Алан Чароит "Кощеевич и Смерть"

Кощеевич и Смерть
Алан Чароит

Дивнозёрье
Сын Кощея ненавидит своего отца и даже приложил руку к его гибели. Но не зря говорят, что убивший «дракона» сам им становится… Это история хорошего человека, который, став бессмертным, незаметно для самого себя начинает превращаться в чудовище. Удастся ли ему свернуть с этой дороги? И есть ли на свете сила сильнее Смерти?

Алан Чароит

Кощеевич и Смерть

Глава первая. Неожиданная помолвка

Кощей Бессмертный умер в начале лета. Говорят, так было предначертано и занесено в книгу Судьбы. Но Лютогор Кощеевич, по прозвищу Лис, в предначертания не верил. Судьба ведь птица гордая, пока не пнёшь – не полетит. Вот будешь действовать, тогда да, преуспеешь. Или умрёшь, пытаясь.

Он, как никто другой, знал, какую цену пришлось заплатить за то, чтобы освободить Навье княжество от гнёта ненавистного отца… Да что греха таить – сам помог его извести. А всё ради любимой матушки, Василисы.

Ещё бы это ей помогло…

Кощей был далеко не дурак и в верности сына сомневался не зря. А чтобы наследничек не дурил, заколдовал его мать. Вморозил Василису в вечный лёд, и заклятие это не разрушилось даже с Кощеевой гибелью. Способ освободить её был – непростой, как обычно. В жизни ничего не бывает просто, это же вам не сказка…

– Скажи-ка, вещун, – Лис отложил перо и обратился к вороне, сидевшей рядом с его столом на шестке. – Как думаешь, у меня получится?

– Смотр-ря что, – отозвалась птица.

Своего говорливого питомца Кощеевич называл Вертоплясом. Это был ещё воронёнок. Слёток, который только-только научился разговаривать по-человечески. Что он мог знать о будущем? Но Лис всё равно любил с ним беседовать – надо же было хоть кому-то выговориться, облегчить душу.

Другие вещуньи знали намного больше, да где они все теперь? Разлетелись после Кощеевой смерти. А Вертопляс остался. Лису его подарили. Ещё при Кощее жил в замке такой дядька Ешэ, советник бессмертного князя. Все его боялись. Ну а как не бояться, если он колдун, каких мало? К тому же дядька Ешэ заведовал подземельями. И упыриные фермы, где готовили нежить для войны с Дивьим царством, в его ведении находились. И палачами он заведовал. И судьбу узников решал. А ещё – держал птичник. Все вещуньи ему подчинялись: летали по свету да новости приносили… В общем, страшный человек был дядька Ешэ, но Лис его всё равно любил. Потому что советник отца был к нему добр, словно к собственному сыну.

Если бы отцов выбирали, Лис был бы рад отказаться от родства и Кощеевой крови. Даже втайне мечтал, чтобы Ешэ его хоть раз сынком окликнул, но не дождался. Советник придумал ему прозвище – Лисёныш. И кроме него, никто так княжича называть не смел.

– Не знаю, за что хвататься, – пожаловался Лис Вертоплясу, подперев кулаком острый подбородок. – Вроде сперва всё хорошо складывалось: отец помер, война с Дивьим царством закончилась, знамёна мы эти дурацкие со змеюками с башен замка сняли, людей порадовали… Я думал, и дальше пойдёт как по накатанной. А тут что ни день – новые проблемы.

– Пр-роблемы? – воронёнок склонил голову набок.

Кощеевич принялся загибать пальцы:

– Во-первых, мир с царём Ратибором у нас не подписан. Каждый сидит в своих палатах, никто ни на кого не нападает, но разве в случае окончания войны правители не подписывают такие особые грамоты?

– Надо гр-рамоты, – кивнул Вертопляс.

– Во-вторых, Серебряный лес в приграничье. Я считаю, он наш, навий. А у дивьего царя иное мнение. И никто никому уступать не хочет. Говорят, они с Кощеем на первых порах именно из-за него и сцепились. Ещё до моего рождения дело было, так что, сам понимаешь, свечку не держал, – Лис вздохнул и подёргал себя за длинную тёмную прядь у виска. Та вечно выбивалась из хвоста. Раздражала.

– Дур-рацкий лес! – каркнул вещун.

– Не такой уж и дурацкий, – усмехнулся Кощеевич. – Там, между прочим, растут ели с серебряными иголками. Представляешь, какое это богатство? Оно и для чеканки монет годится, и для чародейства. Не зря же у нас в Нави серебро дороже злата ценится. Ладно, вот тебе третья проблема: огнёпёски Кощеевы разбежались. Шастают теперь по окрестным лесам, огненными глазищами зыркают, траву палят. А кого встретят – сразу жрут. Сам знаешь, какие это злющие твари. Волков, и тех слопали! По-хорошему, надо бы на этих псин охоту устроить да объявить награду за каждую клыкастую голову…

– Нагр-рада – это хор-рошо, – воронёнок открыл клюв, и Лис, поняв намёк, поделился с питомцем кусочком мяса со своей тарелки. Всё равно уже заветрилось – у княжича совсем не было аппетита.

– Ладно, значит, будет охота. Надо поспешить, пока эти твари всех моих подданных не слопали. Эх, а ещё с Горынычами надо что-то делать. Они посла прислали. Моего ответа ждут…

– А кор-ронация? – осторожно напомнил Вертопляс.

Лис отчаянно замахал руками.

– Иди ты! Это тебя советник Май просит каждый день мне про коронацию в уши каркать? Сказал же – нет! Хочу, чтобы мать могла присутствовать на празднике в мою честь, понимаешь? Иначе всё будет не по-настоящему. Вот вызволим её из ледяного плена, тогда и коронуюсь.

– Дур-рачок, – вещун сказал это ласково и почему-то с интонациями советника Мая. Ну понятно, кто научил…

– И вот тебе главная задачка: расколдовать Василису. Для этого нужен волшебный перстень дивьего царя, но этот гад не ответил ни на одно моё послание, представляешь?

– Вр-ремя.

– Думаешь, дать ему немного привыкнуть к мысли, что у нас власть переменилась? – задумался Лис. – Что ж, может, ты и прав.

– Р-развейся, р-развлекись!

Нет, его точно Май подучил… но, вопреки обыкновению, княжич не стал спорить. Наверное, ему и впрямь стоило погулять, собраться с мыслями, насладиться последними деньками лета. Оно ведь в Нави такое короткое! А проблемы подождут.

– Доедай, я не буду, – он кивнул Вертоплясу на тарелку с мясом, накинул на плечи жилет с меховым воротником, взял гусельки и, обернувшись к птице уже от двери, добавил: – Почему никто не предупредил меня, что править страной – такая морока?!

* * *

Кощей так долго обманывал смерть, что, когда они всё-таки встретились с безносой, его тело сразу обратилось в прах. Даже кости истлели. Однако Лис решил, что негоже будет оставить отца без погребения. Ещё не хватало, чтобы в замке Кощеев призрак поселился…

По его приказу прах отскоблили от простыней, собрали в глиняный сосуд, и Лис собственноручно закопал его в яблоневом саду у той самой башни, где была заключена его мать. А на могиле посадил молодой дубок – благое дерево, – чтобы защищал от всякой не-жизни. Сперва он не думал, что будет приходить к отцу на могилу, но что-то его тянуло…

Вы не подумайте, Лис не тосковал – было бы о чём! Скорее ему нужно раз за разом получать доказательство: да, злодей мёртв. Это не сон, всё взаправду.

Плакать княжич разучился ещё в детстве, поэтому приходил, садился под дубок на камешек, играл на гуслях и пел. Песней проще было выразить то, что наболело: и собственную растерянность, и страх не справиться с ответственностью, которую он взвалил себе на плечи, и дурные предчувствия, от которых каждый день ныло сердце. А ещё – скорбь по матери.

Как же бедняжке Василисе не повезло. Когда Кощей унёс её из Дивнозёрья – деревни в мире смертных, – ей было столько же годков, сколько Лису сейчас. Ну, в пересчёте с навьего на человеческий, разумеется. Ведь чуть больше сотни – это как раз где-то семнадцать-восемнадцать? И всё, с тех пор она свободы не видела. Злейшему врагу такой участи не пожелаешь…

Лис подёргал струны на гуслях, проверяя строй, и зло бросил ни в чём не повинному дубку:

– Не было бы тебя, я бы не сделался бессмертным!

– Не было бы его, ты бы вовсе не родился, – прозвучал в ответ тихий женский голос.

Княжич вздрогнул и обернулся – никого.

Он сложил пальцы в щепоть, готовясь отразить нападение, но в саду лишь ветер тихонько шелестел листьями.

– Померещилось, наверное, – решил Лис и криво усмехнулся.

Хоть он и сетовал на бессмертие, но всё же немного лукавил. Сколько раз его уже пытались убить в собственном доме? То сторонники сестрицы Доброгневы являлись под личиной. То навья аристократия, которой он нос утёр, пыталась поставить зарвавшегося княжича на место. А то и дивьи мстители заявлялись, которые ненависть к Кощею на его сына перенесли. Никто из лиходеев не преуспел, потому что Лис – не будь дурак – смерть свою запрятал хорошо. Не как отец.

Зачем все эти сложности: утка, заяц, – если можно носить смерть с собой, перемещая при необходимости в любой предмет, которого коснулся? То-то удивились бы дивьи мстители, узнав, что стрелу пускать надо было не в грудь Кощеевичу, а, скажем, в его сапог! А спустя мгновение уже не в сапог, а в камешек, который он схватил, падая… Лис был горд своей придумкой – это уже столько раз спасало ему жизнь.

В горестях он перебирал струны, на ходу сплетая мелодию. Не колдовскую, а самую обычную. Своими музыкальными талантами он тоже гордился, потому что Кощей играть ни на чём не умел, песен не придумывал и даже пел на редкость фальшиво. Значит, в этом Лис тоже превзошёл отца.

Тоскующая душа просила песен, и княжич тихонечко замурлыкал себе под нос:

«Как в Огонь-реке пламя растеклось –
От тебя ко мне перекинут мост.
Звонкий, как струна, тонкий, словно нить, –
Не перелететь, не перескочить».

Увлекшись, Лис не сразу заметил, что в его песню вплёлся девичий голос – да так ладно, как будто всегда там был. А ведь он слова на ходу сочинял. Откуда эта девица могла их знать? И как вообще оказалась в зачарованном саду, куда людям хода нет? Может, это кто-то из прислуживающей нежити? Тогда как она посмела вмешиваться?

Так много вопросов, так мало ответов.

Он оборвал песню на середине, огляделся – и охнул от неожиданности. Прямо за его спиной стояла незнакомка в чёрном платье. Никак, опять убийцу подослали?

Лис отпрыгнул в перекате, бросил гусли на траву (заодно переместив в них жизненную силу) и приготовился к сражению. Но незнакомка не спешила нападать. Казалось, ей вообще не стало никакого дела до юного княжича, как только тот перестал петь.

Она погладила ладонью ствол молодого дубка на могиле Кощея и вздохнула.

«Может, чёрное платье – это траур? Неужели в этом мире есть кто-то, кто горюет об отце?» – подумал Лис и тут же кивнул сам себе.

Да, и такое могло быть. Большинство людей Кощея, конечно, ненавидели. Одни придворные поклонялись ему из страха, другие – искали выгоды для себя и своих семей… Но было одно пророчество. Хотя вернее было бы назвать его проклятием. Мол, только тогда родится у Кощея наследник, когда одна девица возненавидит его больше жизни, а другая так же сильно полюбит. И это случилось, раз Лис – единственный сын Кощея – появился на свет. Той девицей, что ненавидела отца, была его мать Василиса. Но была ещё и Анисья – одна из многочисленных Кощеевых жён, – она-то и полюбила похитившего её негодяя. Как так? А пёс его знает, сердцу не прикажешь…

Можно было предположить, что если Анисья прикипела сердцем к Кощею, то могли быть и другие, кому навий князь пришёлся по душе.

Незнакомка по-прежнему обнималась с дубком, что-то беззвучно шепча. Лис не хотел мешать ей скорбеть, поэтому молчал и тайком разглядывал. Красивая девица: волосы – вороново крыло, глаза как вишни – даже темнее, чем у самого Лиса. Платье богатое, чёрным жемчугом искрит-переливается. И… странное какое-то. Не навье и не дивье, а что-то между. Пояс узорчатый, тканый, а за поясом – вострый серп. И ещё мешочки, в каких травы носят. Значит, чародейка или воительница. А может, и то, и другое вместе…

И тут Лис замер, поражённый догадкой. Это что же, сама Мара Моревна пришла?! Потому что если кто и мог проникнуть в зачарованный сад без приглашения, то это она – ведунья из нитяного леса. Того самого, где судьбы всех живущих плетутся. Не зря её называли Хозяйкой всего волшебства.

Лис знал, что Кощей – ещё давно, задолго до его рождения – сватался к Маре Моревне, только та его на смех подняла. Сказала: на кой мне за околеванца костлявого замуж идти? А теперь, выходит, пришла проститься…

– Что ты так смотришь на меня, будто дыру собираешься прожечь? – звонкий голос Мары Моревны заставил Лиса смутиться и пробормотать:

– Прости…

– Али не узнал? – чародейка сплела руки на груди. – Мы с отцом твоим лучшими друзьями были, а теперь я и к тебе дружиться пришла.

– Узнал, – с восторгом выдохнул Лис. – Ты Мара Моревна, великая чародейка, властная над судьбами этого мира, жизнью и смертью. И я рад приветствовать тебя в своих землях. Разреши пригласить тебя в замок, к столу. Если бы ты предупредила, что явишься, мы бы пир горой закатили. Но и так найдётся чем попотчевать.

Девица скривилась:

– Не угадал, дружок. С сестрицей Марушкой меня перепутал. Впрочем, я привыкла. Нас даже батюшка порой не различал, представляешь? А многие так и вообще не знают, что нас две. Ну что, теперь хоть понял, кто я такая?

Лис покраснел. Стыдно было допустить ошибку, но ещё хуже – он до сих пор не представлял, с кем имеет дело. И Мару Моревну-то многие легендой считают, а уж про её сестру и вовсе не слыхивали…

– А на вид казался умнее, – девица поджала губы.

Княжич молчал. Мысли роились в его голове, словно пчёлы. Кажется, даже пытались жужжать. Но высказать хотя бы одну из них он боялся: а вдруг гостья обидится? И будет ещё одна проблема – будто других мало.

Девица то улыбалась, то хмурилась, и было совершенно не понятно, то ли её забавляет происходящее, то ли всерьёз злит.

– Хорошо, я намекну. Покажусь тебе в истинном облике, – она шагнула ближе, заглянула Лису в глаза – и тот заорал так, что чуть не сорвал голос.

Нет, ну а как ещё прикажете реагировать, когда подведённые сурьмой глаза-вишни вдруг превращаются в тёмные провалы, а на месте милой улыбки возникает хищный оскал черепа? Миг – и наваждение пропало.

– Да чтоб я сдох! – выдохнул княжич, и девица снова расхохоталась.

– Боюсь, с этим у тебя некоторые трудности, дружок. Ты ведь меня отверг, как и твой отец. Да только вот незадача: тот, кто смерть гонит, на самом деле обручается с нею навеки. Возьмёшь колечко? – она протянула на ладони тонкий серебряный ободок с камушком-слёзкой.

Лис хотел отказаться, но не смог. Рука сама потянулась к подарку. Словно во сне он взял кольцо, надел его на палец и понял – всё, снять теперь не получится.

А девица ухмыльнулась:

– Не переживай. Люди его видеть не будут. Только такие же, как ты, – кто тоже смертью пренебрёг. Но признаюсь тебе, суженый мой ряженый, других бессмертных сейчас в мире нет. Ты единственный мой жених. Впрочем, радуйся – я не ревнива. Можешь с другими девицами водиться, мне без разницы. Я за тобой наблюдать буду, а придёт срок – своё всяко заполучу.

– Так ты и есть Смерть! – ахнул Кощеевич.

Вот только что теперь с этой догадкой делать? Эх, лучше было бы оставаться в неведении. Его ладони похолодели, по спине пробежали колючие мурашки, а ноги стали ватными. Сейчас захотел бы убежать – не смог бы. Да и разве от смерти убежишь? Даже если ты бессмертный…