Здесь же упокоились (в 1345 и 1399 годах) первая и третья супруги Симеона Гордого – Анастасия Гедиминовна и Мария Александровна, урожденная княжна Тверская.
В чумном 1364 году у Спаса погребли великую княгиню Александру, жену Ивана II Красного, мать Димитрия Донского.
Женское начало
Вдова Димитрия великая княгиня Евдокия создала новый княгинин некрополь в кремлевском Вознесенском монастыре. Именно Евдокия, в монашестве Евфросиния, – первая видимая женщина Москвы. По существу, она открывает женскую тему в столице. Открывает, что прекрасно, собственной святостью.
Вознесенский монастырь. Фото конца XIX века
Недавно рака с мощами Евфросинии установлена в приделе Архангельского собора. Лишь эта рака взята наверх из потаенного кремлевского подземелья, в котором после сноса Вознесенского монастыря укрыты саркофаги великих княгинь, цариц и царевен XV–XVIII столетий.
Софья Витовтовна
Конечно, Евдокия была женой и матерью, но видится, запоминается вдовой.
Софья Витовтовна была женой, затем вдовой Василия I Дмитриевича, но видится, запоминается матерью. Матерью Василия II Темного, то есть заложницей династического кризиса второй четверти XV века. Пленницей Шемяки, искателя московского стола.
Именем Софьи Витовтовны растет и усложняется московское пространство. Древнейший из известных в Занеглименье дворов, Ваганьковский, на месте Пашкова дома, при первом упоминании (1445) принадлежит ей. Великий князь Василий Васильевич, отпущенный из татарского плена, осторожно становится на материнском дворе перед тем как войти в оставленный Шемякой Кремль.
Женское имя София – первое имя Арбата. Арбата как холма и цитадели подле или против Кремля.
Иван III и Софья Палеолог
Четверть столетия спустя именем София обновился и сам Кремль.
Венчание Ивана III Великого с царевной Софьей Палеолог исполнено высокого значения.
Вместе с царевной перешел на Русь имперский центр восточной половины христианства. Оговоримся, что венчание Ивана с Софьей стало знаком, но не средством перехода.
Одновременно Москва соединилась с Новгородом, городом Святой Софии. Новгород, доселе бывший господином самому себе, признал Ивана государем, то есть вышел из безбрачия.
Действительно, взятие города в средневековом символизме предстает как брак. Взятие города Святой Софии – как брачевание с Премудростью. Иван стал новым Соломоном: «Палеолог» значит «ветхое слово» (наблюдение Владимира Микушевича).
Сам Новгород в этом ряду соположений означал, кроме себя, Константинополь, а новгородская София замещала цареградскую.
Венчание великокняжеской четы происходило на строительной площадке Успенского собора, понятого гением Ивана как новый храм Софии, Новгород в Москве. Строительство московского собора и строительство московско-новгородского единства совершались и завершились одновременно. С тех пор Успение и Новгородская София празднуются в общий день.
Василий III и Соломония Сабурова
Иван Великий не нашел наследнику принцессу, как нашел себе. В отсутствие единоверных государей и после отказа датского короля, великий князь, стоявший на пороге смерти, предоставил сыну выбор из полутора тысяч дворянских дочерей. С тех пор в царицы станут выходить из московских и уездных фамилий, чаще даже из нетитулованных. Подобный выбор, вероятно, означал укорененность царства в местных обществах и делал сами эти общества прообразами всей земли.
Василий выбрал Соломонию Юрьевну Сабурову. Двадцать следующих лет державная чета ждала наследника. Лишь в ноябре 1525 года великий князь начал искать предлоги для развода, назначив «обыск о колдовстве». Брат Соломонии показал, что государыня с ворожеей мочила заговоренной водой одежду государя. Имея это показание, Василий предпочел, однако, не предавать жену церковному суду, то есть не требовать развода, а постричь ее в монахини.
Место насильственного пострига – собор Рождественского женского монастыря, в то время пригородного (Рождественка, 20). Сохранившийся до наших дней собор окончен постройкой в год венчания Соломонии и Василия, 1505-й.
Заметим же, что первый явный выход любовной темы из Кремля вызван распадом великокняжеской семьи.
В следующем 1526 году посланник западного императора барон Сигизмунд Герберштейн записал подробности: «В монастыре, несмотря на ее слезы и рыдания, митрополит сперва обрезал ей волосы, а затем подал монашеский куколь, но она не только не дала возложить его на себя, а схватила его, бросила на землю и растоптала ногами. Возмущенный этим недостойным поступком Иоанн Шигона (Иван Юрьевич Шигона-Поджогин. – Авт.), один из первых советников, не только выразил ей резкое порицание, но и ударил ее плеткой, прибавив: «Неужели ты дерзаешь противиться воле государя? Неужели медлишь исполнить его веление?» Тогда Саломея (Герберштейн ошибается в имени. – Авт.) спросила его, по чьему приказу он бьет ее. Тот ответил: «По приказу государя». После этого она, упав духом, громко заявила перед всеми, что надевает куколь против воли и по принуждению и призывает Бога в мстители…»
Собор Рождественского монастыря. Реконструкция первоначального облика
Соломонию перевели в суздальский Покровский монастырь.
Ниже имперский барон фиксирует начало нового мифа – или сам творит его: после второго брака государя «вдруг возникла молва, что Саломея беременна и скоро разрешится. Этот слух подтвердили две почтенные женщины, супруги первых советников, <…> и уверяли, что они слышали из уст самой Саломеи признание в том…» «Во время нашего тогдашнего пребывания в Московии некоторые клятвенно утверждали, что Саломея родила сына по имени Георгий, но никому не пожелала показать ребенка. Мало того, когда к ней были присланы некие лица для расследования истины, она, говорят, ответила им, что они недостойны видеть ребенка, а когда он облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери».
Пострижение Соломонии. Миниатюра Лицевого летописного свода
Народная молва дала Георгию прозвище Кудеяр. По смыслу предания, Иван Грозный станет бояться атамана Кудеяра не как разбойника, а как старшего брата.
Археологи рассказывают, что в гробу рядом с монахиней Софией лежала кукла ребенка.
Русская церковь чтит Софию Суздальскую как святую. Мощи ее почивают в суздальском Покровском монастыре.
Разлад Василия с этой Софией словно бы зеркален союзу его отца с другой, Софьей Палеолог, а символически – с самой Премудростью.
Москва как будто чувствовала это. Новый брак государя, с княжной Еленой Васильевной Глинской, многим представлялся блудом. Не здесь ли почва кудеяровского мифа?
Василий III и Елена Глинская
Возможно, трудность брака с Глинской прообразует трудность присоединения Смоленска. Дела, которому так поспособствовал на месте дядя и названый отец Елены, литовский князь Михаил Львович Глинский.
Литовская Русь при жизни Василия III выходила из Средневековья и вступала в Ренессанс. Князь Михаил Глинский был скорее ренессансным авантюристом, чем средневековым витязем. Находя его и его названую дочь чужими, Москва, конечно, не сознавала до конца причину чуждости: то были люди из другого исторического времени, а не просто из другой страны.
Ради Елены Василий III сбрил бороду: первый признак слома традиции.
Овчина, или Первый любовник
Другой признак слома: после смерти Василия, как утверждал все тот же Герберштейн, «вдова его стала позорить царское ложе с неким по прозвищу Овчина». Свидетельство барона о прелюбодеянии Елены – единственное. Как и о том, что названый отец государыни князь Глинский прямодушно наставлял ее в целомудрии; что поплатился свободой и жизнью именно за это.
Но предание, растущее из иноземного свидетельства, бытует до сих пор. Развернутая версия предания гласит, что связь Елены с князем Телепневым-Оболенским по прозванию Овчина началась еще при жизни государя. И даже что княжич Иван, будущий Грозный, родился от этой связи.
Достоверно лишь то, что Василий и Елена ждали наследника четыре года; чем не основание для мифотворчества.
Это в московской мифологии впервые появляется любовник – князь Иван Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский.
(Впервые – поскольку сказание о блудной связи Кучковичей с княгиней Улитой составлено позже, в XVII столетии.)
Политическим фаворитом государыни Овчина, несомненно, был. Предводитель шести военных походов, князь не в постели, а на поле брани выслужил боярский чин и чин конюшего, первоприсутствующего в Боярской думе. После смерти Василия (1533) Овчина поддержал Елену в притязании на регентскую власть при малолетнем сыне. Сама возможность материнского правления стала еще одной угрозой традиции; угрозой очевиднейшей, чем блуд правительницы.
Сразу после странной смерти Елены в 1538 году Овчина был арестован соперниками и уморен «гладом и тяжестию железной», а по Герберштейну, рассечен на части.
Признаем же барона литературным автором первых любовных мифов Москвы.
Еще заметим: первый частный, нецарственный любовник мог явиться лишь подле царской семьи. Первый любовный треугольник мог нарисоваться лишь в Кремле.
Часть II. Опричнина
Опричник. Рисунок XVII века
Двоение
Счастье Ивана Грозного с Анастасией Романовной, первой русской царицей, вполне довольствуется в нашем представлении кремлевскими стенами.
После смерти этой государыни шесть новых браков Грозного стали напрасным поиском утраченного, а уход царя в опричнину кажется средством поиска.
В Кремле есть легендарный памятник его многоженства – Грозненское крыльцо дворцового Благовещенского собора. Будто бы после третьего брака царю был заказан вход в домовую церковь, и тогда Иван пристроил к ней дополнительное (в сущности, буквально опричное) крыльцо, где слушал службу.
Благовещенский собор. Фото из Альбомов Найденова. 1880-е. Слева – Грозненское крыльцо
Государев двор на плане «Кремленаград». Около 1600 года. Главный и задний дворы отмечены цифрой 16. На главном дворе – собор Спаса на Бору. Под литерой «а» – строящийся Запасной дворец на взрубе
План государева двора на чертеже Д.В. Ухтомского. Середина XVIII века. Слева направо: двор Запасного дворца, главный двор с собором Спаса на Бору, задний (Царицын) двор
Сам дворец подпал опричному двоению, и раньше, чем решилось бегство из Кремля. Иван велел расчистить для первоначального Опричного двора место, «где были хоромы царицыны», и примыкавший к хоромам задний двор.
Царицыны хоромы стояли по границе двух дворов, на тех подклетах, на которых в будущем возникнет Теремной дворец. Хоромы тяготели к церкви Рождества Богородицы на Сенях, построенной в XIV веке святой княгиней Евдокией-Евфросинией. Это древнейшая из сохранившихся до сводов церквей Москвы. Задний же двор дворца считался женским и хозяйственным. Теперь его периметр заполнен Дворцом съездов.
Передний двор, первый за набережными хоромами царя с царевичами, понимался как мужской, хотя среди него стоял храм Спаса на Бору с княгининым некрополем XIV столетия.
Словом, Иван запечатлел свою опричность бегством от мужского к женскому. Из набережного дворца во внутренний, из царского в царицын, с главного двора – в особый, дополнительный, буквально опричный двор.
Хозяйкой этого двора в опричный кризис была Марья Темрюковна, вторая супруга Грозного, из кабардинского рода князей Черкасских. Многозначительно, что ее брат князь Михаил Темрюкович Черкасский встал во главе опричной Думы. Тем временем родня первой жены царя, Захарьины, попала в земщину, причем Никита, брат Анастасии Романовны, вошел в верхушку земской Думы. Следовательно, Анастасия знаменует брак со всей землей, а Марья – только с выделенной частью, собственно с опричниной.
Действительно, Иван IV в первом браке был земский царь. Все остальные жены Грозного, даже законные в церковном отношении, могут быть признаваемы царицами постольку и тогда, поскольку и когда царь возвращался к царству. Когда опять съезжал с него – а за опричниной последовал второй уход, и вся вторая половина грозненской эпохи стоит под знаком бегства на удел, – царские жены разделяли странный статус беглеца. Статус смиренного паче гордости «Иванца», князя Московского. Князю же подобает княгиня, не царица.
Призрак земской государыни Анастасии противился кремлевской дислокации Опричного двора. Кроме того, фронда между частями Кремлевского дворца архитектурно невозможна. Увидев это, Грозный вновь задвигался. Вектор его ухода, не меняя направления, продлился через арку Троицких ворот за Кремль и за Неглинную.
Семь жен Ивана Грозного
Квартал для построения Опричного двора нашелся просто: Иван «из града и из двора своего перевезся жити за Неглинну на Воздвиженскую улицу, на кн<язь> Михайловский двор Темрюковича…» Царь переехал на загородную усадьбу шурина, в фамильный дом жены.
Воздвиженкой с XVII века называется часть улицы Арбат XVI века, стержень московского опричного удела. Квартал Опричного двора по нынешней Воздвиженке имеет номера домов 4, 6, по Моховой – 7, 9. Это квартал «нового» Университета.
Число грозненских браков и неудача каждого из них изобличают ложь опричного положения, самоопределения царя. Отказ от предназначенного царства, от полноты его, повлек несчастье в браках. Насилие над земщиной, землей аукалось насилием в семье царя. Не говоря уже о царских похождениях вне брака, вплоть до свалки и содома.
Марью Темрюковну, по слухам, отравили.
Марфу Собакину, стремительно иссохшую за дни от обручения до свадьбы и скончавшуюся сразу после свадьбы, не потеряв девичества, официально объявили отравленной злодеями. Этой истории посвящена опера «Царская невеста» Римского-Корсакова.
Анну Колтовскую Иван отправил в монастырь через неполный год совместной жизни.
Анну Васильчикову – еще быстрее.
В шестой раз Грозный «обрачился» со вдовой убитого опричниками дьяка Василисой Мелентьевой. Имя ее стало названием драмы Островского. В летописи Василиса названа «женищем», то есть гражданской женой. Но кажется, что этот брак был лучшим из возможных после Анастасии. Недаром бытовала легенда, что царь все же венчался с Василисой, причем в китайгородской земщине, в приходской церкви Космы и Дамиана в Старых Панах (Старопанский переулок, 4, нынешнее здание построено в XVII столетии). Однако век немолодой Мелентьевой отмерен коротко, как кратким было просветление в политике царя.
