Рэй, с трудом ворочая разбитой челюстью (приложил, скот, знатно, удар, как у боксера-супертяжа), скупо рассказывает.
– Да… – глубокомысленно тянет хозяин, – а ты, парень, дурак-то редкий… Раз упустил. И не коси на меня своими бельмами кровавыми, я нихера вас, Уокеров, не боюсь. И папашу твоего бил, и брата-придурка, и теперь тебе, видишь, перепало. Хорошо перепало, а? Болит? Ну ничего, заживет. К девке своей съездишь через неделю. Она там, в городе, уже учится, наверно. Куча друзей, куча новых приятелей, а? Чего, зацепило? А нехер было все лето куролесить. Мог бы раньше все решить, если б в штопор не ушел. Короче говоря, слушай, дебил. Нравишься ты мне. Вполне мог бы моим сыном быть, если б тогда твоя мать… Ну да чего теперь. Не смотри так, ты – чистый Уокер, и не надейся даже. Ничего у меня с ней не было никогда. Просто… Могло бы. Если б дураком не был. Но я был. Молодой, глупый, все казалось, чего-то не видел, все впереди. А вот ты не будь. Если уж так у тебя с ней все. Не будь. Я расширяться планирую, пара соседних местечек уже охвачены. Надо Атланту глянуть, чего там да как. Поедешь смотреть место. И к девочке своей заодно заскочишь, мудаков местных попугаешь. У тебя это пи**ец, как хорошо выходит. И не затупи там, дебила кусок. Последний шанс у тебя. Не будет такого больше. У меня вот и этого не было. Так что цени, придурок малолетний.
Рэй провожает взглядом массивную фигуру супертяжа, моргает, приходя в себя. Ничего он, оказывается не замечал. Никого не видел вокруг. Думал, все люди – скоты. Звери.
В самом деле, придурок.
Уокер садится, затем со стоном поднимается и плетется умываться. Приходить в себя.
Неделя уходит на подготовку, решение вопросов, нервяк.
Старый байк преодолевает расстояние до Атланты за два часа.
Рэй встает подальше от шумной толпы студентов, спешащих к выходу, сканируя обстановку, и пытаясь придумать, что говорить при встрече с Керри. Как убеждать.
Паника накатывает холодным потом по спине, дрожью в руках. Рэй с недоумением смотрит на пальцы, выкидывает сигарету, прячет руку в карман. Острое ощущение собственного дебилизма не отпускает, усиливаясь многократно.
Зачем приехал? Дурак.
Она уже сделала свой выбор, еще там, когда отвернулась на школьном дворе.
Дурак. Уже опоздал, это точно.
За самобичеванием едва не пропускает куклу.
Видит, уже когда с крыльца спустилась и пошла к выходу с подружками.
Видит и застывает. Задыхается. Опять смотрит и не может оторваться, дурак, дебил конченый.
Жадно разглядывает тонкую изящную фигурку, с собранными на макушке волосами, с узких джинсиках и простой рубашке. Такая простая, милая и нереально красивая. И уже далекая. Сейчас гораздо дальше, чем тогда, когда увидел ее в школе впервые.
Не кукла больше. Звезда. Не дотянешься.
А сама не посмотрит.
Рэй смотрит на нее и, внезапно успокоившись, думает о том, что никаких у него нет шансов. Все зря.
Она и не заметит его в толпе студентов. Она и забыла уже о нем, как о самом страшном кошмаре в своей жизни.
И, если заметит, то сделает вид, что не знает. И уж точно не шагнет навстречу. Никогда.
И тут Керри, словно что-то почувствовав, оборачивается и безошибочно находит его глазами. Он не отводит взгляд, ожидая, когда отвернется, как тогда, в колледже. Уже спокойно принимая поражение, понимая, что это конец.
А она смотрит и смотрит, застыв, нервно сжимая учебники в руках.
А затем опускает руки, роняя книжки прямо на землю, и идет к нему.
* * *
Керри
Новая жизнь оглушает, вертит, крутит, засасывает.
Новое место, новые знакомства, даже приятели, учиться легко и приятно. Стипендии не хватает, но если ужаться, и еще пару факультативов повести, и еще деньги за победу в чемпионате штата между университетами по художественной гимнастике…
В целом хватает.
Жизнь настолько поменяла свой полюс с минуса на плюс, что даже страшно порой, может это не на самом деле?
И только сны остаются прежними, подтверждая, что все, что с ней сейчас происходит, реально.
В этих снах она снова в его власти, снова горит в его руках, задыхается от поцелуев.
Ее личный персональный кошмар смотрит на нее темными бешеными глазами, и в них отражается свет луны. Той самой, что разделила с ней ее боль когда-то.
Керри просыпается вся мокрая, с холодеющими пальцами и тянущей болью в низу живота.
Она не скучает, нет.
И она совсем не хочет ничего про него знать.
Ничего.
И она не выискивает его машинально взглядом в толпе.
И она не вздрагивает от резкого стука рамы в окне. Больше не вздрагивает.
Не замирает в ожидании.
И не верит своим глазам, когда на университетской стоянке видит темную мрачную фигуру, привалившуюся вальяжно в старенькому байку.
Она не верит глазам, но улыбается.
Потому что ее кошмар с ней.
12. Керри
Уокер не изменился. Он по-прежнему жесток, по-прежнему агрессивен в сексе. В сексе – особенно.
Керри лежит на его груди, пытаясь отдышаться после второго раунда, и никак не может. А он как-будто и не устал. Дышит, ровно и спокойно. Курит, выпуская дым в потолок. Гладит ее по распущенным кудрявым волосам, перебирает их пахнущими бензином и непонятными металлическими отдушками пальцами.
И молчит. По-прежнему. Ничего не изменилось с их последней встречи. Словно вчера расстались. Словно не было этих долгих месяцев, этого окончательного, полного разрыва.
Керри невольно тянется за его, так непривычно ласкающими пальцами, и думает, как ей дальше быть? Что делать?
Вроде бы уже все, освободилась от него, забыла. Тонкий внутренний голосок тут же сообщает, что это не так. Что вообще не забыла. И вряд ли забудет. Теперь-то точно нет. Он опять в ее жизни. Он не позволит. Забыть.
Керри невольно вспоминает, как он встретил ее сегодня днем у университета.
Как замерла она, углядев знакомую плечистую фигуру, опершуюся на старенький байк. И лицо. Она вздрогнула от привычного безумия, одержимости в его взгляде. Всегда он так на нее смотрел. С самого первого дня. Пугал. Настораживал. И никогда не хотелось ей знать, что там, за этим черным бешенством.
Пришлось узнать.
Ничего хорошего.
Так почему же пошла к нему сегодня днем? Почему? Про все забыв? Не задумываясь о том, как это выглядит со стороны, только его видя. Только окунаясь опять в их привычное безумие. Одно на двоих?
Уокер смотрел на нее, и, по мере того, как она приближалась, выражение глаз его менялось. Лицо – безэмоционально. В зрачках – буря. Неуверенность? Надежда? Радость?
Огонь. Сумасшествие.
Голод.
Керри подошла, забыв про оборненные книги, про застывшую в стороне Дебору, с которой так и не договорилась про подготовку к семинару. Забыла. Про все забыла.
Она хотела поздороваться. Хотела нейтрально сказать: «Привет». Спросить, как дела? Чем он занимался все это время? Зачем приехал?
Не успела. Уокер в своем стиле, просто притянул ее к себе, наплевав на всех, кто мог их видеть, на полный студентов двор универа, и впился в с готовностью раскрывшиеся губы голодным долгим поцелуем. Настолько голодным, что, казалось, сожрет ее сейчас, ничего не оставит. Настолько долгим, что Керри даже на ногах не устояла, обвисла в его руках, подчиняясь. Позволяя. Отвечая.
Уокер ненасытно целовал ее, тискал, как всегда, грубо и больновато, но каждое его движение запускало такую знакомую сладкую дрожь по телу. И там, где он прикасался к ней, горело, болело и тянуло, желая большего. Желая еще этих прикосновений, еще этих жестких пальцев на коже, еще этой его безграничной власти над ней. Нисколько она не освободилась за лето. Нисколечко.
Рэй, похоже, без колебаний и с удовольствием поимел бы ее прямо здесь, на переполненной стоянке университета, но Керри внезапно не согласилась. В чувство ее привел веселый издевательсткий свист, раздавшийся из толпы кучкующихся неподалеку и с удовольствием наблюдающих за бесплатным порно студентов. Она застонала, уперлась ладонями к плечи и начала уворачиваться от поцелуя. Рэй заметил сопротивление не сразу, а, может, и сразу, просто не придал ему значения. Как обычно. Но все же остановился через какое-то время. Сжал ее еще крепче в своих лапах, перевел взгляд с испуганно-умоляющего лица на свистунов, и там все ожидаемо умерло. Потому что здесь, конечно, Уокера не знали, большой город, все-таки, но то, что не стоит бесить зверя, чувствовали.
Уокер посадил Керри на байк, выдал ей шлем, сел сам, дождался, пока она обхватит его ладошками, и рванул с ревом со стоянки. А Керри, прижимаясь к его крепкой спине, обтянутой байкерской курткой, без особого волнения и сожаления думала о том, что ее репутация отличницы, умницы и активистки безнадежно подмочена. И почему ей на это плевать?
Уокер привез ее, очень ожидаемо, в мотель. На окраине, предназначенный для путешественников, с отдельными входами с улицы в каждый номер.
Керри не бывала в таких местах, озиралась немного испуганно, и уже даже жалела, что согласилась приехать. А разве она соглашалась? Разве ее спрашивали?
Уокер открыл дверь, за руку завел Керри в номер и толкнул на постель. Все так же молча. Вот всегда он без слов обходился. И в этот раз себе не изменил.
Да Керри и не ждала слов. Иллюзий не было.
Податливо и так привычно выгибаясь под тяжелым горячим телом, она не закрывала глаза, ловя каждое изменение в лице своего любовника. Каждую эмоцию, которые только во время секса и проявлялись.
Голод, голод, голод… Дикий, мало контролируемый. Раздевал быстро, но как-то рвано, словно сдерживался. Чтоб не порвать. Сам снял только куртку и футболку. Черные, конечно же. На груди – новая татуировка. Что-то графичное – не рассмотреть… Потом, если будет возможность…
На белье выдержки уже не хватило, трусики отлетели в сторону никчемной тряпочкой, и Уокер жадно выдохнул, наклонился резко, провел языком по дрогнувшему животику. Поднял голову, встретился с помутившимся взглядом Керри, зарычал так низко и по-животному, что она опять дрогнула. Только от этой вибрации.
Резко навис над раскинувшейся на кровати девушкой, провел грубыми пальцами от мягких губ, по груди, животу. Словно заново помечая территорию. Исследуя. Ниже. Раздвигая складки. Проверяя. Хотя, чего там проверять? И так все ясно было. Керри от грубости его пальцев в себе чуть выгнулась и задышала часто, глаз не отводя от его лица. А Уокер резко вернул руку, лизнул подушечки пальцев, побывавших в ней, и глаза его стали еще чернее, зверее. Медленно, словно отпечатывая, провел по ее губам, протолкнул внутрь, даря смесь своего и ее вкусов. Да так и оставил во рту пальцы, неожиданно мягко двигая ими туда и обратно. Керри провела языком по всей длине, втягивая глубже.
И ровно в этот же момент Рэй сделал первое движение. В нее. Так неожиданно и долгожданно, что Керри не выдержала и вскрикнула. Тут же пальцы запечатали ей рот, не позволяя вырываться стонам. И это было так привычно, так напоминало прошлые их разы, у нее в комнате, в доме тетки, когда родственники сидят внизу, не подозревая, что с их племянницей вытворяет буквально в двух метрах от них самый плохой парень в городе.
Керри, даже не пытаясь бороться с нахлынувшими, наложившимися одни на другие воспоминаниями и впечатлениями, понятливо прикусила пальцы во рту, обняла своего зверя ногами и просто отдалась его силе и темпу. Жесткому, жестокому. В этот раз даже более жестокому, потому что, очевидно, что Рэй скучал. Очень скучал. Так скучал, что даже не хотел себя сдерживать. Не собирался. И Керри, у которой, в отличие от Уокера, никого все эти месяцы не было, сполна на себе это воздержание ощутила. Потому что ни вздохнуть нормально, ни ответить, ни двинуться она не могла довольно долго. Не позволял он ей, сжимая с такой силой, что, кажется, косточки хрустели. Движения его, жесткие, сильные, беспощадные, тем не менее, опять подталкивали ее за грань. За такую привычно-болезненную, но невероятно необходимую сейчас. Как и всегда с ним. Уокер сжимал, дышал сдавленно и шумно, ругался приглушенно, что всегда для него было признаком полной потери контроля, а потом начал целовать ее лицо. Беспорядочно, жадно, жарко. И было это до того неожиданно и до того вовремя, что Керри не смогла больше терпеть, ждать его. Сжала его ногами, выгнулась и кончила, болезненно остро, как всегда с ним. И даже немного сильнее. Так, как в своих снах видела. Хотела.
Уокер не заставил себя после этого долго ждать, впился в ее губы грубым поцелуем, обнял опять, сильно-сильно и застонал сдавленно, не отрываясь от ее рта.
И лежал еще какое-то время так, не отпуская, навалившись уже всем телом, внезапно ставшим невозможно тяжелым.
А потом выдохнул, разжал пальцы, намертво вцепившиеся в ее плечи, и… Опять начал целовать. Уже не так остервенело. Мягко, лениво, нежно. Непривычно для него. Совсем нехарактерно.
И Керри, очарованная его неожиданной лаской, обняла за шею, зарылась пальчиками в отросшие волосы, заглянула в светлые глаза, где уже не было первоначального, звериного вожделения. Только нежность. Такой контраст. Такая сладость…
Поцелуй был мягким и глубоким. Настолько сводящим с ума, что Керри опять обняла Уокера ногами, чувствуя наливающуюся твердость внутри себя. И желая ее.
И опять стонала, отвечала, подавалась сама к нему, такому неторопливо-сильному, такому возбужденному и внимательному. Этот контраст выбивал из колеи понимания происходящего похлеще, чем первоначальный, все сметающий на своем пути ураган.
Это было наслаждение в чистом виде, наслаждение, мягкость и сладость.
И даже, когда Уокер вышел и перевернул ее, заставив упереться в спинку кровати руками, это ощущение не потерялось. Только стало более пикантным, острым и заводящим. Оглушающим.
И теперь, после всего произошедшего, Керри остается только задаваться вопросом, что же это такое с ней происходит? Зачем она опять здесь? С ним? Почему ее кошмар имеет над ней такую власть? И почему он… Чего он хочет?
Керри понимает, что надо бы спросить. И не может. Пока не может.
Уокер докуривает, обнимает ее сильнее, пальцы его, запутавшиеся в ее волосах, становятся жесткими и подчиняющими.
И в следующее мгновение Керри, уткнувшись лицом в подушку и покорно отставляя попку, так, как ему хочется, понимает, что еще какое-то время не спросит о его намерениях. И, возможно, это будет длительный срок. Потому что Уокер, совершенно очевидно, очень соскучился.
Потом они опять лежат, он опять курит, она опять молчит.
– Завтра собирайся, – говорит он ей настолько неожиданно, что Керри вздрагивает. Голос его, тихий и хриплый, звучит непривычно. Забыла она уже, как он может говорить. Безапелляционно. Так, что возражать нет сил. Но надо.
– Куда?
– Я присмотрел квартиру… Вернее, не я, но неважно. Короче, сегодня едем смотреть.
– Зачем?
– Ты не хочешь смотреть? Ладно, без тебя.
– Нет, Рэй, – Керри приподнимается на локте, смотрит на него, – зачем мне? Я в общежитии живу.
– Нет. Ты живешь со мной.
Керри молчит какое-то время, осознавая происходящее.
Да, Уокер вообще, абсолютно не изменился. Зачем спрашивать ее мнение? Зачем интересоваться ее планами, чего она хочет, о чем она думает? Это неважно. Он уже все решил. Как тогда, когда взял ее в первый раз, без ее согласия. И это воспоминание неожиданно и больно бьет по сердцу, заставляя осознавать неприятную действительность. Что не любящий парень рядом с ней, хоть и хорошо с ним до нереальности. Нет. Рядом с ней ее кошмар. Ее ночной ужас. От которого она избавилась. Который сам избавился от нее. Забыл. Активно очень забывал. Так, что весь их городок вверх дном переворачивало. А теперь решил вспомнить. И опять давит. Опять заставляет. Вот только в этот раз не получится.
