Очень в его духе.
Из разговоров с двоюродными сестрами и подругами я знаю, что ему надо от меня, ощущаю желание в его напряженном теле, в том, как его руки касаются моей одежды, тянут бретельки купального костюма, как он прижимает меня к себе, точно я ему отчаянно нужна.
Раньше меня никто так не целовал.
Энтони отпускает меня – его глаза блестят от радости.
Я подношу руку ко рту, чувствуя, как губы все еще пульсируют от прикосновения.
– У нас все будет хорошо, – улыбается он.
Мне бы его уверенность.
* * *
Ужин – настоящий пир из местных морепродуктов, моллюсков и красного луциана, такого я никогда в жизни не пробовала. Я слишком нервничаю, я устала и быстро насыщаюсь, но у Энтони припасен целый ящик шампанского, который ему прислали из Нью-Йорка, и он предлагает тост за наш экстравагантный брак. После ужина мы разделяемся: он с сигарой отправляется в библиотеку, а я иду наверх готовиться ко сну.
Я моюсь в круглой ванне, чуть смазываю духами запястья и шею и выбираю самую элегантную сорочку из своего приданого.
Пока я принимала ванну, кто-то невидимый преобразил спальню – повсюду горят свечи, кровать и пол усыпаны белыми лепестками в тон белоснежным простыням.
Я подхожу к кровати и хватаюсь рукой за столбик – в животе нервная дрожь.
На ночном столике лежит роман, который, похоже, Энтони принес для себя – «Квартал Тортилья-Флэт» Стейнбека.
Выходит, не порознь.
Я пролистываю книгу – судя по закладке, он дошел до середины.
Я не могу устоять перед соблазном обшарить ящики. В туалетном столике обнаруживается коробка с сигарами, чей запах хорошо мне знаком – сигары он тоже предпочитает кубинские. Рядом – пачки купюр, невероятная уйма денег. На Кубе отец на всякий случай держал деньги в сейфе. Тот факт, что Энтони не видит необходимости их прятать, свидетельствует о его высокомерии и богатстве, а еще, возможно, о том, что он чувствует себя в безопасности. Если он действительно связан с мафией, как казалось на Кубе, значит, его слишком боятся и воровать у него не станут.
Носовой платок; я подношу его к лицу – в нос тут же бьет запах его одеколона. Я опускаю взгляд. Из глубины ящика…
На меня смотрит холодное дуло пистолета.
Я резко захлопываю ящик.
Ничего удивительного в том, что такой, как Энтони, имеет оружие, но одно дело – ночами мучиться бессонницей из-за странных догадок, а другое – увидеть все своими глазами.
Дверь спальни открывается.
Помимо пиджака, Энтони снял жилет и расстегнул две пуговицы белой рубашки.
Я сглатываю.
Это уже не тот мужчина, с которым я целовалась на пляже несколько часов назад; при виде пистолета, другой составляющей его жизни, старые страхи обрушиваются на меня с новой силой.
Разве можно быть хорошим, добрым человеком и в то же время ежедневно соприкасаться с насилием?
– Ты прекрасна, – чуть слышно шепчет Энтони. – Черт, «прекрасна» – это слабо сказано.
На мне белоснежная кружевная сорочка, почти не оставляющая пространства для фантазий. И, без ложной скромности, мама наставляла меня, что, ублажая мужа, я сделаю свой брак более сносным – блеск в глазах Энтони, то, как он пожирает меня взглядом, доказывают, что я на правильном пути.
– Иди ко мне, – призывает Энтони.
Я направляюсь к нему на трясущихся ногах, по коже разливается жар. Мое тело покрывает ажурное кружево и тончайшая полупрозрачная ткань, я почти что голая сейчас перед ним.
Не дойдя до него, я останавливаюсь. Сделать последний шаг выше моих сил.
– Ты напугана.
– Я никогда не делала этого раньше.
– Я не собираюсь причинять тебе боль, – он вздыхает. – Знаю, что тебе обо мне наговорили.
– Дело не только в этом.
– Но это все осложняет, так?
– Да.
– Там, где я вырос, если тебя боятся и считают способным на все, это только на руку, – говорит Энтони. – Со страхом приходит уважение, без которого этот мир выбрасывает тебя за борт. Когда я был маленьким, отца застрелили на улице на моих глазах, потому что он задолжал не тем людям. Сумма была небольшая, но они это сделали, чтобы другим было неповадно.
– Мне очень жаль…
– Тогда я понял, что тоже должен быть сильным, чтобы обезопасить себя и людей, которые мне дороги, и удержать то, что я построил. Настолько сильным, чтобы никто не посмел еще раз что-нибудь у меня отнять.
Мир, о котором он говорит, не очень разнится с тем, в котором выросла я. Политические игры на Кубе отличаются особой кровожадностью. И все же я сильно сомневаюсь, что мой отец способен на то, что совершал этот человек.
Я открываю рот, снова закрываю его, не будучи уверена в том, что готова услышать ответы на вопросы, которые роятся в моей голове.
– Спрашивай что хочешь. Ты моя жена.
Искренность его голоса удивляет. Равно как и благоговение, с которым он произносит слово «жена».
– Мои родители любили друг друга, а потом отца убили. Очень сильно любили. Мне не нужен бесстрастный светский брак.
– А разве он может быть настоящим? – вырывается у меня. – Мы ничего не знаем друг о друге.
Энтони делает шаг вперед, протягивает руку и проводит пальцами по моей руке, точно пытаясь успокоить.
У меня по телу бегут мурашки.
– Я хочу большего, – говорит он. – Мне нужно все.
– Ты не… – я втягиваю ноздрями воздух, собирая все свое мужество. – Мы не…
– Почему я еще не переспал с тобой? – договаривает он за меня.
Я краснею.
– Не из-за отсутствия желания, уж поверь мне, – кривится он.
– Тогда почему?
– Потому что наш брак начался не слишком удачно, и я не хочу рисковать нашим будущим, принуждая тебя к тому, к чему ты еще не готова. Когда ты окажешься в моей постели, я хочу, чтобы ты пришла туда по собственной воле. Потому что ты хочешь меня, – Энтони наклоняется и целует меня в лоб. – Спокойной ночи.
Меня переполняют эмоции и незнакомые ощущения – желание, разбуженное его нежным прикосновением, рассыпается искорками по всему телу.
– И… все?..
– Думаю, пока лучше остановиться на этом, – усмехается он. – Я хочу, чтобы ты была счастлива в нашем браке, Мирта. Дай мне шанс.
Он уходит, а я гляжу ему в спину, разрываясь между чувством облегчения и разочарованием.
Всю ночь я читаю его «Квартал Тортилья-Флэт», размышляя, вернется ли он в спальню, куда ушел и чем занимается.
В какой-то момент я проваливаюсь в сон, а когда просыпаюсь, книга снова лежит на ночном столике, закладка переместилась на то место, где остановилась я, а его половина кровати пуста.
Где мой муж?
Глава 7
Когда мы прибываем на Аппер-Мэткемб, небо уже совсем темнеет и пейзаж гораздо меньше радует глаз, чем в Ки-Уэст. Земля бедна растительностью, ландшафт оживляют только ветхие хибары на сваях. Пока мне встретилось больше диких животных, чем людей, – густая поросль кишмя кишит самыми разными тварями.
После нескольких попыток завязать беседу остаток пути мы с Сэмом провели в тишине, но, несмотря на все усилия, чем больше сокращалось расстояние до конца маршрута, тем труднее мне становилось сохранять молчание – пустынность здешних мест порождала уйму вопросов.
Возможно, при свете дня, когда сияет солнце, все выглядит приятнее, но сейчас все представало не в лучшем виде. Кому вообще может прийти в голову обосноваться здесь?
– Вы сражались на фронте? – спрашиваю я Сэма.
– Да.
– Должно быть, вы тогда были совсем мальчишкой.
– Мне было восемнадцать. Я сам обратился в ближайший призывной пункт.
– А когда вернулись, вы были…
– Под впечатлением от увиденного?
– Да.
– А разве могло быть иначе?
– И как вам жилось после этого?
– Трудно сказать. Пожалуй, я сильно об этом не думал. Просто жил.
Сэм сворачивает на дорогу, где еще больше ухабов, чем на той, по которой мы ехали прежде. Чем дальше мы продвигаемся, тем больше у меня сомнений по поводу моей затеи отправиться в путь без толкового плана.
– Может, вы подробнее расскажете мне о том, что привело вас сюда из Нью-Йорка? – спрашивает Сэм.
– Это личное.
Он отрывисто смеется.
– Не вы ли последние несколько часов старались залезть мне в душу?
– Можно подумать, вы много откровенничали, – возражаю я.
– Больше, чем обычно, – усмехается он, при этом его суровое лицо смягчается и начинает казаться гораздо моложе. – Вам говорили, что вы довольно наблюдательны?
– Едва ли.
– Тогда знайте. Это хорошее качество, очень полезное в жизни.
– Пока, к сожалению, от него было мало толку.
– Почему вы приехали сюда одна? – спрашивает Сэм. – Почему никто из родных не составил вам компанию?
– Больше некому.
– Я охотно проеду с вами к военным, если хотите. Там живут и работают сотни мужчин. Среди них встречаются довольно грубые. В подобных местах одной вам делать нечего.
– Мужская компания мне не в новинку. Брани и грубостей я не боюсь.
– Если «брань» – худшее из того, что вы ожидаете, значит, вы плохо знакомы с нравами людей подобного сорта.
– Какого «подобного сорта»? – хмурюсь я.
– Вы должны быть готовы. У этих лагерей дурная слава. Вы хотя бы представляете себе, как будете искать этого человека?
– Я еще не придумала. Пока.
– Тогда осмелюсь предложить, что мы начнем завтра утром.
– Мы? – Я вопросительно вскидываю бровь.
– Да, мы. Я сказал, что помогу вам, и сделаю это. Вам нужен тот, кто знает эти места и у кого есть транспорт. Насколько мне известно, военные в основном проживают в двух лагерях – на Лоуэр-Мэткемб и на Уиндли-Ки. Мы начнем с Уиндли и будем двигаться вниз. Хотя большинство живут на Лоуэр-Мэткемб, на Уиндли находится госпиталь. Если условия работы настолько тяжелые, как говорят, значит, велика вероятность того, что он обращался за медицинской помощью.
