Очень трудно в наше время быть личностью, просто реальной, настоящей личностью. Каждый из нас собирает по штриху от разных образов, коим несть числа, – вместо того, чтобы оставаться самим собой.
И среди всеобщего притворства как можно говорить о родстве душ? Ведь у нас нет настоящих душ.
Доходило до того, что я порой задавался вопросом: реальный ли я человек или нечто иное? Я бы что угодно совершил, чтобы снова почувствовать себя настоящим человеком.
Джилпин, открыв дверь, впустил меня в ту самую комнату, где мы беседовали ночью. Посреди стола стояла коробка в серебристой упаковке – подарок Эми.
Я опешил, уставившись на нее, настолько зловещей показалась мне эта вещь в новой обстановке. В сердце закрался страх. Почему я не обнаружил ее раньше? Я должен был обнаружить ее раньше.
– Пройдите, пожалуйста, – сказал детектив. – Нам бы хотелось, чтобы вы взглянули на это.
Я развернул упаковку так осторожно, будто ожидал обнаружить там отрезанную голову. Но нашел только конверт из плотной синей бумаги. Первый ключ.
– Представьте себе наше замешательство, – усмехнулся Джилпин. – Разыскиваем пропавшего человека и вдруг находим тут записку с загадкой.
– Моя жена любила играть в охоту за сокровищами…
– Точно! В годовщины вашей свадьбы. Ваш тесть упоминал об этом.
Я открыл конверт и вынул лазурный листок бумаги – из письменных принадлежностей Эми, – сложенный пополам. Горечь подступила к горлу. Все эти охоты за сокровищами в конечном итоге сводились к одному-единственному вопросу: «Кто же такая Эми?» (О чем думает моя жена? Какие события истекшего года показались для нее значимыми? Какие случаи осчастливили ее? Эми, Эми, Эми… Думать нужно только об Эми.)
Первый ключ я читал со стиснутыми зубами. И без того небось кошмарно выгляжу, а тут еще воспоминания об атмосфере, в которой прошел последний год нашей супружеской жизни.
Хочу быть твоей ученицей,
Учитель, красавец, мудрец.
Отдам тебе разум и тело,
Не нужно букетов, за дело.
Зови на ковер в кабинет
Скорей, доказать я хочу —
Чему-то и я научу.
Как привет из другой жизни. Если бы дела разворачивались по замыслу моей жены, то вчера она вертелась бы неподалеку от меня, пока я читал бы эти стишки, и сгорала от нетерпения, как от лихорадки. «Ну, разгадай… Ну, разгадай меня».
И в завершение она непременно спросила бы: «Итак?»
– О! Я, кажется, разгадал загадку! – воскликнул я. – Скорее всего, она имеет в виду мой рабочий кабинет в колледже. Я там преподаю. Ха! Думаю, это правильный ответ. – Прищурившись, я перечитал записку. – В этом году она решила не слишком мудрить с заданием.
– Если хотите, я вас отвезу, – сказал Джилпин.
– Не стоит, я взял машину Го.
– Тогда я поеду следом.
– По-вашему, это важно?
– Конечно. Нам нужно узнать о ее передвижениях за день-два до исчезновения. Это совершенно необходимое дело. – Он взглянул на бумагу. – А знаете, это, должно быть, приятно. Как в кино – поиски клада. Мы с женой дарим друг другу открытки и что-нибудь вкусное. Но в вашей семье, похоже, все обстоит куда лучше. Вы не теряете романтику в отношениях.
После этого Джилпин потупился и, глядя на носки туфель, позвенел ключами от автомобиля.
* * *
Руководство колледжа выделило мне кабинет размером с гроб, где с трудом помещались письменный стол, два стула и несколько полок. Мы с детективом пробирались туда сквозь толпу студентов c летних курсов – и совсем юных (скучающих, но деловых, живо нажимающих кнопки телефонов, вводя сообщения или скачивая музыку), и людей взрослых, серьезных, – должно быть, уволенные сотрудники молла пытались строить новую карьеру.
– А что вы преподаете? – спросил Джилпин.
– Журналистику. Работу в редакции журнала.
Девочка, набиравшая на ходу эсэмэску, едва не врезалась в меня. Шагнула в сторону, даже глаз не оторвав от мобильника. Неужели я такой старый и неинтересный?
– Я думал, вы больше не занимаетесь журналистикой.
– Кто умеет – делает, кто не умеет – учит других, – улыбнулся я.
Отперев двери, я ступил в затхлую, пыльную атмосферу кабинета. Из-за летних каникул я не был здесь уже несколько недель. На столе лежал конверт – несомненно, вторая загадка.
– Ключ вы всегда при себе носите, с другими? – спросил Джилпин.
– Ну да.
– Как Эми могла завладеть им, чтобы войти сюда?
Я надорвал край конверта.
– У нас дома есть запасной. – Эми сделала дубликаты со всех моих ключей – я вечно забывал, где их оставил; это относилось и к кредитным карточкам, и к мобильным телефонам. Но признаваться в этом сыщику не хотелось. – А почему спрашиваете?
– Просто интересуюсь, мог ли кто-нибудь видеть, как она сюда прошла. Сторож или еще не знаю кто…
– Тут не живет Фредди Крюгер, я бы заметил.
– Не видел ни одного фильма о нем, – сообщил Джилпин.
Внутри конверта лежали две сложенные бумажки. На одной нарисовано сердечко, а на второй – ключ.
Две записки. Мои кишки скрутились в узел. Один бог знает, что Эми хотела сказать. Я развернул бумагу с сердечком и, не дожидаясь, когда детектив приблизится, впился глазами в строки.
Мой любимый муж!
Думаю, прекрасной идеей было использовать этот храм знаний для того, чтобы сказать тебе, какой ты замечательный. Не буду излишне многословна. Я восхищаюсь твоим умом – загадочная статистика и анекдоты, странные факты и поразительная способность цитировать кинофильмы, остроумие и логика. Прожив несколько лет вместе, супруги могут позабыть, какими замечательными они считали друг друга вначале. Я помню, как мы повстречались впервые, как ты ослепил меня, поэтому хочу уделить минутку и заверить, что я все помню и не устаю повторять: ты ВЕЛИКОЛЕПЕН.
Я сглотнул слюну. Джилпин, читавший через мое плечо, вздохнул:
– Славная женщина. – А потом откашлялся. – Гм… а это ваше?
Незаточенным концом карандаша он подцепил предмет женского нижнего белья – красного цвета шелковые кружевные трусики, которые висели, приколотые кнопкой под кондиционером.
– Ох, черт побери. Весьма неловко…
Но Джилпин ждал объяснений.
– Понимаете… мы с Эми… Ну ладно, вы же прочли ее записку. Мы некоторым образом… Ну, знаете, иногда в отношения стоит внести немного остроты.
– О, я понял! – Детектив сверкнул улыбкой. – Похотливый профессор и непослушная студентка. Я понял. Вы в самом деле поступаете правильно.
Я потянулся к белью, но Джилпин уже выудил из кармана прозрачный пакет и сунул трусики туда.
– Простая предосторожность, – пояснил он.
– Только не это! – взмолился я. – Эми умрет, если… – Я оборвал фразу.
– Не волнуйтесь, Ник, это всего лишь положенная процедура. Вы даже не представляете, насколько мы связаны правилами. Перестраховка на перестраховке, до смешного доходит. Так что же говорит наша подсказка?
Я снова позволил ему прочитать записку поверх моего плеча. Запах свежести, исходящий от сыщика, мешал сосредоточиться.
– Так что же из этого следует? – повторил он.
– Понятия не имею, – соврал я.
* * *
Избавившись наконец-то от Джилпина, я бесцельно проехал по шоссе, а потом набрал номер на мобильном. Звонок не приняли. Сообщение я не стал оставлять. Прибавил газку, как будто куда-то тороплюсь, и через сорок пять минут вернулся в город, чтобы встретиться с Эллиотами в гостинице «Дэйз». Прошагал через вестибюль, битком набитый участниками съезда Среднезападной ассоциации аутсорсинговых компаний по расчету заработной платы – везде, где только можно, стояли дорожные сумки, а их владельцы попивали бесплатные прохладительные напитки из пластмассовых стаканчиков, хрипло смеялись и обменивались визитками. Поднялся в лифте с четырьмя лысеющими мужчинами в летних рубашках, с круглыми животами женатиков, туго обтянутыми ремнем.
Мэрибет открыла дверь, не прекращая разговаривать по мобильному. Кивнула в сторону телевизора и шепнула мне:
– Там есть лоток с колотым льдом. Если хочешь, бери, дорогой.
А потом направилась в ванную и закрыла за собой дверь, продолжая болтать.
Она присоединилась ко мне через несколько минут, успев как раз к началу пятичасовых новостей из Сент-Луиса. Выпуск был посвящен пропаже Эми.
– Великолепная фотография, – прокомментировала Мэрибет, глядя на экран, откуда взирала на нас моя жена. – Люди увидят ее и поймут, какова Эми на самом деле.
Портрет Эми удался на славу, спору нет, но использовать его все же не следовало. Казалось, что женщина с фотографии следит за тобой, как со старинного портрета в доме с привидениями, и даже поводит глазами слева направо.
– Нужно передать полиции несколько простых фотографий, – сказал я. – Обычных бытовых фотографий.
Эллиоты одновременно кивнули, но ничего не сказали, глядя в экран. Когда передача закончилась, Ранд проговорил:
– Что-то тошно мне.
– Я тебя понимаю, – заверила его Мэрибет.
– А ты как себя чувствуешь, Ник? – спросил Ранд, наклоняясь вперед и опираясь руками о колени, будто хотел встать с дивана, но не было сил.
– Сказать по правде, я в полном разладе. Никогда не чувствовал себя таким беспомощным.
– Все хотел спросить: как насчет ваших работников? – Ранд все-таки поднялся, подошел к мини-бару и налил себе имбирного пива. – Кто-нибудь чего-нибудь хочет?
Я покачал головой, а Мэрибет попросила содовой.
– Может, чуть-чуть джина, детка? – Голос тестя раскатисто завибрировал на последнем слове.
– Да. Конечно. Непременно. – Мэрибет закрыла глаза и сложилась пополам, опустив голову между коленями, глубоко вздохнула и вернулась в прежнюю позу, как будто выполнив упражнение йоги.
– Отдал полный список, – сказал я. – Но вряд ли стоит искать среди них – бизнес у нас вполне спокойный.
Ранд приложил ладони к щекам и поднял, собирая кожу складками ниже глаз.
– Само собой, Ник, мы проделаем то же с нашими бизнес-партнерами.
Мэрибет и Ранд упрямо именовали свою книжную серию «Удивительная Эми» бизнесом, что не могло не казаться мне сущей глупостью. Детская книжка о девочке, на обложке которой нарисована мультяшная версия моей Эми. Но несомненно, для них книжная серия являлась семейным предприятием, крупным капиталовложением. На этих книгах в течение двух десятилетий воспитывались младшие школьники, главным образом из-за контрольных опросов в конце каждой главы.
Например, в третьем классе Эми взяла в оборот своего приятеля Брайана, который перекармливал черепаху из живого уголка. Вначале пыталась урезонить его самостоятельно, но мальчишка продолжал упорствовать в своем заблуждении. У Эми не оставалось иного выхода, как накапать учительнице: «Миссис Тибблиз, я не хочу показаться ябедой, но не знаю, как быть. Я пробовала убедить Брайана, однако пришло время посоветоваться с кем-то из взрослых…»
Варианты ответа:
1. Брайан заявляет Эми, что она плохой товарищ, и перестает разговаривать с ней.
2. Ее робкая подружка Сьюзи говорит, что Эми не должна жаловаться учителю, а пусть лучше тайком от Брайана убирает лишнюю еду.
3. Главная соперница Эми, Джоанна, уверяет, что Эми просто ревнует и хочет сама кормить черепаху.
4. Эми ничего не желает слушать – она уверена, что поступила верно.
Какой ответ правильный?
Можно не ломать голову – Эми всегда права. И не думайте, что я не приводил этот аргумент в спорах с моей Эми. Приводил, и не раз.
Контрольные опросы – написанные двумя дипломированными психологами, которые вдобавок такие же родители, как и вы! – щекотали тщеславие покупателей, а их целью было выявление личностных черт ребенка. Кто ваш малыш? Неисправимый эгоист, невосприимчивый к критике, вроде Брайана? Бесхребетное существо, как Сьюзи? Завистница, похожая на Джоанну? Или само совершенство, точно Эми? Книги стали чрезвычайно модными среди возрождающегося класса яппи. Они казались наипрочнейшим оплотом системы воспитания. Кубиком Рубика от педагогики. И Эллиоты разбогатели. Достаточно привести один пример: каждая школа Америки желала заполучить книгу об Удивительной Эми в свою библиотеку.
– Вы полагаете, что этот случай может быть как-то связан с бизнесом «Удивительная Эми»? – спросил я.
– Да есть несколько человек, которых не лишне было бы проверить, – начал Ранд.
– Вы думаете, – хохотнул я, – что Джудит Верст похитила Эми для Александра и теперь у него не будет «ужасных, кошмарных, невыносимых и отвратительных дней»?
Ранд и Мэрибет повернули ко мне вытянувшиеся лица. Да, зря я выдал эту безвкусицу, но мой мозг часто рождал и не такие глупости в самый неподходящий момент. Не всегда получается контролировать извержение психических газов. Вот точно так же я напевал про себя «Бони Морони», стоило увидеть приятельницу из полиции. «Тоща, как макароны», – гремело в голове, в то время как детектив Ронда Бони убеждала меня в необходимости обыскать реку. Защитный механизм, внушал я себе, непредсказуемый защитный механизм. И рад бы прекратить…
Я принял изысканную позу и заговорил со всей вежливостью и осторожностью, как будто мои слова – тончайший и драгоценный фарфор.
– Простите меня, пожалуйста, сам не понимаю, зачем я это сказал.
