Он усмехнулся, будто бы вместо себя обманывал своих учителей.
– Тогда почему же ты проходишь стажировку здесь?
– Моя сестра тоже так сделала, три года назад. Мы живем тут рядом, совсем близко, и ходить далеко не надо, – он не стал говорить, что все те, кто не находил себе место для практики, вынуждены были помогать дворнику целых две недели. И дворник использовал это время, чтобы сполна отплатить практикантам от имени всего школьного управления унизительной работой – за все изрисованные стены, прилепленные к партам жвачки и бутербродные крошки.
– И что же твоя сестра, она читает книги?
– После того как побывала здесь, ага. Но со мной-то такого не случится!
Карл улыбнулся. Он знал, почему сестра Леона начала читать. Его бывший начальник Густав Грубер, который теперь жил в доме престарелых «Мюнстерблик», знал наверняка, как стоит вести себя с такими «нечитающими» особами вроде Леона и его сестры. Он поручал им протирать поздравительные открытки, упакованные в пластик. Практикантам быстро становилось скучно, и, отчаявшись, они брались за книги, которые он предусмотрительно оставлял неподалеку. Густав Грубер всех их заставлял изменить свое мнение. Он и с детьми отлично ладил, в отличие от Карла, который считал их инородными, странными существами. Так было, даже когда сам он был ребенком. И чем дальше уходило детство, тем более непонятными и чуждыми казались ему дети.
Сестру Леона старик Грубер заманил романом, в котором юная девушка влюбляется в вампира. Леону, в котором, по-видимому, бушевало половое созревание, он подложил бы книжку с симпатичной девочкой-подростком на обложке и не слишком большим количеством слов внутри.
Грубер всегда говорил: «Не важно, что вы читаете. Важно, что вы читаете». Карл не считал, что так можно сказать про все, что печатается. Все же под обложками иногда прячутся мысли, подобные яду. Впрочем, лекарство на страницах бывает чаще. Даже для того, о чем мы и не подозреваем, иногда нужно лекарство.
Карл осторожно вытащил черную пластиковую коробку из угла. Сегодня в ней лежало всего три книги, на самом дне. Затем он отыскал коричневую упаковочную бумагу и шнур, чтобы каждую книгу упаковать отдельно, как подарок.
Сабина Грубер твердила ему, что стоит отказаться от этой привычки и не тратить лишние деньги, но Карл настаивал. Ведь именно это нужно его покупателям. Сам того не замечая, он погладил каждую из книг, перед тем как завернуть их в плотную бумагу.
Наконец он взял свой оливково-зеленый армейский рюкзак, давно уже не новый, но все еще в отличном состоянии благодаря любви и аккуратности Карла. Пока рюкзак был еще пуст, но по его складкам было заметно, что это не самое привычное для него состояние. Карл с осторожностью опустил книги в грубую ткань рюкзака, дно которого он устелил мягким шерстяным одеялом. Так, будто это были вовсе не книги, а щенки, которых он нес отнести новым хозяевам. Он сложил книги в рюкзаке так, чтобы самая большая потом оказалась у спины, а самая маленькая – подальше, где ее не помнут изгибы рюкзака.
Уже выходя, он ненадолго задумался, а потом повернулся к Леону.
– Протри, пожалуйста, поздравительные открытки. Госпожа Грубер будет довольна. Лучше принеси их сюда, чтобы тебя никто не беспокоил. Я всегда делаю это за столом.
Он быстро положил на стол «Футбольную горячку» Ника Хорнби, которую только что приметил на полке. Футбольное поле на обложке заманчиво зеленело – наверное, Урсула Шефер никогда не посмотрела бы в сторону этой книги.
* * *
То, что Карл считал своим кругом, скорее напоминало многоугольник: он шел через центр города, по маршруту без прямых углов, без всякой симметрии. Граница его мира пролегала там, где обломки городских стен становились похожи на остатки старческих зубов. Он не пересекал ее вот уже тридцать четыре года, потому что все, что было ему нужно, находилось в ее пределах.
Карл Кольхофф много ходил пешком и так же много размышлял. Иногда ему казалось, что думать как следует он может, только когда ходит. Как будто шаги по булыжной мостовой приводили его мысли в движение.
Когда идешь по городу, то не замечаешь то, что видно каждому голубю и каждому воробью: город был круглым. Все старые домики и переулки стремились к собору, возвышающемуся в самом центре. Будь город макетом железнодорожных линий, можно было бы предложить, что собор по ошибке сделали не в том масштабе. Он строился в тот недолгий промежуток времени, когда город был богат. Но еще до того, как собор достроили, эти времена прошли, и колокольню так и не закончили.
Дома почтительно располагались вокруг. Некоторые, особенно старые, даже слегка наклоняли головы. Перед центральным порталом собора они расступались, образуя самую большую и красивую площадь города – Мюнстерплац.
Карл вышел на площадь и тут же почувствовал себя так, будто за ним наблюдают. Как косуля на поляне, беспомощная, беззащитная перед охотником и его ружьем. Карл улыбнулся – никогда еще он не чувствовал себя косулей. На площади запах города как будто усиливался. Согласно легенде, когда в XVII веке город был осажден, один пекарь изобрел «пудровое колесо» – выпеченный в масле калач в форме колеса со спицами, внутри которого был шоколадный крем, а снаружи – сахарная пудра. Он отнес его захватчикам, тем самым выражая волю горожан: вам пора уходить. На самом же деле эта сытная выпечка появилась только двести лет спустя, о чем свидетельствуют записи. Однако старая история продолжала жить, и люди охотно в нее верили.
Карл шагал по все тем же булыжникам соборной площади. Если на его пути возникал кто-то, он останавливался и ждал. Потом снова прибавлял шаг, желая наверстать упущенное. Путь через площадь он рассчитал таким образом, чтобы даже в рыночные дни не встречать препятствий. Кроме того, путь пролегал как можно дальше от каждой из четырех пекарен с их калачами – он не мог больше выносить запах этой жирной горячей выпечки.
Карл свернул на улицу Бетховена. Это была даже не совсем улица, а скорее переулок, что не делало чести великому композитору. Сотрудник отдела городского планирования совершенно сознательно назвал целый ряд улиц в честь известных композиторов. Своему любимому Шуберту он посвятил самую широкую и длинную улицу.
Карл Кольхофф, сам того не зная, в этот момент оказывался в самом центре своего мира. С двух сторон его ограждали трамвайные линии, восемнадцатая и семьдесят пятая (притом что их было всего семь: так город мог чувствовать себя настоящим транспортным мегаполисом). С третьей стороны проходила северная дорожная магистраль, а с четвертой – речка. Большую часть года она выглядела довольно живописно и только весной позволяла себе небольшое наводнение. Как будто молодой львенок, который время от времени рычит, невзирая на не окрепшие еще голосовые связки.
Сегодня прогулка привела Карла в переулок Сальери, к Кристиану фон Гогенешу. Его особняк из темного камня стоял немного в отдалении, из-за чего прохожие не замечали, каким он был величественным. Особняк склонялся в реверансе, как скромный черный лебедь, готовый расправить крылья. Сразу за домом располагался прямоугольный парк с огромными дубами. В парке стояли три скамейки – в любое время дня Кристиан фон Гогенеш мог читать при свете солнечных лучей.
Карл знал, что Гогенеш очень богат, но не знал, был ли тот богатейшим жителем города. Никто этого не знал, даже сам Гогенеш. Он попросту не сравнивал себя с другими. Его семья сколотила свое состояние много поколений назад на речной торговле кожевенной продукцией. Им удалось не потерять это состояние, когда настало время индустриализации, так что теперь Кристиан фон Гогенеш мог не работать, ведь его акции и вклады работали за него. Сам он только следил за своими активами. Раз в день домработница приходила готовить для него и убирать в жилых комнатах, раз в неделю приходил садовник – чтобы солнечный свет по-прежнему находил путь к книжным страницам сквозь листву, раз в месяц – дворник. И с понедельника по пятницу приходил Карл. Он приносил с собой новую книгу, которую Кристиан фон Гогенеш обыкновенно успевал прочитать до следующего дня. Насколько Карлу было известно, пределы своей империи Гогенеш не покидал уже много лет.
Карл позвонил, дернув за медный язычок, и откуда-то из глубины дома раздался звук колокольчика. Как и всегда, хозяину дома потребовалось немало времени, чтобы пройти через длинный темный коридор и слегка приоткрыть тяжелую, скрипящую деревянную дверь. Гогенеш никогда не покидал порога. Это был красивый темноволосый мужчина, высокий, с благородными скулами, характерным подбородком и весь словно усыпанный серой пылью грусти. Он всегда носил темно-синий двубортный пиджак со свежей белой орхидеей на лацкане. Черные кожаные туфли сияли, как будто он собирался на венский бал. Гогенеш был гораздо моложе, чем можно было бы подумать, глядя на его одежду. Сейчас ему было тридцать семь лет. Тем не менее он носил костюмы с ранней юности, так что теперь они выглядели на нем не менее естественно, чем на ком-то другом джинсы.
– Господин Кольхофф, вы припозднились. Мы договаривались на четверть восьмого, – сказал Гогенеш вместо приветствия. Карл, как и должно, склонил голову, а потом аккуратно достал из рюкзака книгу:
– Вот, новый роман для вас.
Он слегка потянул за петлю шнурка. В дороге шнурок совсем закрутился, и нужно было его выпрямить.
– Это тот, что вы мне посоветовали? И я надеюсь, не зря, – Гогенеш взял книгу, но разворачивать бумагу не стал. Это был роман о том, как Александр Великий учился у Аристотеля. Гогенеш читал только философские произведения.
Он дал Карлу чаевые в соответствии с весом книги. Гогенеш заранее изучил вопрос и все рассчитал.
– В следующий раз приходите вовремя. Пунктуальность – вежливость королей.
– Хорошего вам вечера! До встречи.
– Да, и вам, само собой, желаю того же.
Кристиан фон Гогенеш закрыл тяжелую дверь и исчез. Особняк в тот же момент потерял свой одушевленный вид. Хозяин дома, возможно, и не прочь был бы обменяться мыслями о книгах и их авторах с Карлом, которого знал как образованного, воспитанного человека, близкого ему по духу. Но со временем Гогенеш растерял все слова для приглашений. Должно быть, они затерялись в многочисленных комнатах его большого особняка.
* * *
Карл покинул Кристиана Гогенеша. На самом же деле покидал Карл не его, а кое-кого другого. Дело в том, что в реальном мире Карл видел отражения книг. Для него жителями города были герои романов – даже действие происходило в совершенно другие времена и в других странах. С того самого момента, когда Кристиан фон Гогенеш впервые открыл тяжелую дверь своего особняка, он стал для Карла героем великого романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение».
Поэтому сейчас Карл покидал усадьбу Пемберли в Дербишире XVII века. Ее владелец, Фицуильям Дарси, богатый и образованный джентльмен, несмотря на безупречные манеры, казался порой немного высокомерным и черствым.
Причина особой способности Карла состояла в том, что он плохо запоминал имена. Если, конечно, они не принадлежали книжным героям. Это началось еще со школы. Многим учителям тогда давали прозвища, в большинстве случаев не особо приятные: Туалетная Швабра, Принц Морфий, Плевок. Карл же присваивал им совсем другие имена: Одиссей, Тристан или, например, Гулливер. Но и после школы, в отличие от одноклассников, он не перестал давать людям прозвища.
Так, юный панк в потрепанной униформе, которого он встречал по дороге в книжный магазин, получил имя бравого солдата Швейка. Продавщица фруктовой лавки, у которой он покупал яблоки, – королевы-мачехи из «Белоснежки» (к счастью, она не имела привычки добавлять яд во фрукты со своего прилавка). В какой-то момент Карл обнаружил, что весь город полон литературных героев и у каждого жителя есть книжный двойник. В следующие несколько лет ему довелось познакомиться с Шерлоком Холмсом, который руководил убойным отделом городской полиции, и даже с леди Чаттерлей, которая частенько открывала дверь в тонком кимоно и в которую он по молодости был влюблен. Правда, спустя какое-то время она уехала из города с Адсоном из Мелька. Капитан Ахав был одержим гигантским кротом в своем саду – одержать верх над ним ему так и не удалось. Вальтеру Фаберу, тяжелобольному инженеру, Карл до самой смерти приносил книги о Южной Америке. А граф Монте-Кристо жил в доме с решетчатыми окнами, который некогда был тюрьмой и теперь странным образом удерживал нового владельца в своих стенах.
Почти всегда Карл запоминал сначала литературное прозвище и только потом – настоящее имя, как будто память старалась оградить его от лишней информации. С того момента как он подбирал человеку новое литературное имя, он совершенно переставал воспринимать настоящее. Карл совсем не замечал, как по пути от глазной сетчатки к сознанию буквы, образующие, например, «Кристиана фон Гогенеша», чудесным образом складывались в «мистера Дарси». Лишь иногда, в особых случаях, его голова могла смилостивиться и выдать ему мирское имя человека. Большую же часть имен Карлу не приходилось вспоминать вовсе.
Извилистые переулки привели Карла к литературной героине с судьбой куда более мрачной, чем у счастливо женатого британского джентльмена. Покупательница ждала за закрытой дверью и через глазок следила за редкими прохожими в переулке. Здесь никто не бродил и никто не восхищался архитектурой – все красивые здания были в нескольких кварталах отсюда. В этой части старого города люди двигались быстро, не в силах выдержать гнетущей узости, постоянно чувствуя, как крыши домов смыкаются над головой, заслоняя дневной свет.
Хрупкая юная девушка, которая стояла у дверного глазка, точно знала, в какое время должен прийти Карл Кольхофф. Она знала и то, что стоять и смотреть в глазок в течение долгих минут – глупо, и куда лучше подождать дверного звонка в гостиной. Но она не могла удержаться. Андреа Креммен убрала светлый локон за ухо и одернула платье.
Еще с тех пор как ее отдали в детский сад, она всегда и везде была самой красивой. Это принесло ей много любви, но вместе с ней – немало зависти. А еще – ранний брак с сотрудником страховой службы по имени Маттиас. Он работал допоздна, работал в выходные, чтобы их дела шли в гору. Сама Андреа была квалифицированной медсестрой, но теперь работала на полставки стажером в небольшой семейной клинике. Она сидела в приемной, потому что ее вид радовал и успокаивал пациентов. Никому никогда не приходилось напоминать ей, что нужно улыбаться – улыбка была естественным следствием ее красоты. Тех, кто красив и не улыбается, считают высокомерными. Поэтому она улыбалась целыми днями.
Она никогда не позволяла себе выглядеть хуже, чем идеально. Кто знает, что могло бы случиться, допусти она такое. Что увидели бы в ней окружающие? Что вообще возможно было в ней увидеть? Карл Кольхофф производил впечатление человека, которому можно было показаться без улыбки. Он бы тогда нашел подходящие слова, чтобы описать то, что увидит. Андреа казалось, что он выбирал слова точно так, как парфюмер выбирал бы ингредиенты для дорогих духов. Она перестала улыбаться и выправила из-за уха прядь. Теперь ее прическа не была идеальной.
Но как только Карл Кольхофф показался в переулке, она быстро снова убрала прядку за ухо.
Карл нажал на дверной звонок и ждал. Андреа Креммен обычно требовалось время, чтобы подойти к двери, и она всегда была слегка запыхавшейся. Тем не менее на ее лице неизменно была радостная улыбка.
Карл услышал, как в замке беспокойно повернулся ключ. Дверь открылась.
– Господин Кольхофф, вы сегодня рано! Я вас совсем не ждала. Я, должно быть, выгляжу совсем неважно.
Она пригладила свою и без того прекрасную прическу, которая идеально подходила к элегантному платью с красными розами.
Карл считал ее прекрасной, и все-таки взгляд Андреа всегда немного его расстраивал. За ее красотой скрывалось что-то, чего он никак не мог понять. И это что-то было связано с тем, что он вынимал сейчас из своего рюкзака. Это была одна из книг, которые Андреа Креммен так сильно любила. С весом книги все было в порядке (Карлу нравилось, когда книги не были легкими, как плитка шоколада, и не были тяжелыми, как литр молока). Его куда больше беспокоило, насколько весомым было содержание.
– Хорошая? – спросила его Андреа Креммен и потянула за ленточку на упаковке.
– Насколько я слышал, «Роза в тени» ничуть не уступает другими книгам этой писательницы.
– Достаточно драматичная?
Теперь уже улыбался Карл. Каждая книга, которую он ей приносил, была драматичной и обязательно заканчивалась трагично. Когда-то он пытался советовать ей книги со счастливым концом – ни одна из них ей не понравилась. Слишком уж далеко от правды, считала она.
Андреа Креммен любила романы, героини которых страдали и в конце умирали или оставались несчастны и одиноки. Открытые финалы тоже подходили – правда, только тогда, когда они допускали какой-нибудь из этих вариантов.
– Как всегда, я не буду ничего вам рассказывать, – сказал Карл. – Понравился вам прошлый роман?
Андреа Креммен глубоко вздохнула и покачала головой.
– Он был такой грустный! Почему же вы меня не предупредили? – ее личико игриво вытянулось.
– Что вы, я бы не посмел.
Раньше Карл упаковывал ее книги в праздничную упаковочную бумагу. Но он чувствовал в этом что-то неискреннее.
– Вы принесете мне еще одну на следующей неделе? Я слышала об одном романе, в нем все время ночь, потому что действие происходит зимой в Гренландии. А главная героиня только недавно потеряла ребенка… Вы знаете такой? Мне кажется, звучит очень даже неплохо.
Карл знал, что это была за книга. Он хотел бы, чтобы Андреа Креммен не слышала про нее.
– Я вам ее принесу. – Карл не стал говорить «с удовольствием принесу», потому что никакого удовольствия не испытывал.
– Можете ли вы посоветовать что-нибудь еще?
– Есть совсем новый детективный роман, действие разворачивается в нашем городе. Я его еще не читал, но, должно быть, он смешной.
Андреа Креммен махнула рукой:
– Вы считаете, мне бы понравилась эта книга?
Карл считал своим долгом не лгать. Как только человек выпускает в свой мир ложь, ее уже не поймать и не запереть обратно.
– Нет.
– Мне тоже так кажется.
– Но она могла бы заставить вас улыбнуться. А у вас, надеюсь, это не прозвучит слишком фамильярно, совершенно прекрасная улыбка. Знаете, когда-то Чарли Чаплин сказал, что каждый день без смеха – напрасно прожитый день. А у нас и без того слишком мало дней в этой жизни, чтобы тратить их впустую.
Такого он никогда еще ей не говорил. Возможно, сегодня ее печаль показалась ему сильнее, чем обычно? Этого Карл не знал. Иногда его рот произносил то, о чем голова и не подозревала.
Андреа Креммен больше не улыбалась. Вместо этого ее нижняя губа слегка задрожала.
– Что ж, вы только что спасли мой день. Спасибо вам за это!
Сказав это, она быстро закрыла дверь.
Для Карла это была не Андреа. Дверь перед ним захлопнула Эффи Брист, такая печальная и так рано ставшая женой. Чья судьба была так же трагична, как судьбы множества женщин, о которых читала Андреа Креммен. Карлу хотелось сделать для нее больше, чем просто приносить книги. Они лишь доказывали, что другие тоже страдают, но не объясняли, как положить конец этим страданиям.
Андреа Креммен за дверью сдерживала слезы. Она рассказала бы ему, что произошло сегодня, рассказала бы с радостью. Но тогда ей пришлось бы снова это пережить, чего она совсем не хотела. Дрожащими руками она развернула упаковку и тут же, в коридоре, начала читать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67922535&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
