Должно быть, удивление в его голосе было слишком явным: Дерек напрягся и, кажется, лишь усилием воли заставил себя не обернуться.
– Мне порой кажется, что магистром патрицианцев должен был стать ты, а не я, – проговорил он.
– И дать обет целомудрия?! – возмутился Лукас. – Вот ещё. А денег у меня и так больше, чем мне надо.
– Денег… Да, я знаю. Более десяти тысяч у ростовщиков по всей стране. Несколько земельных наделов. Дома в разных городах, хотя родовым замком ты так и не обзавёлся. Почему, кстати? Тебе ведь давным-давно пожаловали титул.
– Родовой замок тянет слишком много средств, – коротко сказал Лукас. – Я вижу, ты наводил обо мне справки, Дерек. Что ещё расскажешь?
– Ты так и не женился, хотя наплодил немало бастардов. Никем из них не интересовался. Кстати, если захочешь, я расскажу тебе о некоторых. Они уже подросли.
– Благодарствую, – холодно ответил Лукас. – Если бы я хотел, я бы сам выяснил. Что ещё?
– Успокойся, – Дерек обернулся, продемонстрировав свою патрицианскую улыбку – уголками губ. – Я не собираюсь на тебя давить. По правде говоря, на тебя и не особо надавишь. Ты в самом деле умудрился построить свою жизнь так, что у тебя почти не осталось слабых мест…
– Не почти, мессер магистр.
– У всех есть слабые места, – мягко сказал Дерек.
– Тогда почему ты всё ещё не заставил меня сделать то, что тебе нужно?
Дерек вздохнул, но тут же улыбнулся снова.
– А ты и впрямь почти не изменился. Седина не в счёт.
– Если ты говоришь о моём подходе к жизни – то, разумеется, нет.
– Ты когда-то неплохо служил ордену.
«О, – с раздражённым облегчением подумал Лукас, – наконец-то к делу».
– Да, – терпеливо сказал он. – И орден неплохо мне платил. Но теперь мне ничего не нужно.
– Лукас, я могу задать тебе личный вопрос?
– Ты ещё спрашиваешь, – рассмеялся Лукас – и смех вышел почти не натянутым.
– Ради чего ты живёшь?
Лукас знал, что его лицо не изменилось – умением контролировать внешние проявления своих чувств и мыслей он овладел давно. Но он подумал, что совершенно не зря давным-давно избавился от пагубной привычки иметь друзей.
– Это и есть твой вопрос? – любезно поинтересовался он.
– Спасибо, – кивнул Дерек – так, будто получил ответ, и эта мысль неприятно покоробила Лукаса.
– Ты хочешь, чтобы я участвовал в этой войне, – резко сказал он. – Причём на стороне герцогини. И не собираешься говорить, зачем. Я и прежде никогда не делал того, цели чего мне не удосуживались объяснить, и ты это прекрасно знаешь.
– Ты всё равно не поверишь, если я назову тебе причину.
– Уверен?
– Я просто забочусь о тебе, – прохладно сказал Дерек. – Эта война перевернёт всё с ног на голову, и не один раз. Не зная подноготной, будет трудно сделать правильный выбор. А от него зависит многое.
– Что именно, Дерек? Если ты печёшься о моём состоянии, которое может отобрать новый монарх, – так для меня это не столь уж страшная утрата.
– Но это будет страшной утратой для меня, – вполголоса сказал тот.
Лукас сухо усмехнулся.
– И слова эти принадлежат магистру патрицианцев, а вовсе не Дереку Айберри?
– Да, – легко согласился Дерек.
Лукас улыбнулся – на сей раз без тени иронии.
– Сразу бы так и сказал. Но это напрасная забота, Дерек. Я… не тот уже. Поверь на слово.
– Прости, но не поверю. Просто ты устал.
– Я никогда не устаю.
– Значит, утратил азарт.
Лукас приподнял уголки губ, копируя усмешку Дерека. Сходства, видимо, удалось достичь, потому что тот слегка нахмурился.
– Полагаешь, сможешь мне его вернуть? – поинтересовался Лукас, и тут уж Дереку нечего было ответить.
Сквозняк вдруг опротивел окончательно. Лукас поёжился, потёр ладони и отошёл к балюстраде, туда, где горели огни факелов. Там он приник к поручням, лёг на них верхней половиной тела, крадя тепло нагретого камня.
– Ты даром потерял время, Дерек, – бросил он, не оборачиваясь. – Я благодарен тебе за заботу, но передай своим братьям, чтоб на меня не рассчитывали.
– Ты можешь потерять всё.
– Пусть. Не впервой. А если и так – награблю новое, вот и появится охотничий азарт, о котором ты толкуешь.
Дерек за его спиной вздохнул. Лукас легко улыбнулся и окинул взглядом нижний ярус Большого тронного зала. Ага, они уже и забаву начали. Королеве Ольвен снова неймётся испить кровушки. Жертвой на сей раз стал молодой человек, видимо, из рыцарей Годвина – всклокоченный и неважно одетый. Похоже, его вытащили прямо из-за стола.
– Бедняга, – посетовал Лукас вслух, на деле не испытывая ни малейшего сочувствия. Королева Ольвен, конечно, бабёнка вздорная, но, прямо как Дерек, всегда бьёт в уязвимое место. И если казнит, то за дело.
– Кто? – Дерек подошёл к нему, тоже взглянул вниз. – А! Снова судилище устроили. Но этому парню повезёт.
– Откуда ты знаешь?
– Это же Марвин из Фостейна. Ему всегда везёт.
– Правда? – Лукас посмотрел на рыцаря. Тот стоял к балюстраде вполоборота, лица его Лукас различить не мог, но видел, что рыцарь молод – совсем ещё щенок, высокий, светловолосый, хорошо сложенный. Не слишком крупный, но и не тщедушный – золотая середина, идеальная для битв с противником почти любой комплекции, гарантирующая к тому же успех у большинства женщин. Лукас смотрел на него с симпатией – пятнадцать лет назад он сам был таким.
– А за что его?
– Кажется, девицу обесчестил.
– Наш человек, – одобрительно кивнул Лукас. – Ольвен его казнит.
– Вряд ли. Он как раз в её вкусе.
– Значит, отымеет, а потом казнит, – усмехнулся Лукас и, потеряв к мальчишке интерес, развернулся к залу спиной. – Я был рад видеть тебя, Дерек.
– Я тоже. – Он помолчал, потом как бы между прочим добавил: – Ты завтра будешь участвовать в турнире?
– Единый сохрани! – передёрнулся Лукас. – Делать мне больше нечего.
– Ты бы побил их всех.
– Конечно. Ну и что?
– Тебе не любопытно проверить свою форму?
– Дерек, – вздохнул Лукас. – Ты же вроде бы согласился, что мы уже не мальчишки.
– Это да, – вздохнул тот в ответ. – Прости. Ты прав. Турниры, как и войны, выигрывают молодые щенки.
– И это их право.
– Согласен. К слову, можешь обернуться и посмотреть на щенка, который победит завтра.
Лукас бросил беглый взгляд через плечо.
– Этот Марвин? Думаешь?
– Знаю. Он всегда выигрывает.
Лукас снова посмотрел вниз. Судилище, похоже, завершилось: нежная блондиночка повязывала на шею рыцаря свою ленту. Что бы это значило? Всё-таки женили, небось. Ну, не худший вариант.
Рыцарь принял дар своей месстрес, почти насильно поцеловал её ладонь и встал с колен. Лукас увидел его лицо.
Будто почувствовав это – хотя сейчас за ним наблюдало не меньше сотни человек – Марвин поднял голову и встретился с Лукасом глазами. На одно мгновение, не задержав взгляда, – но Лукасу хватило этого мгновения.
– Какой занятный… волчонок, – проговорил он, глядя, как юный рыцарь под всеобщее шушуканье идёт к двери – с победной ухмылкой и гордо расправленными плечами. – Расскажи мне про него.
– Ничего интересного. Вассал Годвина, средней знатности и достатка. Родных нет, не считая семьи невесты – тоже какая-то мелкота, из южной доли, кажется. Горячая голова, быстрая рука, много гонора, много спеси. Вряд ли доживёт до двадцати пяти.
– Мы с тобой дожили.
– Мы другие были. Знали, чего хотим. А этому – лишь бы драку пожарче.
– Потому он и побеждает, – сказал Лукас и выпрямился. – Думаю, ещё увидимся?
– Да, наверняка, – кивнул Дерек. – На турнире ты как минимум поприсутствуешь?
– Вполне вероятно.
– Тогда увидимся.
– Увидимся.
Они не пожали друг другу руки на прощанье – раскланялись, без чопорности, но вполне формально. Зато это было честно.
Дерек двинулся к выходу из галереи, потом обернулся на полдороге. Лукас ждал этого и смотрел на него с лёгкой полуулыбкой, приподняв уголки губ.
– Вряд ли есть смысл просить тебя подумать о моём предложении?
– Я мог бы пообещать, но ты же знаешь, что я не стану думать.
– Знаю. По-моему, ты уже всё решил, – сказал Дерек и вышел.
Лукас проводил его взглядом, раздумывая о тоне, которым были произнесены последние слова. Дерек нравился ему – даже теперь, но Лукаса и в давние времена злило то, что он всегда знал о чувствах и мыслях собеседника больше, чем сам собеседник. Правда, никогда не говорил об этом прямо, и потому эту неприятную способность ему можно было простить.
Грохот внизу оторвал Лукаса от этих мыслей, вновь вызвавших смутную раздражающую тревогу. Он взглянул вниз, почему-то ожидая обнаружить источником шума молодого рыцаря, но тот уже скрылся.
Тяжёлые створки двери в Большой зал были распахнуты настежь, и на пороге в полном боевом облачении стояла Артенья, герцогиня Пальмеронская, старшая сестра короля.
– Сколько их там ещё? – спросил Марвин, протирая платком влажную ладонь.
– Вроде бы никого уже не осталось, – радостно отозвался оруженосец. Марвин хмыкнул:
– Ничего, вылезут. Всегда под конец ещё кто-то находится.
Он медленно перебрал пальцами правой руки, слушая, как похрустывают суставы. Рука не устала ни капли, напротив, без древка пальцам было одиноко. Марвин не любил, когда его руки пустовали: в них всегда должно находиться либо оружие, либо ручка винного кувшина, либо упругая женская плоть. Иначе они и вовсе не нужны.
– А всё-таки лучше бы вы под самый конец выходили, мессер, – с сожалением сказал оруженосец. – Оно куда как эффектнее…
– Дурак, – беззлобно обронил Марвин. – Тот, кто побеждает победителя, может похвастаться разве что удачливостью. Одного человека одолеть всяко проще, чем двадцать.
– Даже если он одолел предыдущих девятнадцать? – усомнился оруженосец.
– И девятнадцать раз лишил меня удовольствия, – сказал Марвин и поднялся. – Ну, что, по-прежнему тихо? Чего он ждёт?
– Кто, мессер?
– Не знаю. Но должен же кто-то выйти.
Солнце уже стояло в самом зените и припекало неожиданно сильно для конца осени. Обычно к полудню турниры завершались – рыцари выдыхались, а благородному собранию надоедало сидеть на одном месте. Но сегодня никто особенно не торопился – каждому хотелось подольше понежиться на капризном осеннем солнышке. Правда, этому мешал довольно сильный ветер, на котором отчаянно трепетали ленты и знамёна, и от их беспорядочного мельтешения рябило в глазах. Стремясь задобрить короля, сэйр Годвин постарался на славу: долина пестрела разноцветными палатками и флагами, наскоро собранные трибуны были увиты цветами и плющом – символом королевского дома Артенитов. Само ристалище засыпали специально привезённым цветным песком – чтоб благородные рыцари не переломали кости, когда Марвин станет вышибать их из седла. Это был мирный турнир, знаменующий долгожданное усмирение мятежного вассала, и устроитель празднества недвусмысленно намекнул Марвину, что кровавая баня сегодня нежелательна. Марвин лишь ухмыльнулся – похоже, и впрямь настращали королевский двор его буйным помешательством. Небеспричинно, впрочем, – редкий турнир с его участием обходился без жертв. Но на сей раз он склонил голову – устроитель не преминул сообщить, что это особое распоряжение королевы Ольвен, которая со вчерашнего дня пребывает в редкостно благодушном настроении, и уж кто-кто, а Марвин был заинтересован поддерживать его всеми силами.
Он и вправду был заинтересован – поэтому даже не стал убивать сэйра Тайвонга, как обещал накануне. То есть прилюдно не стал – удар тупым концом копья пришёлся старшему королевскому сержанту аккурат в щель между шлемом и кирасой, перебив гортань. Его унесли с ристалища синеющего, судорожно хватающего воздух ртом – Марвин знал, что проживёт он не больше часа. Но требование короля – верее, королевы – он выполнил: из тела бедняги гвардейца не пролилось ни капли крови, вся ушла в лицо. Марвин провожал его взглядом не дольше, чем остальных своих противников (включая новоиспечённого сэйра Валиса, отделавшегося позорным падением), а потом развернулся к бурно аплодирующим трибунам и в очередной раз отсалютовал в сторону ложи месстрес Бьянки. Её голубая лента трепетала у наконечника его копья, хотя сегодня этот наконечник ни разу не коснулся чужого щита: Марвин учёл всеобщий миролюбивый настрой и вызывал противников только ударом тупого конца копья о щит, и они отвечали ему тем же. Хотя он знал как минимум парочку тех, кто с удовольствием убил бы его, если бы смог.
Но в том-то и дело, что они не могли.
