Именно так я думал тем похмельным днем 13 января 2013 года после изнурительного рождественского запоя. Но тогда я и предположить не мог, сколь чудовищно скажутся на мире эти случайно забредшие в мою не совсем трезвую голову мысли. Наоборот, идея вдохновила меня неимоверно. А главное, она полностью соответствовала моим полуинтеллигентским принципам. Позволяла и рыбку съесть, то есть заработать денег, и на елку одним местом не сесть, то есть заработать честным и где-то даже гуманитарно-возвышенным способом.
Похвалив самого себя за сообразительность, я начал работать. Мне здорово помогала моя девушка или даже скорее гражданская жена Линда. Будучи психологом по образованию и, что еще важнее, по призванию, она на основе действий пользователя в интернете и социальных сетях создала алгоритм выявления истинных желаний человека. Я лишь перевел его в программный код. Вот, собственно, и все, что я сделал, Капитан.
Меньше чем через год тестовая версия поисковика Sekretex появилась в Сети. Сначала никто не обратил особого внимания на это странное изобретение, а потом случилось истинное чудо, объяснения которому я не могу найти до сих пор. Моя крошечная компания из четырех программистов, бухгалтера и секретаря выиграла государственный тендер на создание суверенной поисковой системы. Это был уже 2014 или 2015 год. Я и сейчас не понимаю, зачем им вообще понадобился еще один поисковик. Ведь существовал же “Яндекс”, причем неплохо существовал. И потом, как моя мелкая фирмешка безо всяких завязок во власти смогла выиграть конкурс в стране – чемпионе по коррупции среди расы белых людей? Но чудо на то и чудо, что объяснению не подлежит…
Капитан, я рассказывал это сотни раз, зачем вы меня мучаете? Неужели вам удалось раскопать что-то новое? Помните, я говорил, как перед самым озарением просматривал накопившуюся за праздники почту и увидел дурацкий спам? Так, может, это он во всем виноват?..
Немо грустно улыбнулся и покачал головой.
– Нет. Если ты о жуликах, зазывавших на тренинг самопознания под названием “Что вы хотели?”, то мы просветили их всеми доступными способами. Обычные мелкие мошенники. Рассылали всем письма по электронке. Случайно сыграли роль спускового крючка в твоей глупо-умной башке. Именно после их спама, а еще после ящика выжранной за две недели водки тебя и осенило. Что, водку будем арестовывать за гибель человечества?
– Можно, – охотно согласился я. – А меня тогда выпустите как невиновного, пожалуйста.
– Шутник ты, Айван, – весело рассмеялся Капитан. – Только шутки у тебя какие-то убийственные, – добавил он похоронным тоном.
Замечание Немо было по обыкновению очень точным. Настолько точным, что я сразу погрустнел, перестал глупо хорохориться и страдальчески повторил:
– Ну и зачем вы меня тогда мучаете? Все равно ничего нового я вам не скажу.
– А я и не хочу ничего нового от тебя слышать. Вернее, больше на это не надеюсь. Я хочу знать, в чем, как ты сам считаешь, была твоя ошибка?
Такого вопроса за годы, прошедшие после ареста, мне не задавали ни разу. Он удивлял не меньше моря, солнца и неба. Меня пытали, кололи сыворотку правды, десятки раз прогоняли через детектор лжи. Какие-то совсем дикие следаки с арабским акцентом олдскульно загоняли мне иголки под ногти. Представители русского ФСБ незамысловато отбили мне почки, ребята из ЦРУ однажды трое суток лили на башку холодную воду. Моссад неделю не давал спать. Вместе и по очереди надо мной издевались все ведущие спецслужбы мира. И всех интересовало только одно. На кого я работаю? Кто тот злой гений, по заданию которого… ну и так далее. Не верилось им, видимо, что я сам. Наверное, потому что не злой, а может, потому что не гений. Потом вроде поверили, успокоились и последние четыре года меня почти не трогали. Не считая экранов, конечно… И вот теперь такой вопрос. Великий вопрос. Всем вопросам вопрос. Ответ у меня, безусловно, имелся. Было время подумать. Почти десять лет в заключении – не шутка. Но отвечать я не стал, наоборот, удивленно спросил Капитана Немо:
– А что, собственно, стряслось, почему это вас вдруг так заинтересовало?
– А ты молодец, Айван, – чуть помедлив, с уважением ответил Капитан. – Хватку не растерял, зришь, как говорится, в корень. Стряслось. Нас всех ждут большие перемены. Особенно тебя. Я расскажу. Обязательно. Даю слово. Но только после того, как ты мне ответишь.
Что грядут перемены, я понял, еще когда он появился в моем узилище. Но вот подтвердил Капитан мои догадки – и я разволновался. Меня плющила ответственность: скажу что-нибудь не то – и перемены окажутся к худшему. Тщательно подбирая слова, заикаясь и периодически немея, я начал отвечать.
– Я… я… я открыл ящик Пандоры. И… из него поперло все дерьмо, которое только есть в людях. Я… я лишил их стыда. Люди не высказывают своих тайных желаний. А пока они не произнесены вслух, их как бы и не… не… не существует. Я помог их произнести. И каждый увидел свою темную сторону. И стало не стыдно, раз… раз увидел. Люди пошли вразнос, пустились во все тяжкие. В этом моя вина, и в этом моя ошибка.
– Хорошая версия, Айван. Для твоего любимого “Евроньюс” сойдет, а для меня нет.
– Почему? – искренне удивился я. – Я и правда так думаю.
– Ну тогда ответь мне, с чего это люди только темную сторону видят, а светлую не замечают? Или ты считаешь, что нет у людей светлой стороны?
Почему-то этот простой вопрос никогда не приходил мне в голову. Правда, а где же добро? Куда оно подевалось? Все на свете имеет две стороны. Молотком можно убить, а можно гвоздь забить. Ножом можно зарезать, а можно и аппендицит вырезать. И только мое злосчастное изобретение не имело ничего, кроме темноты. Почему?!
– Ну, может, кто-то из людей все-таки увидел светлое? – почти без надежды прошептал я.
Капитан молчал.
– Ну хоть кто-нибудь?
Капитан молчал.
– Ну хоть один человек?
Капитан медленно покачал головой и ответил:
– Нет… Ни один. Мы проверяли. Давали твою штуку в пользование самым отъявленным маньякам и убийцам. Никто лучше не стал. Только хуже, злее и радикальнее.
И тут я понял. Ошибка действительно была, но это была ошибка кода, ошибка алгоритма определения человеческих желаний. Скорее всего, алгоритм был настроен только на темноту. Но как такое могло произойти? Мы же сотни раз все проверяли – фокус-группы, испытания на добровольцах… механизм работал безукоризненно.
– Ошибка кода, да? – обреченно спросил я. – Он видит только темное, да? Я жить не смогу, если это ошибка кода!
– Живи пока, – милостиво разрешил Немо. – Ошибка, но не кода. Код у тебя замечательный, и алгоритм прекрасный. Все он видит, все учитывает – лучшие программисты и психологи проверяли. Все отдают тебе должное как компьютерщику и даже как философу, мыслителю и еще черт знает кому. Некоторые говорят, что ты гений уровня Леонардо да Винчи. В смысле, в самых разных областях гений…
– Тогда что? – взмолился я. – Скажите, где моя ошибка!
– Честность, – буднично ответил Капитан. – Твоя ошибка в честности. Вся человеческая цивилизация построена на лжи, обмане и самообмане. В основном на самообмане, конечно. Вся – с первой обезьяны, взявшей палку и выкопавшей вкусный корешок. Возомнила она себя лучше других, возомнила себя человеком. А ведь это неправда, потому что была она просто обезьяной с палкой. Но это и правда, потому что она стала человеком. Обманула себя и стала! А дальше пошло-поехало. Духи, боги, мораль, культура – все обман и выдумки. Ну сам посуди, взять хотя бы инцест. Да, при инцесте значительно повышается вероятность рождения нежизнеспособных дебилов, но ровно в той же степени повышается вероятность рождения гениев. Это просто теория вероятностей, тебе как математику должно быть понятно. Однако люди считают инцест однозначным злом. Обман? Обман! Причем очевидный и никем при этом не замечаемый обман. Или старики. Безусловно, их рационально убивать, а не тратить на них ресурсы. Зачем они нужны? Обман. Или бог, загробная жизнь и так далее. Явный обман. Я уже не говорю о литературе, искусстве, музыке. Ну что такое музыка? Дурацкие гармонии, соответствующие строению человеческого уха и мозга. Например, муравьиному уху и мозгу эти гармонии не соответствуют. Муравей, может, невыносимо страдает от Девятой симфонии Баха. Обман! Самопожертвование, любовь, сострадание – все глупый нерациональный обман. Но вот ведь какое дело, именно благодаря этим многочисленным обманам и самообманам человек стал доминирующим видом на Земле, построил великую цивилизацию и готовится колонизировать Марс. Мы обманули самих себя, мы самих себя выдумали, высосали из пальца и стали тем, кем мы стали. А твой Sekretex, дав людям честность, сделал их равными самим себе. Обман делает людей больше самих себя, а честность – всего лишь равными. Но если посмотреть на человека непредвзято, он равен только бесхвостой обезьяне. Агрессивной, тупой и эгоистичной. Ну хорошо, в лучшем случае обезьяне с палкой или компьютером. Вот что дает людям честность. Деградацию. Обман же дал людям все, что они имеют. А ты его разрушил – и все полетело в тартарары…
Глава третья
Честность
Я стоял на палубе авианосца и слушал Капитана Немо. Четыре года я не видел дневного света. Четыре года каждый день я задавал себе два вопроса: что случилось, и в чем я провинился? И вот теперь, похоже, ответы получены. Версия Капитана очень напоминала правду. Ну и что теперь? Что мне с этим делать? Никого ведь не волнует, что я не специально. Это даже меня не волнует, все равно останусь в истории цивилизации людей-обманщиков как ее могильщик. Ладно, согласен, “могильщик” так “могильщик”, но ведь не зря же Капитан вытащил меня на прогулку? Хочет от меня чего-то – и про перемены сказал не зря, и вообще… А почему бы не спросить его напрямик? Вот сейчас возьму и спрошу.
– О’кей, Капитан, не подумайте, что я бессердечная скотина, устал просто за десять лет, и эмоции у меня кончились. Скорее всего вы правы. А дальше что? Не для того же вы меня на свет божий вывели, чтобы доказать свою правоту? Я-то что могу сделать?
– Ай умница, ай молодец, – чуть ли не захлопал в ладоши Капитан, – это ж надо, восемь лет в одиночке, последние годы без прогулок и свежего воздуха. Но каков мозг, какова быстрота реакции! И честность, Айван, потрясающая честность! Ты удивительно честный человек. Один на миллион такой, а может, и того меньше. Вот честности мы от тебя и хотим.
– Но я уже все вам рассказал. Я не знаю, что еще. Ну не выдумывать же мне…
– Рассказал. И выдумывать ничего не надо. И верю я тебе, и считаю умным, честным и в целом хорошим парнем. Будь моя воля, отпустил бы давно и не мучил. Да и все обвинения с тебя уже сняты. Так что оснований тебя здесь держать больше нет. Только вот одно обстоятельство…
– Как это – обвинения сняты?! – перебил я Немо. – Не может такого быть. Я же дьявол, враг рода человеческого, Князь мира сего. Об этом десять лет по всем каналам твердят.
– И все десять лет, Айван, я говорю нашим дуболомам, что ты ни в чем не виноват. Ты же не агент влияния, не завербованный мусульманскими террористами алчный дурак из спецслужб. Ты гений, Айван, птичка певчая, птичка редкая. Таких нельзя завербовать втупую. Мне это с самого начала понятно было. Но ты же знаешь наших бюрократов-спецслужбистов. Они же в сказке страшной живут, у них просто так и муха не нагадит. Сплошная теория заговора. Пока им докажешь, пока объяснишь, века пройдут. А мы в десять лет уложились. Быстро, в принципе. Да и по всем кругам ада тебя провести нужно было обязательно. Иначе бы не поверили. Допросы, пытки, полиграфы, сыворотка правды и, наконец, самое страшное – мучение одиночеством и отсутствием интереса к себе. Классика жанра, усиленная в твоем случае во много раз. Но теперь все позади, и я официально, от имени остатков Организации Объединенных Наций, заявляю, что вы, Айван Градов, ни в чем не виноваты!
Я не спешил радоваться удивительным словам Капитана. Во-первых, быть этого не могло, потому что не могло быть никогда. А во-вторых, упомянутая Немо классика жанра требовала, чтобы узника соблазняли свободой. Мол, вот она, бери, протяни руку и бери, все абсолютно реально… Но за этим всегда следовало большое, жирное и, как правило, невыполнимое НО. Капли здравого смысла во мне приказывали молчать, и на этот раз я их послушался. Капитан, не дождавшись моей реакции, слегка погрустнел, однако тем не менее бодро продолжил:
– Да, Айван, ты ни в чем не виноват, ни по чьему заданию ты не действовал и злого умысла не имел. Наши аналитики и нейронная сеть искусственного интеллекта дают 78,6 % вероятности такого варианта. Это много. Так что твою невиновность можно считать практически доказанной.
– Но? – криво усмехнувшись, спросил я.
– Но… – преувеличенно скорбно повторил Капитан. – Всегда есть это паршивое но, и никуда от него не деться. Эти же аналитики и этот же искусственный интеллект утверждают, что тебя использовали втемную с вероятностью 57,4 %. И поскольку ты сам не знаешь, кто тебя использовал, ты нам ничего и не говоришь. Тем не менее есть одна зацепка, очень туманная и слабенькая, но есть. Честность. Ты удивительно честный человек. А это нехарактерно для нашего лживого мира. Не скрою: вероятность, что кто-то намеренно сделал тебя таким, меньше пятидесяти процентов, точнее 48,1 %. Однако и это немало. Вспомни, Айван, вспомни в мельчайших деталях всю свою жизнь и до Sekretex, и после. Скорее всего это кто-то очень близкий к тебе. Думай о честности. Припомни все эпизоды, связанные с честностью, но и не только с ней. Вспомни все. Дай нам ниточку – и… Свободы я тебе не обещаю. Да и не сможешь ты после всего случившегося жить обычной жизнью среди обычных людей. Но остров вроде Эльбы у Наполеона, очень комфортабельный, почти без охраны, с родными тебе людьми, с женщинами и алкоголем, с прекрасным климатом и жильем я тебе гарантирую. Будешь владыкой острова – не мир, конечно, но тоже неплохо. И кстати, насколько я помню, Наполеон с этого острова сбежал. Чего только в жизни не бывает…
В последних словах Капитана явно заключался намек на окончательную свободу и даже, чем черт не шутит, грядущий триумф. Но не это было важно, а то, что они, похоже, действительно убедились в моей, как минимум, незлонамеренности. Уже неплохо. Хотя они думают, что мною кто-то хитро манипулировал… Ой, сомневаюсь! Миром правит хаос, и большая часть происходящего происходит случайно. Впрочем, терять-то мне сейчас особо нечего…
– Согласен, – произнес я твердо. – Но… – Тут я сделал расчетливую паузу, насладился ею: должно же быть, в конце концов, и у меня свое маленькое “но”… – Но что если вы ошибаетесь? Вероятности же не стопроцентны. Или не вспомню я ничего существенного? И что тогда – опять вернусь в свой телевизионный гробик?
– Нет, – искренне, как мне показалось, расстроился Капитан. – К сожалению, не вернешься. Я же тебе говорил, что нас всех ждут большие перемены. Через несколько часов или дней… точнее не скажу, не знаю… но очень скоро к тебе прибудет гость. Некто могущественный и влиятельный. Из небесных, можно сказать, сфер. Он сделает тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. С вероятностью 98,7 % не сможешь. А согласившись, ты в течение недели умрешь самой мучительной смертью, которую только можешь себе вообразить. С вероятностью 100 %. Так что это последний наш с тобой шанс.
Имевшийся в загашнике у Капитана кнут ударил очень больно. Немо никогда явно мне не врал. Недоговаривал, путал, лукавил немного, но все, что он говорил прямо и недвусмысленно, оказывалось правдой. Конечно, я жаждал смерти, однако море, солнце и небо значительно ослабили эту жажду, а призрак грядущей полусвободы почти ее уничтожил. И потом – в речи Немо не смерть была ключевым словом. Мучительная… Мучиться я не хотел. И так уже намучился дальше некуда.
– Понял, – сказал я и для верности кивнул, чтобы Немо понял, что я понял и вспоминать буду со всем возможным усердием. – А можно мне здесь повспоминать? – жалобно попросил я Капитана. – На палубе. Так легче будет.
– Можно, – добродушно улыбнувшись, ответил Немо и показал на прятавшийся за припаркованным истребителем шезлонг. – Но недолго, не больше 48 минут. Так аналитики вычислили. Потом ты с вероятностью 84,6 % слишком расслабишься и ничего уже не вспомнишь. Так что давай, укладывайся на лежак, закрывай глаза и вспоминай. Время пошло.
* * *
Время уже минут пять как пошло, а я так ничего и не вспомнил. Ничего. От слова совсем. Лежал тупо на шезлонге, закрывал и открывал глаза, щурился. И ничего… Нет, у меня не отшибло память. Свою жизнь я помнил более-менее связно лет с четырех. Проблема заключалось в другом: я нынешний никак не мог совместить себя с собой прошлым. С любопытным шестилетним мальчишкой, исследующим мир, с вундеркиндом-школьником, с молодым владельцем небольшой, но перспективной фирмы, с миллионером, а потом и миллиардером, с властелином мира и его Князем. Все эти персонажи были не я, а другие, совсем чужие мне и в общем-то непонятные люди. Десятилетнее заключение порвало связь времен. Я словно бы знал краткое содержание фильма, но сам фильм не смотрел. Этого было недостаточно. Капитан говорил о зацепках, о мельчайших деталях… Плохо, очень плохо. Я взглянул на солнце, на не известное мне море и почти уже позабытое небо. Умирать совершенно не хотелось. Особенно умирать мучительно и скорее всего без толку. Нужно что-то срочно придумать. Выход какой-нибудь, уловку… Прежде я был мастер на такие штуки, потому, скрестив ужа с ежом, и создал Sekretex. Тогда получилось – или не получилось, это как посмотреть… Неважно. Важно, получится ли сейчас.
А что если… а что если действительно фильм? Посмотрю свою жизнь, как кино. Не я? Хорошо, не я. Персонажи! Просто персонажи: маленький мальчик, юноша, миллионер, властелин мира… Я все про них знаю. Они – главные герои эпической трагикомедии под названием “Моя жизнь, сука, непроста”. Я всего лишь посмотрю на них одним глазком и, может быть, что-то пойму. Ну, а начну я с честности, конечно. В ней корень зла, а также 48,1 % вероятности, что меня использовали втемную. Ладно, с честности так с честности. Я закрываю глаза, свет медленно гаснет, и на моем мысленном экране появляется, появляется…
* * *
Маленький мальчик.
Маленький мальчик лет пяти-шести лежал в кроватке и изо всех сил пытался уснуть. Он жмурил глаза, ровно дышал и даже имитировал храп. Ничего не получалось. Рядом с ним в большой комнате лежали еще тридцать маленьких мальчиков и девочек. Многие действительно спали, и маленький мальчик Ванюша им сильно завидовал. “Везет же, – думал он, – уснули и никаких делов, не нужно жмурить глаза, ворочаться и скучать. Время р-р-раз – и прошло. Не тихий час, тихая минутка. А у меня тихий год получается”.
Ванюша изнывал. Как можно днем спать, когда в мире столько интересных вещей? Взять хотя бы Машку или вообще всех девочек. Удивительно загадочные существа, зачем-то садятся на горшок, когда писают. А зачем? Встал, пописал, ушел. Нет, садятся. Колдовство какое-то…
В этот момент с соседней кроватки как раз поднялась та самая девочка Маша и направилась к стоявшему неподалеку горшку. Сделав свои дела, она уже совсем было собралась вернуться в постельку и продолжить прерванный тихий час, когда внезапно набравшийся храбрости Ванечка задал ей вопрос:
– Маш, а Маш, а ты чего сидя писаешь? Ножки у девчонок слабенькие, да?
– Дурак, что ли? – обиделась девочка. – Да у меня ножки посильнее твоих будут!
– Тогда чего?
Машка внезапно застеснялась, покраснела и пробормотала что-то о какой-то щелке или складке, из которой… Ее сбивчивый ответ ошеломил Ванюшу. Желание понять, как там все у девчонок устроено, было настолько сильным, что в голове у него мгновенно созрел первый в жизни мужской план.
– Значит так, – зашептал он горячо и быстро, – забирайся ко мне в кровать, мы укроемся одеялом, ты раздвинешь ножки, и я посмотрю. Ты, главное, не бойся, никто не увидит.
– А вдруг увидит? – проявила типичную женскую нерешительность Маша.
– Точно не увидит! – авторитетно успокоил ее Ванюша.
И Маша сдалась. Она быстро юркнула под одеяло и там… Жаль, что из-за темноты увидеть Ванечке так ничего и не удалось. Он уже малодушно подумывал отказаться от своей смелой затеи, но тут произошло страшное, немыслимое, резкое… Укрывавшее их с Машкой одеяло взметнулось вверх, невинный детский грех захлебнулся беспощадным божьим светом, и свет этот явил ребятишкам великую и ужасную воспитательницу Нину Павловну.
Узрев невозможную, отвратительную картину, воспитательница сначала впала в ступор, а потом ее лицо перекосилось, приобрело свекольный оттенок и изо рта грохочущим камнепадом выкатился мощный рык. Ванечке стало так стыдно и страшно, так нестерпимо душно и огненно больно, что он буквально провопил дурным и тоненьким детским голоском классическое оправдание всех прелюбодеев:
– Это не я, она сама пришла!!!
Конечно, тридцать маленьких мальчиков и девочек мгновенно проснулись. Заорали, засмеялись, заплакали. А Ванечка все вопил:
– Это не я, она сама, сама пришла!!!
Не кричала одна только Маша. По ее красивым щечкам беззвучно текли крупные слезы, и она шепотом повторяла одно короткое слово:
– Нет, нет, нет, нет, нет…
И мотала головой.
* * *
Мать, забравшая Ванечку из детского сада, разбираться с ним не стала, велела сидеть и дожидаться отца в своей комнате. И он сидел в своей комнате, потом стоял в своей комнате, потом лежал в ней и даже прыгал. Это было хуже, чем тихий час. Время до прихода отца тянулось нестерпимо долго. И без того немаленькая вина за время ожидания разрослась и достигла масштабов вселенской катастрофы. К приходу отца мальчик был готов сознаться и повиниться в чем угодно. Родителям даже не пришлось его уговаривать. Как на духу, меньше чем за минуту он выпалил стыдную правду и скорбно замер, уронив на грудь свою непутевую головушку.
– Что ты сделал не так? – после долгой, разрывающей остатки души и сердца паузы, спросил отец.
Тихий отцовский голос действовал сильнее любого ора. Сильнее, чем мамины причитания. Вообще сильнее всего на свете. От шока мальчик вдруг понял, в чем его ошибка, и даже, запинаясь, попытался ее озвучить.
– Я… я… Нине Павловне… сама пришла… а ведь это я… – Говорить дальше сил не было, и он снова расплакался.
– Слава богу, – дав сыну отрыдаться, с облегчением произнес отец, – понял все-таки… Не ожидал, что мой сын вырастет в трусливого обманщика. Ну хоть понял…
Раскаяние несчастного Ванюши было настолько трогательным и искренним, насколько только может быть первое настоящее раскаяние. Смотреть на это было невыносимо. Родители, не выдержав душераздирающего зрелища, с двух сторон обняли бедного мальчика, и отец преувеличенно бодро скомандовал:
– Отставить слезы! Все еще можно исправить!
– Как? – не поверил Ванечка, но плакать перестал.
– Не как, а чем. Честностью.
– А что, так можно? – боясь поверить, но начиная уже осторожно надеяться на лучшее, спросил Ванюша. – Вот так можно все исправить – честностью?
– Да, можно, и это легко.
– Что мне надо сделать?
Ванюша был готов буквально на все. Если понадобится, он отдаст Маше все свои игрушки. И даже любимых пластиковых индейцев, привезенных папой с научного симпозиума в Белграде. К счастью, отец не потребовал от него таких жертв, но и помогать не стал, а просто сказал:
– Думай.
Ваня был очень сообразительным мальчиком, да и родители буквально подталкивали его к правильному решению. Поэтому размышлял он недолго. Набравшись храбрости и решив отныне всегда быть самым честным человеком в мире, он, чтобы не передумать, на одном дыхании выпалил:
– Надо завтра всем сказать, что это я предложил Машке трусы снять!
Родители синхронно кивнули. Мальчик облегченно выдохнул и впервые за этот долгий и трудный день улыбнулся.
* * *
Вечером от перевозбуждения Ванечка долго не мог заснуть, ворочался, представлял завтрашнее утро. Ужасался и восторгался одновременно. Боялся. В конце концов, обессиленный, пошел в туалет, твердо решив по возвращении все-таки уснуть, чего бы это ему ни стоило. На обратном пути он услышал голоса, доносившиеся из родительской спальни, и в нерешительности остановился. Что подслушивать нельзя, Ванечка усвоил, кажется, с самого рождения. Но день сегодня выдался особый, он сильно устал и сопротивляться любопытству сил не имел. На цыпочках подойдя к двери, Ванечка прильнул к ней ухом и услышал…
– …Знаешь, а мне кажется, это ты во всем виноват, со своим прогрессивным социал-демократическим воспитанием. Мальчики не должны лазить в трусы к девочкам, а девочки должны быть скромными. Сейчас ему почти шесть, и сегодня это смешно, а завтра, а послезавтра? Хочешь через десять лет сорокалетним дедушкой стать? Мораль и божеские законы нужно вдалбливать в ребенка с детства.
– Ир, ну прекрати, мы же договорились… Вырастет – сам решит, какие у него будут законы. Божеские, коммунистические, атеистические или законы физики, например. И не такая уж ты фанатично верующая. Не строй из себя старушку в черном платочке со свечечкой.
