-то более жесткое, то останетесь довольны.
– Нахал! – притворно возмутилась Эллен, но, уступая восхищенному блеску в глазах собеседника, добавила: – Пойду возьму из коридора. Та жесткая, как битый кирпич.
Как только она ушла, Бантер достал из кармана перочинный нож и еще две коробочки, в мгновение ока соскреб грязь в двух местах юбки и подписал два ярлыка: «Гравийная крошка с юбки леди Мэри примерно в шести дюймах от края подола» и «Белый песок с края юбки леди Мэри».
Бантер добавил дату и едва успел спрятать коробочки, как Эллен вернулась со щеткой. Процесс чистки в сопровождении бессвязного разговора продолжался еще некоторое время. Третье пятно Бантер осмотрел критическим взглядом.
– Вот те раз! Ее светлость пыталась стереть его сама!
– Что? – удивилась Эллен, уставившись на размазанную и побелевшую отметину с одного края. Та выглядела достаточно жирной. – Я им не занималась; значит, точно она! Что бы это значило? А ведь притворялась такой больной, что голову не может оторвать от подушки! Хитрюга – вот она кто!
– Может, она пыталась его отчистить до болезни? – предположил Бантер.
– Разве что в период между убийством капитана и расследованием, – согласилась Эллен. – Но вряд ли это было подходящее время, чтобы начинать учиться домашней работе. Она ничем таким не занималась, хоть когда-то и ухаживала за ранеными. Никогда не думала, что это ей что-нибудь дало.
– Она пользовалась мылом, – заметил Бантер, энергично протирая бензином ткань. – Ее светлость могла подогреть в своей спальне воду?
– Зачем ей это, мистер Бантер? – удивилась Эллен. – Уж не думаете ли вы, что она держит там чайник? Утренний чай приношу ей я. Благородные дамы не любят кипятить воду.
– Не любят, – согласился Бантер. – А почему бы не принести горячую воду из ванной? – Он еще внимательнее осмотрел пятно. – Неумело. Очень неумело. До конца не доведено. Дама энергичная, но безрукая.
Последнее замечание было адресовано бутылке с бензином, поскольку Эллен в это время, высунув голову из окна, разговаривала с егерем.
Суперинтендант полиции в Рипли принял лорда Питера сначала холодно, а затем со смешанным чувством профессионала к детективу-любителю и официального лица к сыну герцога.
– Я приехал к вам, – пояснил Уимзи, – поскольку ваш подход к таким делам намного эффективнее моего любительского. И, полагаю, ваша отлаженная организация плотно занимается этим случаем.
– Естественно, – ответил суперинтендант. – Хотя совсем непросто, не зная номера, отследить неизвестный мотоцикл. Вспомните убийство в Борнмуте. – Он печально покачал головой и принял вид «только между нами». – Мы сначала не связывали преступника с делом о номерных знаках. – Суперинтендант сбился на чересчур непринужденный тон, который дал понять лорду Питеру, что именно его замечания впервые установили эту связь в мозгу официального лица в последние полчаса. – Разумеется, если бы мотоцикл без номеров заметили в Рипли, то немедленно остановили бы, а с номерами Фулиса езда была надежной как… Английский банк! – завершил он фразу всплеском остроумия.
– Свещенник потрепал себе нервы, – кивнул Уимзи. – Бедолага. Да еще так рано утром. Полагаю, все это приняли за розыгрыш?
– Не без этого, – признал суперинтендант. – Но, выслушав вас, мы приложим все силы, чтобы найти неизвестного. Думаю, его светлость не слишком расстроится, узнав, что этот неизвестный обнаружен. Положитесь на нас. И если мы найдем его или номера…
– Спаси и благослови нас Господь! – неожиданно живо отреагировал лорд Питер. – Не думаю, что вам стоит тратить время на поиски номеров. Он свинтил номер священника уж точно не для того, чтобы афишировать в округе собственный. По номеру можно узнать его фамилию и адрес. Но пока он у него за пазухой, вы в тупике. Простите, суперинтендант, что навязываю свое мнение, но мне больно думать, что вы потратите усилия напрасно: будете прочесывать пруды и переворачивать груды мусора в поисках номерных знаков, которых там нет. Лучше прошерстите железнодорожные станции – ищите молодого человека ростом шесть футов один или два дюйма, в обуви десятого размера, в пальто от «Барберри» с потерянным поясом, с глубокими царапинами на руках. Вот мой адрес. Я буду очень признателен, если вы дадите мне знать, как идут дела. Неприятная для моего брата ситуация. Он чувствительный человек, очень переживает. Кстати, я птица перелетная: сегодня здесь, завтра там, – так что телеграфируйте о новостях в два адреса: в Риддлсдейл и в Лондон, на Пикадилли, сто десять «а». Окажетесь в столице, буду рад вас видеть. А сейчас извините и разрешите откланяться – много дел.
Возвратившись в Риддлсдейл, лорд Питер застал за чайным столом нового гостя. При его появлении тот поднялся во весь свой величественный рост и протянул красивую выразительную руку, способную принести удачу любому актеру. Актером он не был, но в драматические моменты считал свою руку полезной. Великолепная фигура, подвижность головы, прекрасная мимика. Черты лица безукоризненны, глаза жестоки. Вдовствующая герцогиня однажды заметила: «Сэр Импи Биггс – самый симпатичный в Англии мужчина, но ни одна женщина не оценила бы его и в два пенса». Холостяк тридцати восьми лет, он отличался учтивым красноречием, но был объектом для безжалостного препарирования враждебными наблюдателями. Его неожиданным увлечением стало разведение канареек. Кроме их пения, он не воспринимал никакой музыки, разве что красоту речей на заседаниях суда.
Гость ответил на приветствие Уимзи гулким, красивым, полностью подвластным ему голосом. Трагическая ирония, колкое презрение и беспощадное возмущение – вот те чувства, которыми сэр Импи Биггс влиял на присяжных и судей. Он преследовал убийц невинных, защищал оклеветанных и, пробуждая умы, держался как кремень. Уимзи заверил гостя, что рад его приходу, но голосом необычно сухим и прерывающимся.
