– Когда разговор затихает, ты можешь подбросить тему, которая заставит людей продолжить беседу.
– Ага, – говорит Марк, – например: «Куриные наггетсы – не куриные и не имеют ничего общего с золотыми самородками»[9 - Первичное значение вошедшего в русский язык слова «наггетс» (англ. nuggets) – «золотой самородок».]. Дискутируйте.
– Ты не помогаешь, – бурчит Джесс. – Джейкоб, ты ждешь чего-нибудь особенного в школе на этой неделе?
Конечно. Всеобщего пренебрежения и глубокого унижения. Другими словами, ничего нового.
– На физике мне придется рассказывать всему классу о силе тяжести, – говорю я. – Оценка наполовину зависит от содержания, а наполовину от творческого подхода, и я думаю, что нашел превосходное решение.
Я долго размышлял, но, когда додумался, сам был удивлен, почему это сразу не пришло мне в голову.
– Я собираюсь спустить штаны, – сообщаю я Джесс.
Марк покатывается со смеху, и на секунду мне кажется, может, я недооценил его.
– Джейкоб, – говорит Джесс, – ты не будешь спускать штаны.
– Это прекрасно иллюстрирует закон Ньютона…
– Мне плевать, даже если это объясняет смысл жизни! Подумай о том, как это неприлично. Ты не только разозлишь учителя – над тобой станут смеяться одноклассники.
– Я не уверен, Джесс… ты же знаешь, что говорят о парнях с ЗПР… – произносит Марк.
– Ну у тебя же нет ЗПР, – с улыбкой отвечает ему Джесс. – Так что это чистая теория.
– Ты знаешь это, детка.
Я понятия не имею, о чем они говорят.
Когда Джесс станет моей девушкой, мы будем каждое воскресенье есть пиццу без грибов. Я покажу ей, как усилить контраст отпечатков пальцев на скотче, и дам почитать мои блокноты с записями о «Борцах с преступностью». Она признается, что у нее тоже есть свои слабые места вроде спрятанного в джинсах хвоста.
Ну ладно, может быть, не хвоста. Кому охота и в самом деле иметь хвостатую подружку.
– Я хочу поговорить кое о чем… – начинаю я, и сердце у меня колотится, а ладони становятся влажными. Анализирую эти симптомы так же, как доктор Генри Ли проанализировал бы любую другую улику, и приберегаю свои выводы на будущее: приглашение девушки на свидание может вызвать изменения в сердечно-сосудистой системе. – Мне хотелось бы знать, Джесс, согласишься ли ты пойти со мной в кино в эту пятницу?
– О, Джейкоб, молодец! Мы не практиковались в этом целый месяц!
– В четверг я узнаю, что показывают. Могу посмотреть на сайте. – Я складываю салфетку в маленький квадратик. – Могу пойти в субботу, если тебе так удобнее.
По телевизору будут крутить «Борцов с преступностью» – много серий подряд, но я готов пожертвовать ими. И тем докажу, насколько серьезно я хочу начать эти отношения.
– Вот это да! – с улыбкой произносит Марк. Я чувствую на себе его взгляд. (Вот еще одна вещь, характерная для глаз: они могут жечь как лазеры, и откуда вам знать, в какой момент их включат на полную мощность? Лучше не рисковать и избегать зрительного контакта.) – Он не просто демонстрирует тебе навыки общения, Джесс. Этот недоумок приглашает тебя на свидание.
– Марк! Ради бога, не называй его…
– У меня с головой все в порядке, – обрываю ее я.
– Ты ошибаешься, – говорит Марку Джесс. – Джейкоб знает, что мы с ним просто друзья.
– Тебе, блин, деньги платят за дружбу с ним! – фыркает Марк.
Я резко встаю:
– Это правда?
Наверное, я об этом никогда не задумывался. Мама устроила мои встречи с Джесс. Я считал, что Джесс сама хочет встречаться со мной, так как: а) она пишет диплом и б) ей приятно мое общество. Но сейчас я представляю, как мать вырывает из чековой книжки очередной листок и жалуется, что нам вечно не хватает денег на все расходы. Воображаю, как Джесс вскрывает конверт в своей комнате в общежитии и сует этот чек в карман джинсов.
Я могу нарисовать в голове картинку, как Джесс ведет Марка в пиццерию и расплачивается наличными, которые сняты с банковского счета моей матери.
За богатую глютеном пиццу с грибами…
– Это неправда, – возражает Джесс. – Мы с тобой друзья, Джейкоб…
– Но ты не стала бы таскаться повсюду с Форрестом Гампом, если бы не получала этот миленький чек каждый месяц, – говорит Марк.
Джесс набрасывается на него:
– Марк, уходи отсюда!
– Ты сказала то, о чем я подумал? Встаешь на его сторону?
Я начинаю раскачиваться взад-вперед.
– Младенцев не ставят в угол, – бубню я себе под нос цитату из «Грязных танцев».
– Дело не в сторонах, – говорит Джесс.
– Верно… – резко отвечает Марк, – а в приоритетах. Я зову тебя покататься на лыжах, а ты меня посылаешь…
– Я тебя не посылала. А пригласила на уже намеченную встречу, которую не могла отменить в последнюю минуту. Я уже объясняла тебе, как важны планы для человека с синдромом Аспергера.
Джесс хватает Марка за руку, но он отмахивается от нее:
– Это все чушь! Я так сделаюсь гребаной матерью Терезой.
Марк сердито выходит из пиццерии. Не понимаю, что в нем нравится Джесс. Он учится в школе бизнеса и много играет в хоккей. Но когда он появляется рядом, разговор всегда должен идти о нем, и я не знаю, почему все хорошо, когда говорит Марк, а не я.
Джесс кладет голову на скрещенные руки. Волосы рассыпались по плечам, как накидка. Судя по тому, как вздрагивают ее плечи, она плачет.
– Анни Салливан, – произношу я.
– Что? – Джесс поднимает лицо; глаза у нее красные.
– Мать Тереза спасала бедных и больных, а я не бедный и не больной. Анни Салливан более подходящий пример – она известный учитель.
– О боже! – Джесс утыкается лицом в ладони. – Я не могу с этим справиться.
В разговоре возникает пауза, и я заполняю ее:
– Так теперь ты свободна в пятницу?
– Ты шутишь.
Я обдумываю ее слова. Вообще-то, я всегда серьезен. Обычно меня обвиняют в отсутствии чувства юмора, хотя оно у меня есть.
– Тебе не важно, что Марк – первый парень, который сказал мне, что я симпатичная? И что я по-настоящему люблю его? – Голос Джесс повышается, каждое слово взбирается на новую ступеньку лестницы. – Тебя вообще волновало когда-нибудь, счастлива ли я?
– Нет… нет… и да. – Я начинаю волноваться. Почему она спрашивает меня о таких вещах? Марк ушел, и мы можем вернуться к нашему делу. – Поэтому я составил список того, что люди говорят, когда на самом деле хотят сказать, что устали тебя слушать, но я не знаю, правильный ли он. Можешь проверить?
– Боже мой, Джейкоб! – восклицает Джесс. – Уйди с глаз моих!
Слова ее огромны и заполняют всю пиццерию. Все смотрят на нас.
– Я должна поговорить с ним. – Джесс встает.
– Но как же мое занятие?
– А ты подумай о том, чему научился, – говорит она, – а потом возвращайся ко мне.
С этими словами Джесс выходит из ресторана, оставляя меня одного за столом.
Хозяйка заведения приносит пиццу, которую мне теперь придется есть в одиночку.
– Надеюсь, ты проголодался.
Нет. Но я все равно беру кусок, откусываю от него и глотаю. На вкус – чистый картон.
Розовый предмет подмигивает мне из-за салфетницы. Джесс оставила свой телефон. Я бы позвонил ей и сказал, что он у меня, но, очевидно, это не сработает.
Кладу телефон в карман и делаю мысленную заметку: принести его Джесс, когда мы встретимся во вторник и я разгадаю, чему должен был научиться.
Уже больше десяти лет мы получаем на Рождество открытку от какой-то незнакомой семьи. Она адресована Дженнингсам, которые жили в нашем доме до нас. На открытке обычно какая-нибудь заснеженная сценка, а внутри напечатано золотыми буквами: «СЧАСТЛИВЫХ ПРАЗДНИКОВ. С ЛЮБОВЬЮ, ШТЕЙНБЕРГИ».
Штейнберги обычно добавляют к открытке ксерокопию письма, где перечислено, что произошло с ними за год. Я прочел об их дочери Саре, которая после занятий гимнастикой была принята в колледж Вассара, потом поступила на работу в консалтинговую фирму, уехала в ашрам в Индии и взяла приемного ребенка. Я узнал, что великолепная карьера Марти Штейнберга оборвалась на фирме братьев Лехман и он испытал шок, оказавшись без работы в 2008-м, когда компания закрылась, а потом взялся вести курс для начинающих предпринимателей в местном колледже северной части штата Нью-Йорк. Я увидел, как Вики, его жена, из сидевшей с детьми домохозяйки превратилась в предпринимательницу, продающую печенье с изображениями породистых собак. Один раз были даже приложены образцы! В этом году Марти взял отпуск, и они с Вики отправились в круиз по Атлантике: очевидно, осуществление мечты всей жизни теперь стало возможным, так как «Eukanuba» – компания по производству кормов для собак и кошек – купила фирму Вики. Сара и ее партнерша Инес поженились в Калифорнии, и в письме была фотография теперь уже трехлетней Райты в образе девочки-цветочницы, осыпающей лепестками роз путь новобрачных.
Каждое Рождество я пытаюсь добраться до письма Штейнбергов раньше мамы. Она бросает их в мусорную корзину, говоря что-нибудь вроде: «Эти люди когда-нибудь задумаются, почему Дженнингсы никогда им не отвечают?» Я выуживаю из мусора открытку и кладу ее в обувную коробку, которую зарезервировал в своем шкафу специально для Штейнбергов.
Не знаю, почему мне так приятно читать их праздничные послания; такое же чувство возникает у меня, когда я лежу под грудой высушенного чистого белья или беру словарь и прочитываю все слова на одну букву зараз. Однако сегодня, вернувшись со встречи с Джесс, я с трудом выдерживаю обязательный разговор с мамой (Она: «Как прошло?» Я: «Нормально») и сразу иду в свою комнату. Как наркоман, которому нужна доза, я достаю письма Штейнбергов и перечитываю их все, одно за другим, начиная с самого старого.
Мне становится немного легче дышать, и, закрывая глаза, я не вижу лица Джесс на внутренней стороне век, зернистого, как рисунок на волшебном экране с алюминиевым порошком. Это напоминает криптограмму, где буква «А» на самом деле означает «М», а «С» – «З» и так далее, как будто главный смысл заключен в изгибе ее губ и смешных звуках, которые проскакивали в голосе, а не в том, что она на самом деле сказала.
Я ложусь на кровать и представляю, как появляюсь на пороге дома Сары и Инес.
«Вот приятная встреча, – сказал бы я. – Вы совсем такие, какими я вас себе представлял».
В моем воображении Вики и Марти сидят на палубе яхты. Марти потягивает мартини, а Вики пишет открытку, на лицевой стороне которой изображена столица Мальты Ла-Валетта.
Она выводит: «Хотелось бы, чтобы ты побывал здесь». И на этот раз адресует свои слова лично мне.
Эмма
Никто не мечтает вырасти и давать полезные советы со страниц местной газетенки.
Втайне мы все читаем эти колонки. Кто из вас не проглядывал их? Но зарабатывать себе на жизнь, копаясь в проблемах других людей… Нет уж, увольте!
Я думала, что к этому моменту уже стану настоящей писательницей. Мои книги войдут в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», и интеллектуалы будут превозносить меня за способность в книгах для массового читателя вести разговор о важных проблемах. Как многие желающие приобщиться к писательскому цеху, я пошла обходным путем – через редактирование, в моем случае – учебных пособий. Мне нравилось править тексты. В этом занятии всегда есть верный и неверный ответы. И я предполагала, что вернусь на работу, когда Джейкоб пойдет в школу на полный день, но это было до того, как я узнала, что быть борцом за образование для своего сына-аутиста – это профессиональная деятельность, которая одна занимает сорок часов в неделю. Приходилось отстаивать необходимость всевозможных форм адаптации и бдительно их отслеживать: разрешение выходить из класса, когда обстановка там становится слишком тяжелой для Джейкоба; сенсорная комната отдыха; специалист-практик, который помог бы ему в начальной школе излагать свои мысли письменно; индивидуальный учебный план; школьный психолог, который не выкатывал бы глаза каждый раз, как Джейкоб срывался.
По ночам я занималась редактурой: тексты давал симпатизирующий мне бывший начальник, но этого не хватало на содержание семьи. И вот когда «Бёрлингтон фри пресс» устроила конкурс на текст для новой колонки, я написала кое-что. О фотографии, шахматах или садоводстве я мало что знала, а потому выбрала хорошо мне знакомую тему – воспитание детей. В моей первой статье обсуждался вопрос: почему, как бы мы, матери, ни старались, мы всегда чувствуем, что делаем недостаточно?
В ответ на мое пробное эссе в редакцию газеты поступило три сотни писем, и я вдруг стала экспертом по этому вопросу. Дальше пошли советы тем, у кого детей нет; тем, кто хочет их иметь, и тем, кто не хочет. Количество подписчиков увеличилось, когда моя колонка стала появляться на страницах газеты не один, а два раза в неделю. И самое замечательное здесь то, что все эти люди, доверяющие мне разбираться в своих несчастливых жизнях, полагают, будто у меня есть ключ к разрешению проблем в моей собственной.
Сегодняшний вопрос пришел из города Уоррена в Вермонте.
Помогите! Мой восхитительный, вежливый, милый двенадцатилетний мальчик превратился в монстра. Я пыталась наказывать его, но это не сработало. Почему он так ведет себя?
Я наклоняюсь над клавиатурой и начинаю печатать:
Когда ребенок плохо себя ведет, его толкает на это какая-то более глубокая причина. Разумеется, вы можете лишить его удовольствий, но это все равно что заклеить лейкопластырем зияющую рану. Вы должны действовать как детектив и выяснить, что на самом деле расстраивает его.
Я перечитала написанное и удалила весь текст. Кого я обманываю?
Ну, очевидно, всю бёрлингтонскую округу.
Мой сын по ночам убегает из дому на места преступлений – и я нуждаюсь в своих советах на этот счет? Нет.
От мыслей о собственном двуличии меня отрывает телефонный звонок. Сейчас вечер понедельника, чуть больше восьми часов, и я решаю, что звонят Тэо. Он берет трубку наверху, но через мгновение появляется на кухне:
– Это тебя.
Тэо ждет, пока я не возьму трубку, и скрывается в святилище своей спальни.
– Слушаю, – говорю я в трубку.
– Мисс Хант? Это Джек Торнтон… Учитель математики Джейкоба.
Я внутренне морщусь. Есть учителя, замечающие, что в Джейкобе больше хорошего, чем плохого, несмотря на все его причуды, и есть другие, которые не принимают его и даже не пытаются. Джек Торнтон ожидал, что Джейкоб станет великим математиком, хотя это не всегда случается с людьми, у которых синдром Аспергера, что бы там ни думали в Голливуде. Но в результате раздражался на ученика, у которого корявый почерк, который путает цифры при счете и слишком педантичен, чтобы постичь некоторые теоретические концепты математики, например мнимые числа и матрицы.
Если мне звонит Джек Торнтон, добра не жди.
